Ирина Стрелкова - Одна лошадиная сила (повести)

• Название: Одна лошадиная сила (повести)
• Автор: Ирина Стрелкова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1984

В книгу входят повести «Похищение из провинциального музея», «Знакомое лицо», «Опять Киселев!» и «Одна лошадиная сила», действие которых происходит в наши дни в старинном русском городке и объединено одними и теми же главными героями: лейтенантом милиции и его добровольным помощником, школьным товарищем. Много драматических событий связано с подростками; писательница показывает, как важны знание их психологии, чуткость, тонкость в развязывании сложных узлов, как велика роль милиции в профилактической работе с молодежью.

СОДЕРЖАНИЕ:

Похищение из провинциального музея

Знакомое лицо

Опять Киселев!

Одна лошадиная сила

Иллюстрации: С. Воробьев

---

— Кто это?

— Галкин, зубной техник. Свой драндулет он никому не одолжит. Наверное, угнали, а? У Галкина угнать — это, брат, надо уметь. Не знаешь ты Галкина!

Первым уехал с Фабричной лейтенант на желто-голубой «Волге». Потом старшина за рулем грузовика, усадив рядом Куприянова. Оставшись один, Фомин при утреннем свете еще раз осмотрел асфальт вокруг очерченного мелом места, густую лужицу крови и поехал в горотдел.

Оттуда он первым делом позвонил в больницу. Дежурный врач — кто-то незнакомый Фомину, судя по голосу, молодой — сообщил, что необходимые меры приняты, но пострадавший все еще не пришел в сознание.

— Надежда есть или нет? — начальственно нажал Фомин.

— На такие вопросы не отвечаю! — заносчиво ответил дежурный врач, и в трубке запищал сигнал отбоя.

— Пижон! — сказал Фомин и поглядел на часы.

Уже семь. Главный врач Галина Ивановна приходит ни свет ни заря. Вскоре можно будет ей позвонить. Если пострадавшего спасут, дело будет абсолютно простым.

Он сам расскажет, что с ним приключилось. Мотоциклист его сбил, «Запорожец» или…

Фомин знал, что придумывание разных версий не его стихия. И фактов у него на руках маловато. К тому же еще неизвестно, ему ли достанется расследовать случай на Фабричной. Доложим начальству, что произошло за время дежурства, а там видно будет. Фомин достал из стола лист бумаги и грустно призадумался. Писанину он ненавидел. Но по работе ему доставалось писанины куда больше, чем увлекательных приключений. Пришлось даже обзавестись заново школьным словарем Ушакова. Фомин в него частенько заглядывал, боясь осрамиться перед судьями и адвокатами, читающими протоколы допросов.

В половине восьмого позвонил лейтенант ГАИ.

— Приветствую, Николай Палыч!.. Да тише вы, дайте поговорить! — В трубке слышался шум многих голосов. — Так вот, сообщаю. Белый «Запорожец» первого выпуска… Погоди, тут меня поправляют… Первого выпуска, но в прекрасном состоянии… принадлежит зубному технику Галкину. Угнан сегодня ночью не раньше половины двенадцатого… Погоди, тут меня поправляют… Не раньше чем без двадцати минут двенадцать. Владелец выглянул в окно, убедился, что машина на месте, и лег спать, а в шесть часов утра он проснулся… Погоди, меня поправляют… Проснулся с ужасным предчувствием, подбежал к окну и увидел, что машина исчезла. Он сразу же опросил соседей по дому… Можешь записать адрес: Гоголя, пятнадцать, двухэтажный дом… Соседи якобы не слышали ночью никакого шума, хотя обычно всегда указывали Галкину на то, что его машина превышает допустимые децибелы. Галкин считает поведение соседей подозрительным: они могли видеть похитителей, но не стали препятствовать и даже ликовали, предвкушая, что Галкина утром ждет удар… Погоди, тут меня поправляют… У Галкина гипертония. По данным на семь часов утра, давление двести двадцать на сто пятьдесят… это опасно для жизни… — Посторонние возгласы зазвучали громче. Фомин понял, что информацию корректирует сам владелец «Запорожца». — У меня все, — закончил лейтенант приглушенным голосом. — Значит, угон. Будем искать.

— Желаю успеха! — Фомин решил было приписать к случаю на Фабричной сведения о белом «Запорожце», но передумал. Не надо валить все в кучу. Угон — самостоятельное дело.

Опять зазвонил телефон.

— Милиция? Говорит Матвеева, главный врач больницы.

— Галина Ивановна! — обрадовался Фомин. — Здравствуйте. А я собирался вам звонить.

— Коля? Фомин? — У Галины Ивановны была удивительная память на пациентов. Она оперировала Фомина лет пятнадцать назад, можно сказать, вытащила с того света — его привезли из лагеря с гнойным аппендицитом.

— Галина Ивановна, я! Как там потерпевший? Пришел в сознание? Может говорить?

— Не может! — отрезала она.

— Умер? — вырвалось у Фомина.

— Типун тебе на язык! — прикрикнула Галина Ивановна. — Жив, но пока еще плох. Станет лучше — позвоню.

— Примерно когда?

— Тебе что было сказано? Позвоню!

Фомина заело любопытство: «С какой же целью она позвонила сейчас?» — но спросить Галину Ивановну он не решился, знал ее характер. Только предупредил:

— Я в девять сменяюсь. Если хотите позвонить мне… — Он назвал свой служебный телефон, словно бы случай на Фабричной уже числился за ним.

Она записала и стала расспрашивать про здоровье деда.

— Передай непременно, чтобы зашел ко мне показаться, а то я в горком нажалуюсь, что Фомин не следит за здоровьем. Понял? Так и передай. А теперь запиши… Бумага есть? Карандаш?

— Все есть. Я ж на дежурстве!

— Ну, пиши. Пострадавший — Александр Горелов. Работает слесарем в механическом цехе, живет на частной квартире, Пушкинская, тридцать шесть, на втором этаже, у пенсионеров Шменьковых… Записал?

— Спасибо, Галина Ивановна! Значит, он на какое-то время приходил в сознание? Он больше ничего не сообщил?

— Он вообще ничего не сообщил! — отчеканила Галина Ивановна. — Ты, Коля, каким был, таким и остался. В одно ухо вошло, из другого вылетело. Тебе русским языком было сказано: без сознания.

— Откуда же вам… — Фомин не договорил. Он не должен был доверяться словам врача «скорой». Он обязан был сам обыскать потерпевшего. Оказывается, документы при нем все-таки имелись. Или, может, письмо, квитанция…

Галина Ивановна не торопилась с ответом. Она заспорила с кем-то находившимся у нее в кабинете.

— Тут у меня один больной, — сообщила она наконец Фомину. — Умная, скажу тебе, голова! Приходит и говорит: «Если будут интересоваться из милиции…», и кладет листок, с которого я тебе диктовала…

«Это Киселев! — подумал с тоской Фомин. — Только он, больше некому. Опять Киселев!»

— Вот, даю ему трубку — не берет, — продолжала Галина Ивановна. — Кланяется тебе. Говорит, вы друзья детства. Киселев его фамилия…

II

Володя Киселев попал в больницу со сложным переломом голени. Дело было так. Утром он заглянул в исторический зал музея и увидел, что уборщица с помощью тети Дены устанавливает под главной люстрой хлипкую стремянку, створки которой соединяются лишь одним железным крючком. Старухи со свойственной их возрасту переоценкой собственных сил намеревались протереть запылившиеся хрустальные висюльки. Разумеется, наверх полез Володя. Уборщица и тетя Дена вцепились в стремянку, чтобы не разъехалась на скользком паркете. Она и не разъехалась. Подломилась верхняя перекладина, на которой балансировал Володя. Он сверзился, в общем-то, удачно. Высота потолка в зале — пять метров, а внизу — стекло витрин.

С Путятинской городской больницей у Володи было связано много грустных воспоминаний. Он привозил сюда мать в тяжелейшем состоянии, забирал домой с великой надеждой на выздоровление. И снова надо было укладывать мать в больницу, дежурить в палате, выспрашивать докторов. После смерти матери Володя старался не ходить Фабричной улицей, в начале которой стояло мрачное большое здание дореволюционной постройки из красного кирпича. Год назад старое здание отдали стоматологической лечебнице, а городская больница разместилась в новых корпусах — за рекой, в сосновом бору.

Врачи, медсестры, санитарки помнили Володю мальчишкой, прибегавшим к больной матери. Его положили в палату на двоих, вторая койка пустовала. Вечерами его навещала Галина Ивановна, прилежная читательница толстых исторических романов. Однажды Володя рассказал ей, что любимая дочь Кромвеля умерла в возрасте двадцати девяти лет от рака. Галина Ивановна уговорила его подготовить для врачей лекцию о том, чем болели Наполеон, Веспасиан, египетские фараоны… Володя с жаром взялся за интереснейшую историческую тему.

Сотрудницы музея приносили ему домашнюю снедь и книги. За его домом взялась приглядывать тетя Дена, не перестававшая всем повторять, что Володя страдает по ее вине. Она выкопала в огороде картошку, сняла яблоки. Сколько надо, засыпала в подпол, лишек снесла на базар. Однажды у Володи оказался в руках тетрадный листок с финансовым отчетом тети Дены и сто три рубля мятыми грязными бумажками. Он попросил перевести сто рублей Татьяне. Беспечная сестрица и не догадывалась, что он в больнице.

Каждый день после школы к Володе заходил Васька Петухов и показывал свой дневник. У Васьки имелось официальное разрешение, подписанное самой Галиной Ивановной, но, будучи истинным Петуховым, он не любил пользоваться парадным ходом. У Васьки с противоположной стороны в заколоченной наглухо двери была проделана и умело замаскирована тайная лазейка.

Уходя, он обязательно спрашивал с заговорщическим видом, не надо ли Володе курева или еще чего-нибудь из запрещенного медициной. Хладнокровно выслушивал Володин отказ, а в следующий визит опять осведомлялся, не надо ли чего, и делал выразительные жесты.