Яков Кумок - Карпинский

• Название: Карпинский
• Автор: Яков Кумок
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1978

Немногие знают, что первый президент АН СССР А.П.Карпинский был фактически последним главой императорской Российской академии наук. Ему было 70 лет, когда грянула революция. Ученый сумел разобраться в бурных событиях века. Под его руководством старая академия была преобразована. Она стала центром советской науки. Книга рассчитана на массового читателя и написана на основе многочисленных архивных материалов, ранее нигде не публиковавшихся.

---

Одна за другой раскладывались книги и карты, назывались крупнейшие имена, выявлялись различные исследовательские мнения, разногласия, сообщались новинки, вчера прочитанные в каком-либо из научных журналов, и, наконец, подводился итог, давалось заключение».

Глава 5 Скромное начало

Какого-либо определенного срока для написания диссертации ему не поставили, но он не любил мешкать.

Однажды, путешествуя с Романовским по Южному Уралу, набрел он на свиту горных пород; то, что принадлежит она к авгитовой группе, определить не составило ему труда; авгит — изверженная порода, в ней находят соединения кремния, алюминия, железа. Неподалеку деревушка Мулдакаево. Переночевав в ней, Карпинский наутро вернулся к обнажениям и набрал коллекцию образцов; чем-то они отличались от тех, что доводилось видеть раньше. В другой раз необычный авгит попался ему на Среднем Урале, близ горы Качканар. Вот эти-то две разновидности он и взялся теперь исследовать.

Пошел в шлифовальную мастерскую. Он знал, что недавно доставлен из Германии новый станок с набором наждачных колес. Хозяйничал в мастерской старичок, которого помнил Александр издавна. Тот обтачивал и лощил каменья для выставки и вырезал из дерева учебные кристаллы; жены профессоров доверяли ему гранить и полировать агат, бирюзу, яшму, отборные кусочки которых привозили мужья из экспедиций. Потом отдавали ювелиру для обрамления. Но Карпинскому нужна была особая работа: тончайшие срезы камня, прозрачные, толщиной в полмиллиметра. «Нешто не справлюсь?» — буркнул старик и через неделю принес наклеенные на стекла шлифы. Их набралось около сотни. Александр стал исследовать их под микроскопом.

Образцы были собраны из разных мест авгитового массива и должны были при изучении дать сведения о разных его минералах, их происхождении и взаимных отношениях. Микроскопирование камня едва только начало применяться в России, да и на Западе опыт был невелик. Техника исследования оставалась во многом не прояснена, поучиться не у кого, приходилось постигать самому. Под окуляром представал особый мир, никак не напоминающий внешность камня. Разноцветье, осколочный блеск, непонятные грани, темные пятна — и все это беспорядочно перемешано.

Микроскопирование потребовало дотошной внимательности, ранее неведомой геологам, но старания вознаграждались. Когда Карпинский составил описание всех компонентов, то пришел к выводу, что порода, найденная близ Мулдакаева, принадлежит к особой, еще не описанной разновидности. Качканарский камень тоже оказался непрост. Александр сделал множество замеров; результаты заносил в тетрадку. Через три месяца работа была закончена, и Карпинский отнес рукопись в типографию.

11 мая 1869 года в актовом зале Горного института состоялась публичная защита диссертации «Авгитовые породы деревни Мулдакаево и горы Качканар»; в официальном извещении значилось, что она предназначена «для получения звания адъюнкта по кафедре геологии, геогнозии и рудных месторождений».

Новизна — не выводов, не результатов, а методики — не ускользнула от внимания слушателей. Впервые микроскопирование применялось в столь широком масштабе. Впервые описывалась разновидность авгита; Карпинский предложил назвать его «мулдакаитом» — и это тоже было впервые, чтобы в мировые каталоги внесена была порода из России.

Обработка материала исключительно тщательная, продуманная, всесторонняя; стиль изложения лаконичный и деловой. Словом, профессиональная работа, и она должна была импонировать академикам и профессорам, не шла вразрез традициям, а углубляла их; новизна в ней лишена дерзости. Карпинский дебютировал уверенно, но скромно.

Не остались без похвалы и легкость, быстрота, с которой начинающий ученый провел кропотливые исследования и составил текст. Надо сказать, что и в наши дни это способно вызвать удивление.

Не успел он принять поздравления и прийти в себя — уже укладывай чемоданы. Барбот де Марни торопит. Пришла телеграмма из Курской управы: дороги подсохли, можно приступить к изысканиям. В поле! Всегда для геолога волнующий момент. И вот они уже в вагоне, стучат колеса, свистит паровоз...

В разговорах коротали путь. Теперь нам представляется возможность попытаться нарисовать в воображении курские проселки и гремящий по ним тарантас, а в нем Николая Павловича в сапогах и крылатке, ставшего вдруг похожим на веселого землемера. «Уж верба вся пушистая раскинулась кругом, опять весна душистая повеяла крылом», — декламирует он, молодой попутчик хохочет, а дорога продирается сквозь мелкорослый осинник, выбегает на опушку дубравы и обдает прелым запахом прошлогодней листвы. А сзади гремит телега, в ней мужики, нанятые в окрестных селах — «наш отряд!» — и они еще пуще заливаются, глядя на выходки профессора Барбота. А потом пешком взбираются на взлобки, геологи мерят, рисуют в пикетажных книжках, мужики роют канавки, «закопушки», варят кашу — нетрудная работа, быстро с ней управляются и подолгу сиживают на солнышке, крутят козьи ножки.

Отношения начальника этой крохотной экспедиции и его помощника были простыми и ровными; небольшим хозяйством заведовал Карпинский и, зная, что верный счет — залог этих самых простоты и ровности, старательно записывает расходы:

«Карп. Сах. и сух. 54, белье 17,0, швейцару 30... Итого 19,77.

Б. де М. Сахар 44 к. Морож. 30, ящики для экскурсии 11,0... Итого 15,84».

Как видим, профессор меньше потратился, хотя и позволил себе съесть порцию мороженого. Большинство страниц — как и в других сохранившихся книжках — вырваны. Запись тонким карандашом мельчайшими буковками, для себя; должно быть, и она уцелела случайно.

Курские да харьковские проселки с уральским бездорожьем не сравнить, бывалым путникам нипочем. Не успели насладиться волей, птичьим пением и видом звездного неба по ночам — уж сентябрь на пороге. Пора возвращаться...

Сразу же по приезде Александр оформляет членство в Императорском минералогическом обществе и Санкт-Петербургском обществе естествоиспытателей. Президентом первого четыре года назад стал («принял на себя звание») его императорское высочество князь Николай Максимилианович Романовский, герцог Лейхтенбергский; и в том и другом обществах наряду с крупнейшими учеными участвовали любители из богачей и знати. На заседаниях обсуждались разнообразные научные вопросы и завязывались личные связи, чем молодые люди не должны были пренебрегать...

Глава 6 Земля, камень животворящий

Член обществ, лектор, адъюнкт, изыскатель — дни и месяцы его расписаны наперед, он даже от отпусков отказывается: некогда отдыхать. Удовлетворен ли своим положением? Да, вполне — и как всегда. Он всегда удовлетворен, потому что лишен нетерпения. И все же... Пожалуй, лишь один человек знает, что есть беспокойство, звенит колокольчик в душе, зовет — вы думаете, что Барбот? Или Брусницын? Нет. Это Василий Гаврилович Ерофеев, заведующий Палеонтологическим музеем, престарелый профессор палеонтологии и чуть ли не ежевечерний теперь собеседник.

После работы, упрятав в стол таблицы и конспекты и накрыв колпаком микроскоп, спешит он к нему, и здесь у шкафов и полок проводят они долгие часы: то сидят тихо под лампой, вынимают из коробок образцы, передают друг другу, сопровождая каким-нибудь односложным восклицанием либо просто выразительным взглядом, то прохаживаются вдоль полок, оживленно спорят, уснащая речь свою латинскими терминами... Василий Гаврилович седоус, одышлив и выражение лица имеет как бы насупленное, будто вот ошибись сейчас в каком-нибудь названии, и он разразится гневом; одним словом, грозен ликом сей представитель тишайшей из профессий, которая к тому времени насчитывала всего три-четыре десятилетия своего развития (если, разумеется, не считать, что начатки палеонтологических сведений встречаются у древнегреческих и египетских авторов).

Наука об окаменелостях, быть может, самая удивительная из геологических дисциплин, хотя в их ряду рассматривается как вспомогательная. По остаткам растений и животных геолог воссоздает условия и время образования пласта (и Карпинский впоследствии достиг изощренного мастерства в этом деле). Даже и эта вспомогательная функция полна очарования! Сколь же притягательна сама по себе и полна поэзии, подчас невнятной, юная отрасль знания, сколько загадок она задает! Своим истоком она упирается в тайну тайн — рождения жизни в мертвой воде океана; но если ученые других специальностей об этой проблеме рассуждают абстрактно — иное дело палеонтолог.

Разве это не поразительная загадка, поражающая и своей, так сказать, фактурой, но еще более некой красотой загадочности? Это довольно неловко звучит, но, кажется, выражает особенность палеонтологических тайн, которые всю жизнь с такой силой влекли к себе Карпинского. Впрочем, мы забегаем вперед. Пока это влечение только зарождается. Мы не можем быть уверены, что именно об этом беседовали престарелый профессор и молодой адъюнкт кафедры геогнозии, загруженный петрографическими исследованиями, имевшими, как известно, весьма отдаленное отношение к окаменелой фауне и флоре.