Джеймс Баллард - Суперканны

• Название: Суперканны
• Автор: Джеймс Баллард
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04019-6

В 70 лет неугомонный Баллард написал, по выражению рецензентов, «первый необходимый роман XXI века». Пол Синклер, травмированный авиатор, и его жена Джейн приезжают на Лазурный берег в бизнес-парк «Эдем-Олимпия», где Джейн должна занять место Дэвида Гринвуда — терапевта и педиатра, застрелившего в припадке безумия десять человек. Но что заставило его сойти с ума? Какую тайну скрывают зеркальные фасады транснациональных корпораций? И насколько заразна эпидемия насилия?

---

— Идеальный рецепт, — прокомментировал я. — Он помог?

— Нет. На это не было вообще никакой реакции. Но проверки здоровья выявили странный факт. Мы отметили очень низкий уровень венерических заболеваний. Удивительно — ведь речь идет о привлекательных мужчинах и женщинах в расцвете сил, постоянно разъезжающих по всему миру.

— Они не особо интересовались сексом?

— Хуже. Они им вообще не занимались. Мы основали фиктивный клуб одиноких сердец, намекая тем самым на то, что здесь есть неограниченное число скучающих секретарш, жаждущих закрутить интрижку. Никто на это не пошел. Телевизионный канал для взрослых, многие часы откровенной порнографии — никакого проку. Люди смотрели, но как-то ностальгически, словно это были документальные фильмы о средневековых танцах или об устройстве соломенных крыш, этакий промысел, популярный у предыдущих поколений. Мы были на грани отчаяния. Мы устраивали вечеринки, приглашая готовых на все красоток, но наши орлы только поглядывали на часы и следили, чтобы никуда не делись портфели с бумагами, оставленные в гардеробе.

— Они забыли, что живут в раю?

— В этом эдеме не было змия-искусителя. Когда нам не удалось сделать половой акт одной из насущных потребностей здешних обитателей, у нас опустились руки. А тем временем уровень иммунной защиты директората продолжал падать. Оказавшись перед лицом всех этих бессонниц и депрессий, я наконец обратился к старомодной глубинной психологии.

— Кожаная кушетка и приспущенные жалюзи?

— Скорее, кресло и солнечный свет — психиатрия не стоит на месте. — Пенроуз поглядывал на меня, понимая, что я жду, когда он запутается в своих построениях. Несмотря на шутливый тон, манеры его были невыносимо агрессивны. Он согнул ноги в коленях, демонстрируя мощные бедренные мышцы, и мне пришло в голову, что психиатрия, возможно, — последнее прибежище негодяя.

— Конечно, — извиняющимся тоном сказал я, — я отстал от времени. Джейн водила меня в дом Фрейда в Хэмпстеде… темно и очень странно. Все эти статуэтки и древние идолы…

— Преддверие гробницы фараона. Великий человек готовился к смерти и окружал себя свитой почтительных божков. — Даруя мне прощение поднятием руки, Пенроуз продолжал: — Классический психоанализ начинается со сна, и моя первая научная победа была связана именно с этим. Я понял, что у этих высокодисциплинированных людей очень странные сны. Фантазии, наполненные подавляемой жаждой насилия, отвратительные рассказы о ненависти и мести — как голодные сны бывших заключенных концентрационного лагеря. За решетками корпоративной клетки царило отчаяние, голод мужчин и женщин, отчужденных от своих истинных «я».

— Они хотели, чтобы в их жизни было больше насилия?

— Больше насилия и жестокости, больше драматизма и переживаний. — Пенроуз сжал свои огромные кулаки и выбил дробь по столешнице, отчего из кофейной чашки расплескался кофе. — Но как их удовлетворить? Мы сегодня избегаем психопатии, этой темной стороны солнца и тех теней, что обжигают землю. Садизм, жестокость и мечта о боли остались нашим предкам-приматам. Когда они проявляются у повредившегося рассудком взрослого, любящего душить котов, мы запираем его куда подальше. Но утомленные директора с их крапивницами и депрессиями были вполне цивилизованными людьми. Высадите их на необитаемый остров после авиакатастрофы, и они погибнут первыми. Все порочные элементы в их жизни должны были прийти извне — как укол витаминов или антибиотик.

— Или маленькая доза безумия?

— Скажем, тщательно отмеренная доля психопатии. Но ничего слишком уж криминального или безумного. Скорее, курс выживания или матч силового регби.

— Коленки ободраны, под глазами синяки…

— Но никаких переломов, — Пенроуз одобрительно кивнул. — Я хочу, чтобы вы были со мной, Пол. У вас явная склонность к подобным вещам. Но мне еще нужно было проверить эту теорию и раскрутить этот странной формы шар. Мне не сиделось у себя за столом в клинике, я так рвался объяснить какому-нибудь пребывающему в депрессии генеральному директору, что он может излечиться от бессонницы, побив пару «мерседесов» на парковке у Дворца фестивалей. И тут один из руководителей «Хёхста» навел меня на мысль, как это сделать. Он в течение нескольких месяцев был не в себе и страдал приступами дерматита; он даже подумывал вернуться в штаб-квартиру в Дюссельдорфе.

— И что же его спасло? Я, пожалуй, догадываюсь.

— Отлично. Он увидел, как какой-то юнец-араб грабит туристку в Каннах, и пришел ей на выручку. Пока она вызывала полицию, он хорошенько отдубасил парня — так его пинал, что сломал себе две кости правой ноги. Он пришел через неделю, чтобы снять гипс, и тогда я спросил его о дерматите. Болезни как не бывало. Он снова чувствовал себя бодрым и уверенным. Никаких следов депрессии.

— И он знал, почему это случилось?

— Стопроцентно. Когда у него начинался очередной приступ хандры, он брал одного из охранников и отправлялся в Ла-Боку, а там провоцировал инцидент с первым встречным эмигрантом. Это помогало. Он пригласил пару близких коллег, и они тоже воспряли духом. Я спросил, можно ли мне наблюдать за ними со стороны глазами профессионала. Скоро у нас образовалась активная лечебная группа из дюжины ведущих администраторов. На выходные они затевали ссоры в барах, где собирались магрибцы, колотили все арабские машины, у которых был непрезентабельный вид, задавали трепку русским сутенерам. У всех было отмечено ощутимое улучшение. Да, забинтованные пальцы и царапины на ногах в понедельник утром, но зато ясные, работоспособные головы.

— Только вот арабам приходилось нелегко.

— Это правда. Но в целом иммигрантское сообщество выигрывает. «Эдем-Олимпия» — работодатель, который абсолютно всем предоставляет равные возможности и не имеет никаких расовых предрассудков. Мы нанимаем садовниками и мусорщиками огромное число североафриканцев. Иммигрантское население оказывается в выигрыше, оттого что у людей, которые нанимают их на работу, более ясные головы.

— Тут непросто учесть все плюсы и минусы. Я полагаю, лечебная группа стала увеличиваться.

— Я даже не ожидал, что так быстро. Рейды виджиланте, преднамеренные наезды, кражи на иммигрантских рынках, стычки с русскими мафиози. Другие лечебные группы распространили свою деятельность на наркодилерство и проституцию, разбои и грабежи. Специальную группу охранников использовали как наемных солдат, они зарабатывали хорошие деньги, которые мы вычитали из бюджета на искусство и отдых. Выгоды были удивительными. Уровни сопротивления организма поднялись до максимума, через три месяца от депрессии и бессонницы не осталось и следа. Исчезли и респираторные инфекции. Терапия давала результаты.

— И никаких побочных эффектов?

— Очень немного. — Пенроуз наблюдал за моей реакцией и был явно удовлетворен тем, что я в гневе не выпрыгнул из своего кресла. Говорил он обыденным тоном, словно архитектор, рассказывающий обо всех преимуществах и недостатках новой системы сбора мусора. — Есть элемент риска, но он вполне приемлемый. У «Эдем-Олимпии» хорошие связи с местными властями. В известном смысле мы, осуществляя наши акции, выполняем работу полиции, освобождаем их от их обязанностей. Сексуальный аспект может быть причиной неприятностей. Нескольким проституткам пришлось делать восстановительные операции — ваш друг Ален Делаж не соизмеряет силу своих ударов. У административной верхушки существует примечательная потребность в карательном насилии.

— А разве секс не высвобождает эту энергию?

— Должен высвобождать. По основательным биологическим причинам. Секс — это такой быстрый путь к психопатии, самая короткая из всех прямых дорожек к пороку. У нас же здесь не аттракцион, адом принуждения, имеющий целью расширить психопатические возможности административного воображения. Садомазохизм, экскреторные сексуальные игры, пирсинг, сводничество — все это легко может выйти из-под контроля и превратиться во что-нибудь омерзительное. Удивительно, как многие проститутки противятся изнасилованию, даже в самой условной форме.

— У них не хватает воображения.

— Кто знает? — Пенроуз великодушно пожал плечами, прощая миру его странности. — В нескольких случаях мне пришлось вмешаться и придать терапии иное направление. Хотя в целом работала она хорошо. Теперь в ней участвуют почти все старшие руководители «Эдем-Олимпии», пусть мельком.

— И Дэвид Гринвуд знал обо всем этом?

— В основном — да. Мы обсуждали это с ним и с профессором Кальманом. Главам отделений в клинике все известно. Они видят выгоды этой программы, и в целом Дэвид ее одобрял. Наркореабилитационному центру в Манделье досаждали мелкие гангстеры, которые пытались получить доступ к поставкам метадона. У Дэвида гора с плеч упала, когда появились лечебные группы из «Эдем-Олимпии» и вытеснили этих негодяев. Правда, его смущали более агрессивные формы, такие как наезды, но он понимал, что насилие в отношении местных проституток служит для них своеобразной формой реабилитации, чем-то вроде шоковой терапии, которая заставит их вернуться работать на фабрики.