Джеймс Баллард - Суперканны

• Название: Суперканны
• Автор: Джеймс Баллард
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04019-6

В 70 лет неугомонный Баллард написал, по выражению рецензентов, «первый необходимый роман XXI века». Пол Синклер, травмированный авиатор, и его жена Джейн приезжают на Лазурный берег в бизнес-парк «Эдем-Олимпия», где Джейн должна занять место Дэвида Гринвуда — терапевта и педиатра, застрелившего в припадке безумия десять человек. Но что заставило его сойти с ума? Какую тайну скрывают зеркальные фасады транснациональных корпораций? И насколько заразна эпидемия насилия?

---

— И Дэвид Гринвуд знал обо всем этом?

— В основном — да. Мы обсуждали это с ним и с профессором Кальманом. Главам отделений в клинике все известно. Они видят выгоды этой программы, и в целом Дэвид ее одобрял. Наркореабилитационному центру в Манделье досаждали мелкие гангстеры, которые пытались получить доступ к поставкам метадона. У Дэвида гора с плеч упала, когда появились лечебные группы из «Эдем-Олимпии» и вытеснили этих негодяев. Правда, его смущали более агрессивные формы, такие как наезды, но он понимал, что насилие в отношении местных проституток служит для них своеобразной формой реабилитации, чем-то вроде шоковой терапии, которая заставит их вернуться работать на фабрики.

Пенроуз отвернулся от меня — рука воздета, чтобы уловить солнечный лучик у него над головой. Он кинул взгляд на матовое зеркало у него за спиной, словно ожидая реакции публики. Настроение у него было почти игривое. Он испытывал меня хулиганскими замечаниями и явно гордился своими сомнительными достижениями и их безумной логикой — лечебной процедурой, которая никогда не получит золотой медали ведущих медицинских сообществ. Этот келейный успех, увенчавший его радикальные убеждения, придавал ему выражение какого-то медвежьего величия.

— Убийства двадцать восьмого мая, — спросил я, — были ли они частью лечебной программы Дэвида?

— Пол… это величайшая загадка «Эдем-Олимпии». При всей своей ненормальности Дэвид стал малым пророком, ведущим нас в будущее. Бессмысленное насилие может стать истинной поэзией нового тысячелетия. Не исключено, что только внезапное безумие поможет установить, кто мы такие.

— Ценой нарушения закона? Ваши директора совершают достаточно преступлений, чтобы до конца жизни упрятать их за решетку.

— Если следовать букве закона — да. Но не забывайте, что эта криминальная деятельность помогла им заново открыть себя. Атрофировавшаяся было нравственность снова жива. Некоторые из моих пациентов даже испытывают чувство вины. Для них это откровение…

Я прислушался к автомобильной сигнализации, сработавшей где-то неподалеку, и представил себе, как сюда врывается французская полиция и арестовывает нас.

— Чувство вины? А это не ошибка в проекте? Ведь стоит хоть одному из ваших директоров пойти к властям, как ваша лечебная программа будет закрыта. Излечение нескольких больных, страдающих бессонницей, для них — не оправдание.

— Вовсе не нескольких. Но я с вами согласен, — Пенроуз уставился в пространство над моей головой, взвешивая это соображение. — Но пока людям хватало ума, чтобы понимать главное. Они видят, насколько важно…

— Избить безработного араба? Какого-нибудь работягу, который с женой и четырьмя детьми живет в жестяной лачуге в бидонвиле?

— Пол… — Мой грубый вопрос огорчил его. Пенроуз вытянул руку, чтобы утихомирить меня, — как священник с беспокойными прихожанами. — Посидите и подумайте хорошенько. Двадцатый век был героическим временем, но он оставил нас в темноте, и мы ощупью ищем путь к запертой двери. Здесь, в «Эдем-Олимпии», забрезжил свет, тоненький, но яркий лучик…

— Наша собственная психопатия?

— Да, нравится нам это или нет. Двадцатый век закончился, и его мечты лежат в руинах. Представление об обществе как о добровольном объединении просвещенных граждан умерло навсегда. Мы понимаем, насколько душегубски человечными мы стали, придерживаясь принципа умеренности и золотой середины. Субурбанизация{70} духа, словно чума, опустошила нашу планету.

— Здравомыслие и разум нас не достойны?

— Не в этом дело. Просто мы имеем дело с чудовищным обманом — создатели этого мира смотрели в кривое зеркало. Сегодня мы почти не знаем своих соседей, держимся подальше от участия в любых общественных движениях и с радостью позволяем управлять обществом касте политтехнологов. Соприкосновения с себе подобными людям вполне хватает в аэропортах и лифтах универмагов. Они лицемерно отдают должное общественным ценностям, но предпочитают одиночество.

— Не странно ли это для общественного животного?

— Только в некотором смысле. Ведь «гомо сапиенс» — это видоизмененный охотник-убийца с порочными аппетитами, что когда-то и помогло ему выжить. Частично он себя реабилитировал в открытой тюрьме, которую мы называем первыми сельскохозяйственными обществами, а теперь он обнаружил, что отпущен под честное слово и обитает в благопристойном пригороде города-государства. Любой позыв отклониться от нормы, закодированный в его центральной нервной системе, блокируется. Он больше ни себе и никому другому не может принести вреда. Но природа естественным образом наделила его вкусом к жестокости и непреодолимым любопытством ко всему, что связано с болью и смертью. Без них он не больше чем серая посредственность на распродаже в супермаркете. Мы должны возродить его, вернуть ему глаз убийцы и мечты о смерти. Ведь именно это сделало его господином планеты.

— Так значит, психопатия — это свобода, психопатия — это развлечение.

— Изящный лозунг, но в нем есть и определенная неувядающая правда. — Пенроуз улыбнулся, посмотрев на меня, явно довольный тем, как быстро я расту. — Мы — существа, пригвожденные к конвейеру однообразного труда, монотонность и обыденность правят бал. В абсолютно здравомыслящем обществе единственная свобода — это безумие. Наша латентная психопатия — это последний резерв природы, прибежище находящегося под угрозой разума. Но я, конечно же, говорю о дозированном насилии, микродозах безумия — как едва заметные следы стрихнина в средстве для тонизирования нервной системы. Речь идет о добровольной и выборочной психопатии, какую вы видите на любом боксерском ринге или хоккейной площадке. Вы же служили в армии, Пол. Вы знаете, что в солдатах намеренно воспитывают жестокость. Сапог сержанта и дисциплинарная пробежка возвращают молодым людям вкус к боли, вытравленный у них целыми поколениями, которым были привиты нормы общественного поведения.

— Карликовый пудель снова становится волком?

— Но только если пудель хочет этого. Вспомните свое детство — вы, как и все мы, воровали шоколадки в ближайшем супермаркете. Это было так интересно, и ваше мнение о себе улучшалось. Но вы были мальчик благоразумный и не злоупотребляли этим — один-два раза в неделю. Те же правила применимы и к обществу в целом. Я не пропагандирую безумную идею вседозволенности. Добровольная и разумная психопатия — это единственный способ, с помощью которого мы можем сохранить общий нравственный порядок.

— А если мы все пустим на самотек?

— Нам всем будет грозить смертельная опасность. Подумайте только, что ждет нас в следующем столетии: роскошная пустыня, которая, как ни крути, все равно остается пустыней. Отсутствие веры, если не считать расплывчатую веру в неизвестное божество вроде спонсора общественного радио. Там, где есть вакуум, он заполняется плохой политикой. Фашизм фактически был психопатологией, которая служила глубинным подсознательным нуждам. Годы формирования буржуазного сознания привели к тому, что Европа стала задыхаться в тисках работы, коммерции и конформизма. Европейцам нужно было вырваться из этих тисков, изобрести объекты ненависти, которые могли бы освободить их, и тут они обнаружили, что какой-то австрийский недотепа будет только счастлив сделать эту работу. Мы здесь, в «Эдем-Олимпии», строим планы создания куда более просвещенного общества. Контролируемая психопатия — это способ снова объединить людей, сделать их членами одного племени, состоящего из поддерживающих друг друга групп.

— Как дивизии «Ваффен-СС»? В Фонде Кардена я видел настоящее насилие. Там могли быть убитые.

— Ну, там были постановочные эффекты — вы их просто не заметили. Насилие — вещь зрелищная и возбуждающая, но основным охотничьим угодьем для психопатии всегда был секс. Извращенный сексуальный акт может освободить воображение даже самой безыскусной души. Общество потребления ищет извращений и неожиданностей. Никакая другая диковинка в витрине магазина наслаждений не заставит нас продолжать делать покупки. Психопатия — единственный механизм, обладающий достаточной мощью, чтобы воспламенить наше воображение, чтобы не умерли искусства, науки и промышленность. Ваше мимолетное вожделение к этой девочке на Рю-Валентин может воодушевить вас, и вы скажете какое-нибудь новое слово в авиации…

Пенроуз поднялся, отшвырнул ногой в сторону палантин и принялся мерить шагами комнату — меня он величественным жестом чуть ли не поверг в прах. Почуяв солнце, он открыл окно и наполнил легкие. Маленькую Наташу он приберег на самый конец, тем самым предупреждая мои скороспелые суждения. Осмотрев себя в зеркале, он повернулся и уставился на меня. На его лице уживалось несовместимое — благодушная улыбка и вороватый взгляд, отчего у меня возникло ощущение, будто под его черепной коробкой борются за место сразу несколько личностей.