Александр Щербаков - Рассказы из жизни А.П.Балаева

• Название: Рассказы из жизни А.П.Балаева
• Автор: Александр Щербаков
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5-7664-0474-3

Чего только не пришлось в жизни испытать научному сотруднику Александру Балаеву! И в космос он летал, и в прошлое путешествовал, и Нобелевскую премию получал… Некоторые из случаев, изложенные от первого лица, составили цикл рассказов. О себе Балаев говорит скромно: «…Если по совести разобраться, смешного со мной происходило ничуть не больше, чем с другими… Просто я жизнерадостный человек и чувством юмора меня Бог не обидел».

© zarya

---

Помню, засиделся я тогда у своей печуры, взглянул на часы — уже девять вечера. Вздохнул я — и двинул к Оскарику в его зал.

Вошел — и попятился. Решил, что обознался. Не узнать зала. Все не так, как было раньше. Посредине стоит огромный нистановый тор, а Оскариков пульт сдвинут куда-то в угол. Но пульт все же Оскариков. И сам он, вижу, сидит за пультом, и глаза у него шалые.

Проследовал я к нему короткими галсами, говорю: так, мол, и так, Оскарик. А он мне в ответ:

— Ты, Саня, кончай извиняться. Это все чушь беспросветная. Сейчас я тебе, кажется, такое покажу! Целую неделю энергию прихватывал помаленьку, батареи аж визжат, секунд на тридцать-сорок хватит. Только нужен бы мне хронометр, желательно такой же, как этот. Между прочим, исключительно ради чистой, эстетики. Можно, конечно, и просто цифровой…

А я как раз выписал себе хронометр такой, как у него: размером не больше дедовской луковицы, с актиниевой капсулой и автокоррекцией, запас хода на сто лет. Хотя и цифровой, но молотит через одну десятую секунды. Сбегал я за ним, принес.

— Ты мне, — говорю, — его часом не попорть. Это ведь не какие-нибудь ходики-махалики, это же вершина пензенского производства. Если с ним что случится, мне в снабжение к дяде Васе ходу нет, а Ниночка-измерительша каблучком растопчет мое сердечко, чего я не выдержу.

— Нет, — говорит Оскарик, — жертв и катастроф не будет. Все будет тихо, спокойно, но весьма удивительно.

Вешает он хронометры на паутинках в центре тора один под другим: свой внизу, мой повыше.

— Сверь, — говорит, — и кинопулеметом зафиксируй.

Я сверил: десятая в десятую.

— Порядок, — говорю.

— Ну, теперь гляди!

И врубил он им свои фарады. А хронометры ничего, покачиваются. Я кинопулеметом строчу, в прицел гляжу. Вдруг вижу, что на нижнем десятые вроде бы застыли. Верхний же, как и прежде, работает четко.

— Стой, — сигналю, — хронометр портишь!

— Фиксируй! — кричит Оскарик. — Фиксируй, Саня!

Я фиксирую. Но тут минимальная защита сработала. И замолотили оба хронометра в прежнем темпе. Только гляжу и глазам своим не верю: нижний отстает от верхнего на двадцать девять секунд.

Снял Оскарик блокировку, подошли мы к тору, и тут я вижу, что паутинок к нижнему хронометру нет, лопнули паутинки. А сам он парит свободно, как звезда в небесах. Даже страшно.

Я хвать его! Ан нет. Вокруг часиков что-то плотное, невидимое, размером чуть побольше теннисного мяча.

— Бери-бери, — говорит Оскарик. — Не бойся.

Взял я этот шар и вижу, что внутри него хронометр-то мой!. Я возопил.

— Прости, — говорит Оскарик. — Честно говоря, я сам не разумею, как это получилось. Вниз я вешал свой и очень старался не перепутать. А вообще говоря, ты зря ругаешься. Идет твой хронометр? Идет. И никто к нему не прикоснется и не испортит, потому что закуклить я его закуклил, а как раскуклить, и сам не знаю. Больно много от него энергии надо отводить. А что он отстает на двадцать девять секунд, так это не дефект, Саня, а научный факт.

— Объясни, — говорю, — что ты с ним сделал, ирод!

— Объясняю, — сияет Оскарик. — Я замедлил время в той Области пространства, в которой находился твой хронометр, на тридцать секунд. Пока длилось замедление, у него там прошла секунда. Тридцать минус один двадцать девять, что ты и видишь невооруженным глазом. Подчеркиваю, невооруженным. А замедление течения времени, как показал Кошта, ведет к образованию замкнутой ударной стоячей волны пространства, которая и воспринимается тобою как непреодолимая преграда в виде сферы. Грубо говоря, твои часики находятся от тебя на расстоянии двадцать девять помноженное на триста тысяч — без малого девять миллионов километров. Вот паутинки-то и лопнули. Им на девять миллионов километров никак не растянуться. Но только эти девять миллионов схлопнулись в пленочку, свойства которой я надеюсь еще пощупать, поскольку она получилась прозрачной. А раньше — вот, гляди…

Открыл Оскарик сейф и выкатил оттуда пару чернущих непрозрачных шаров.

— Это, — говорит, — повторение опытов Кошты. Получаются черные шары. Между прочим, абсолютно черные. Но мне они ни к чему. В них сколько ни гляди — черно. Отчего мои прозрачные? Оттого, что поляризовал тормозящее поле. Моя идея, прошу любить и жаловать. Но что кокон получится прозрачный, этого я не ожидал, признаюсь тебе честно, Саня. Надо подумать, что бы это значило. Возможно, это кое-что прояснит в строении Вселенной.

— Да не держи ты его, — говорит, — как чашу с ядом! Схлопнутое пространство напрочь отражает слабые механические воздействия. И очень я подозреваю, что тела, находящиеся в коконе, воспринимают силовые поля таким образом, как если бы они находились от нас на расстоянии замедления. И не упадет твой хронометр, потому что для него за девять миллионов кэмэ земное тяготение — тьфу! Ниночка только спасибо тебе скажет за такой способ предохранения приборов от повреждений. А что он на двадцать девять секунд отстал, так обозначение времени — дело условное и может быть даже предметом государственного законодательства.

— Постой, — говорю. — Ты уверен насчет девяти миллионов километров?

— Что значит «уверен»? Сам я этого не проверял, а умные люди утверждают. Проверить бы не мешало, да только как?

— Элементарно, — говорю. — Вот я завтра притащу свою мелкокалиберку и пальну в твой шар. Начальная скорость пули у нее тысяча двести метров в секунду. Значит, — посчитал я на пифагорчике, — значит, где-то на восемьдесят четвертые сутки доберется-таки пуля до хронометра, если не отразит ее твоя пленочка. И момент попадания мы, естественно, увидим. А потом нам останется только засунуть этот шар в свинцовый ящик и подождать пару лет, пока все осколки и пуля оттуда не вылетят. Поскольку актиний штука радиоактивная, а мы с тобой культурные люди и нарушать правила техники безопасности при работе с радиоактивными веществами нам не к лицу…

И что вы думаете? Пальнули мы в хронометр, будь он неладен. Ушла пуля без всплеска, как в океан молока. Вот сегодня восьмидесятые сутки пошли. Значит, в четверг, если я хорошо целил, а умные люди не напутали, разлетится мой хронометр в кусочки. И буду я первым в мире суперснайпером, поскольку поразить цель такого размера на расстоянии в девять миллионов километров, да еще с первого выстрела из мелкокалиберки — это никакому стрелковому чемпиону и не снилось!

Только вот как оформить все это дело? Тут один весельчак мне предлагал: ты, говорит, сдай хронометр на склад, пускай там разлетается, а с тебя и взятки гладки. Им на складе что? Спишут. Посмеялись мы, конечно, но все это так, в порядке шутки. На вероломство Саня Балаев в жизни не ходил и не пойдет. Пусть меня Ниночка возненавидит, пусть дядя Вася проклянет, но наука требует жертв, а начальство разберется — хулиганство это или же важнейший научный эксперимент.

Джентльмен с «Антареса»

Не так уж приятно оказаться запертым в рабочем канале ускорителя, который готовят к запуску. И положение совсем не облегчал тот факт, что заперт Балаев оказался не один, а вместе с учёной дамой, изрядно озабоченной защитой своего целомудрия.

© zarya

Куда судьба Балаева ни забрасывала, нигде Балаев в последних не ходил. Бывали, конечно, смешные истории, но, если по совести разобраться, смешного со мной происходило ничуть не больше, чем с другими. Только я о таких случаях рассказываю, а другим, может, не приходилось или стесняются.

Рассказать я мог бы и о серьезных вещах, только все это специальный материал. Мигом упремся в какой-нибудь вектор Бюргера — и рассказу конец.

Так что вы не думайте, что я какой-нибудь Епиходов — двадцать два несчастья. Просто я жизнерадостный человек, и чувством юмора меня, по слухам, бог не обидел.

Вот не рассказывать же вам, как мы с Валерой Слесаревым и Светочкой Пищухиной кварцевые колечки для «Антареса» отливали! Работа была незабвенная! Атом к атому подбирали. Печь в тридцать мегаватт год круглосуточно крутилась. Первое колечко угробили, второе вышло так-сяк, третье — на загляденье, а четвертое — чуть-чуть похуже. Все как надо: пять метров в диаметре, высота — четыре, идеальный цилиндр, абсолютная прозрачность по всем заданным окнам спектра.

Конечно, все это шло под маркой Львовского. Вокруг нас начальство, рубли, киловатты, километры, приказы с такой полосой, приказы с сякой полосой, шуму, грому — всего этого выше головы. Но не будь Валерки и Светочки Пищухиной, ни черта бы из этого не вышло и все эти милли-трилли, все это прахом пошло бы. О себе не говорю — другие скажут. Но свои сто двадцать ночей я при этой печуре отстоял, и все на нервах, и все давай-давай! Один раз, как при Светке табло входа погорело и пошло завирать, так это ж надо ей памятник поставить, как она сообразила, что к чему! А тут уже забегали! Де, брак в шликере! Де, подсудное дело!