Петр Рябов - Безнравственная революция и революционная нравственность

• Название: Безнравственная революция и революционная нравственность
• Автор: Петр Рябов
• Жанр: Философия

---

Осенью все того же 1869 г. Нечаев возвращается в Россию и разворачивает деятельность по созданию революционного общества «Народная Расправа». Он привез с собою из Швейцарии знаменитый «Катехизис революционера». По утверждению Нечаева, этот документ, который должен был стать руководством к действию для будущих борцов за народное дело, был написан им в соавторстве с Бакуниным. Долгое время бакунинское авторство «Катехизиса» никем не оспаривалось. Оно послужило одним из главных аргументов против Бакунина при изгнании его Марксом и Энгельсом из Интернационала. Сейчас доказано, что авторство «Катехизиса» всецело принадлежит Нечаеву: во-первых, текстологическое сравнение риторики и стиля бакунинских произведений с «Катехизисом» доказывает это, во-вторых, решающим аргументом явилось опубликование ранее неизвестного письма Бакунина к Нечаеву, где великий анархист, говоря о «вашем катехизисе», называет его «катехизисом абреков», разбойников. И все же, хотя теперь установлена непричастность Михаила Александровича к написанию «Катехизиса», фактом является то, что в 1869 г. он не протестовал против его основных идей и, тесно общаясь с Нечаевым, возможно даже оказал какое-то влияние на содержание этого документа. О чем же идет речь в этом необыкновенном и зловещем произведении?

Проповедь организационного централизма, культ революционной целесообразности и последовательный аморализм, провозглашавшиеся и до Нечаева (карбонариями, бланкистами в Европе, Заичневским и Ткачевым в России) доведены в «Катехизисе революционера» до логического завершения. Полный отказ от своих привязанностей, обязательств, привычек, от совести и чести и даже от самого своего имени вменяется в обязанность «профессиональному революционеру». Шантаж, обман, предательство, убийство – все годится для борьбы с существующим строем. Железная дисциплина, безусловное повиновение вождям, отношение к другим революционерам не как к товарищам, но лишь как к «капиталу общего революционного дела» – вот что проповедует Нечаев в «Катехизисе революционера». Особенно зловеще, предвещая будущие мысли Ленина, звучат слова о том, что для революционера «нравственно все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что мешает ему». Отношение ко всем людям: к врагам, друзьям и нейтральным лицам строится исключительно исходя из соображений революционной целесообразности. «Катехизис» призывает манипулировать окружающими, превращая их в рабов на службе «общего дела» и при этом не останавливаться ни перед чем.

Даже если бы все эти мысли, выраженные в «Катехизисе» с поразительной определенностью и последовательностью, остались только на бумаге, – и в этом случае имя Нечаева вошло бы в историю, заняв место в длинном ряду, протянувшемся от Пестеля до Ленина. Но, к несчастью, Нечаев прибыл в Россию для того, чтобы на практике осуществить изложенную программу действий. Созданная им организация «Народная Расправа» строилась именно так, как предписывал «Катехизис»: пятерки, подчиняющиеся железной дисциплине, безоговорочная личная преданность и подчинение вождю – Нечаеву, всеобщий взаимный «революционный» шпионаж членов организации друг за другом –вот что представляла из себя эта организация. Неудивительно, что такие методы «партийного строительства», применявшиеся Нечаевым, вызвали протест и возмущение со стороны студента Ивана Иванова, одного из самых выдающихся членов «Народной Расправы». Иванов обличал нечаевский деспотизм, требовал более свободных и доверительных отношений внутри организации и даже усомнился в существовании всемогущего Комитета, от имени которого действовал Нечаев. Бунт следовало пресечь любыми средствами! Нечаев обвинил Иванова в провокации. Темной ночью 21 ноября 1869 г. в парке Петровской Сельскохозяйственной Академии Нечаев и несколько членов «Народной Расправы» заманили студента Иванова в грот и убили его, а тело бросили в ближайший пруд. Совершив это чудовищное преступление, Нечаев убил разом двух зайцев: устранил оппонента внутри организации и связал кровью ее членов. «Народная Расправа», грозящая расправой с угнетателями народа, начала и закончила свой путь расправой се своим товарищем-революционером.. Вскоре последовал разгром нечаевского тайного общества: почти все его члены предстали перед судом и дали показания; дело приобрело широкую и скандальную общественную огласку, а «Катехихис революционера» был – в назидание и устрашение опубликован в официозном «Правительственном вестнике». Революционное движение было чудовищно дискредитировано, а по мотивам этой ужасной истории Достоевский и Лесков написали свои знаменитые романы, бичующие революционную «бесовщину».

А что Нечаев? Он и тут сумел уйти сухим из воды. Ускользнув от преследования, он бежал в начале 1870 г. за границу, вновь появился в Швейцарии и там первое время довольно успешно продолжал дурачить Бакунина и Огарева (Герцен к тому времени умер) и даже добился передачи ему второй половины «бахметьевского фонда». Тогда же он выпустил несколько номеров двух изданий: «Колокол» (не путать с лондонским изданием Герцена под тем же названием!) и «Община» (не путать с более поздним изданием русских анархистов в Швейцарии под тем же названием!). Чтобы еще больше скомпрометировать Бакунина и поставить его в зависимость от себя, Нечаев предпринял следующий шаг. В это время Бакунин, находившийся в тяжелейшей ситуации хронического безденежья (с женой и детьми) взялся за предложенный ему перевод на русский язык «Капитала» Маркса, получил аванс, дал расписку и – увяз в великом «кирпиче» основоположника «научного социализма». Китайская грамота марксовых хитросплетений была тяжела даже для Бакунина, закаленного в юные годы штудированием гегелевской, философии. Не поставив Бакунина в известность, Нечаев написал заказчику этого перевода угрожающее письмо с требованием освободить Бакунина от взятых им на себя обязательств и вернуть расписку. В противном случае он угрожал ему «народной расправой» и «методами, не столь деликатными». Перепуганный заказчик выполнил эти условия, а вся эта история, разумеется, дошла до Маркса и стала одним из главных козырей, использованных им против Бакунина.

Однако сотрудничество Нечаева и Бакунина на этот раз было недолгим. Отношение Нечаева к Бакунину существенно изменилось: если за год до того он разыгрывал из себя его послушного ученика и единомышленника, всецело разделявшего анархистскую программу, то теперь он относился к Бакунину откровенно пренебрежительно: совершал кражи и подлоги документов и писем, постоянно лгал и путался в собственной лжи, не скрывал своих симпатий к якобинским, диктаторским и коммунистическим идеям, мало что общего имеющим с бакунизмом. Такая явная «перемена» в Нечаеве неприятно поразила Бакунина. А тут в Швейцарию приехал русский революционер Герман Лопатин, хорошо осведомленный о всех мистификациях Нечаева, и публично разоблачил его; он рассказал и о том, что побег Нечаева из крепости – выдумка, и о деле Иванова, и о прочих «некрасивых» действиях вождя «Народной Расправы» в России.

После этого в июне 1870 г. Бакунин написал Нечаеву огромное письмо, в котором заявил о разрыве с ним. Это письмо не только показывает, в какой мере Бакунин действительно несет ответственность за действия своего «молодого друга», а в чем их позиции отличались, но и остро ставит актуальные и по сей день вопросы морали революционеров и принципов, на которых должна строиться революционная организация.

С одной стороны, невозможно отрицать многочисленные моменты близости бакунинских и нечаевских позиций. Долгое время Бакунин склонен был закрывать глаза на аморализм, проповедуемый и практикуемый Нечаевым. Да и в этом письме, категорически отрицая «макиавеллизм» и «иезуитскую систему» Нечаева, Бакунин не вполне свободен от нечаевщины в вопросах «партийного строительства». Революционную организацию он представляет себе как штаб будущей революции, как тайную и невидимую диктатуру, которая после революции не даст установиться новому деспотизму. Эта противоречивая мысль Бакунина о том, что посредством диктатуры тайной, неофициальной, не стремящейся к благам и привилегиям для своих членов, можно предотвратить диктатуру явную – безусловно несет на себе следы длительного пребывания Бакунина (с 1845 г.) во франкмасонских ложах и его увлечения карбонариями. На мой взгляд, этот кардинальнейший вопрос –вопрос о принципах построения и целях деятельности революционной организации Бакунин так и не сумел удовлетворительно решить.

С другой стороны, письмо Бакунина Нечаеву свидетельствует о тех огромных различиях, которые существовали между этими двумя выдающимися революционерами. Михаил Александрович признает, что «веря в Вас безусловно, в то время как Вы меня систематически надували, я оказался круглым дураком – это горько и стыдно для человека моей опытности и моих лет, – хуже этого, я испортил свое положение в отношении к русскому и интернациональному делу». При этом Бакунин обрушивается на нечаевское якобинство и бланкизм, на идею захвата власти революционным меньшинством, выступая за стихийный массовый переворот, совершаемый самим народом. «Всякая другая революция, по моему глубочайшему убеждению, бесчестна, вредна, свободо– и народоубийственна». Нечаевская иезуитская система, основанная на обмане и подлости, не морализует революционеров, а развращает их – она бесчеловечна и неэффективна на практике, а, в случае своего осуществления, посадит на шею народу новых хозяев. Нечаевские методы приготовляют «новых угнетателей народа», убивают в революционерах «всякое человеческое чувство и воспитывают в них ложь, недоверие, шпионство и доносы…» Истинно революционная организация, по мнению Бакунина, «не навязывает народу никаких новых постановлений, порядков, форм жизни, а только разнуздывает его волю и дает широкий простор его самоопределению и его экономически-социальной организации, которая должна быть создана им самим, снизу вверх, а не сверху вниз». Революционная организация должна «на другой день народной победы сделать невозможным установление какой бы то ни было государственной власти над народом – даже самой революционной, по-видимому, даже вашей, – потому что всякая власть, как бы она ни называлась, непременным образом подвергла бы народ старому рабству в новой форме».