Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 4

• Название: Падение царского режима. Том 4
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1925

Четвёртый том "Падения царского режима" содержит письменные показания последнего министра внутренних дел А. Д. Протопопова, а также исполняющего должность директора департамента полиции, позже товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого.

---

Смена министров и товарищей министра на первое время, пока я был в департаменте, не отразилась на Комиссарове, хотя ген. Джунковский всегда особо внимательно следил за донесениями полк. Комиссарова, но последний при мне не давал повода для серьезных замечаний по его служебным неисправностям. Затем, по уходе моем из министерства внутренних дел, Комиссаров, при своих служебных приездах в Петроград, вместе с женою всегда бывал у меня с визитом, как и у других немногих лиц, которые к нему хорошо относились, и вспоминал с благодарностью мое доброе к нему отношение. В это время я два раза, будучи в командировке по комитету вел. кн. Марии Павловны, приезжал в Саратов. Как главноуполномоченный комитета, я, в числе других, имел предписание от штаба корпуса, основанное на приказе ген. Джунковского по корпусу, дававшее мне право обращаться, в случаях служебной надобности, за содействием к жандармской полиции. Это касалось, главным образом, облегчения способов передвижений. В эти приезды мои в Саратов Комиссаров старался подчеркнуть свое внимание ко мне и к условиям моей жизни в Саратове, приглашал к себе на обеды, встречал и провожал меня. Ближайших причин перевода ген. Джунковским Комиссарова из Саратова в пяторазрядное управление в Вятку, отражавшееся в служебном, в наградном и в материальном положении Комиссарова, мне неизвестно и, судя по словам Комиссарова, заходившего ко мне после своего представления по этому поводу ген. Джунковскому, последний также ему причин не указал, заметив лишь, что в служебном отношении он ему никаких обвинений не предъявляет. Меня этот удар, постигший Комиссарова, опечалил, и я тоже думал, что, быть может, прием меня Комиссаровым в Саратове дошел до ген. Джунковского в ложном истолковании, но, тем не менее, я отговорил Комиссарова от его намерения подать в отставку, посоветовал ему подчиниться этому распоряжению ген. Джунковского и даже повлиял на жену Комиссарова, бывавшую у сестры ген. Джунковского, в том смысле, чтобы она своими просьбами не осложняла еще более сложившихся неблагоприятно для Комиссарова обстоятельств; при этом я обещал Комиссарову всячески помочь ему в случае каких-либо перемен в составе министерства внутренних дел. Точно причин перевода ген. Джунковского к понижению Комиссарова я не узнал и впоследствии, но судя по последовавшей затем смене и губернатора кн. А. А. Ширинского-Шихматова, очень хорошо относившегося к Комиссарову и собиравшего, также и через него материалы против члена государственного совета гр. Олсуфьева, члена Государственной Думы Готовицкого и председателя управы Гримма по обвинению их в симпатиях к местным немцам-колонистам, и по дошедшим, видимо, до Джунковского, в несколько преувеличенном виде, сведениям о случайном знакомстве в одно время супруги Комиссарова с Распутиным, которое она потом, по моему совету и воздействию мужа, прекратила, — думаю, что таких причин, в связи с прошлым Комиссарова, было несколько. Перевод этот для Комиссарова, помимо удара по самолюбию, был тяжел еще и потому, что совершенно расстраивал его и без того осложненную болезнью жены семейную жизнь, так как его супруга, кроме общего расстройства нервной системы, страдала легочным заболеванием и должна была через некоторое время, по настойчивому требованию врачей, уехать из Вятки.

В таком положении полк. Комиссаров оставался до моего назначения на должность товарища министра внутренних дел, оживившего и его, и жену в надеждах на лучшее служебное устройство. Узнав о моем назначении, жена Комиссарова мечтала о переводе мужа начальником петроградского охранного отделения, в чем я в скорости должен был ее разочаровать, оставшись вполне удовлетворенным деятельностью полк. Глобачева, но я обещал и полк. Комиссарову, и его жене в первую же очередь намеченных мною перемещений по корпусу, по объезде Виссарионовым с ревизионною целью ряда управлений, предоставить Комиссарову лучшее управление, имея в виду московское губ. жандармское управление, так как деятельностью ген. Померанцева был недоволен губернатор гр. Муравьев, и, кроме того, сам ген. Померанцев, по дошедшим до меня сведениям, собирался выйти в отставку, выслужив полный пенсионный и эмеритурный срок. Затем, когда силою сложившихся обстоятельств, о которых я ранее показывал, явилась необходимость в устройстве особой квартиры для законспирированных свиданий с Распутиным, в установлении более широкого наблюдения за выездами его, сношениями его и посещающими его лицами, для непрерывной ежедневной связи с ним, ближайшего ознакомления с чертами его характера, условиями внутренней жизни его, влияниями на него тех или других близких к нему лиц, удерживавшими его от каких-либо поступков, могущих скомпрометировать его высоких покровителей и постоянного, если можно так выразиться, натаскивания его в духе наших пожеланий, то я не мог не отдать себе отчета в том, насколько сложным и разнообразным требованиям должно удовлетворить то лицо, на которое можно возложить подобного рода обязанности. Кроме того, считаясь с одиозностью личности Распутина и необходимостью ввести такое лицо в курс многих, державшихся в тайне, намеченных А. Н. Хвостовым целей, я понимал, что такое поручение можно возложить на человека, не только опытного в розыскном деле, знающего жизнь и людей и способного ориентироваться в любой обстановке, но преданного и верного, который, только в силу личного чувства привязанности или признательности, мог бы сознательно пойти навстречу исполнения наших пожеланий, требующих от него видимости открытого сближения с Распутиным и установления с ним самых благожелательных отношений.

Перебирая в памяти лица[*] для этой роли, я невольно остановился на полк. Комиссарове, как на человеке, искренно ко мне расположенном, которому я могу, вследствие этого, вполне довериться, откровенно посвятить в наши отношения к Распутину и А. А. Вырубовой и наши планы и попросить его личной для меня услуги в осуществлении намеченного нами плана установления отвечающих нашим пожеланиям взаимоотношений с Распутиным. Когда я об этом передал А. Н. Хвостову, то он с особым удовольствием согласился на вызов Комиссарова, с большим интересом выслушал данную мною характеристику Комиссарова и просил меня немедленно ему представить Комиссарова по его приезде и постараться всячески его уговорить принять упомянутое выше поручение, устроив его и в материальном, и служебном отношениях таким образом, чтобы это могло на первое время вполне удовлетворить его, обещая ему в будущем дальнейшее служебное поощрение. После этого я срочною телеграммою вызвал Комиссарова и, по его явке ко мне вечером на квартиру, откровенно посвятил его и в свои отношения к Хвостову, и в наш план, и, предупредив по телефону А. Н. Хвостова, поехал к нему вместе с Комиссаровым. Комиссаров до того времени лично с А. Н. Хвостовым знаком не был.

Когда я представил А. Н. Хвостову Комиссарова, и за поданным нам чаем завязался разговор о прошлой деятельности Комиссарова, связанный[*] с временем его близости к Плеве и Дурново, о политической программе последних, о способах борьбы их с бывшими при них революционными течениями в стране и о их личной жизни и особенностях их характера, то я увидел, насколько быстро полк. Комиссаров как своею внешностью, так и затронутою в умело передаваемом изложении темою, оживившей Хвостова, произвел на него особое впечатление. При этом меня поразила происходившая, по мере разговора и обнаруживавшегося интереса А. Н. Хвостова к Комиссарову, перемена тона отношений последнего к А. Н. Хвостову, далеко перешедшая грань принятой вначале Комиссаровым почтительности, чего я до сих пор не замечал в отношениях к себе со стороны Комиссарова. Боясь, чтобы это не обратило на себя внимания А. Н. Хвостова, я постарался сократить и без того далеко затянувшееся первое представление Комиссарова А. Н. Хвостову.

Когда, распрощавшись с Хвостовым, мы вышли и сели в автомобиль, то я, в тоне упрека, высказал Комиссарову свое по этому поводу опасение; на это мне Комиссаров ответил, что я неправильно себе представляю и обрисовываю личность и мотивы побуждений А. Н. Хвостова как министра вообще и в отношении Распутина в особенности, в которых он, Комиссаров, лично не видит никаких государственных или идейных соображений, а только преследование А. Н. Хвостовым личных своих интересов. Это впечатление, по словам Комиссарова, он вынес непосредственно из всей обстановки приема его А. Н. Хвостовым, из его отношений к темам разговора, которому он, Комиссаров, нащупывая А. Н. Хвостова, старался придать особый отпечаток, заставивший его в тех же видах переменить и тон его поведения к Хвостову. К этому Комиссаров добавил, что, зная близко и представляясь многим министрам внутренних дел, он, Комиссаров, в А. Н. Хвостове не мог почувствовать министра внутренних дел.

Этот взгляд Комиссарова на А. Н. Хвостова меня как бы обидел за А. Н. Хвостова, и я дал это понять Комиссарову; но последний, обещая в будущем не выходить из рамок вполне корректного отношения к А. Н. Хвостову, заявил мне, что он только для меня, но не для А. Н. Хвостова, о котором он навряд ли и в будущем переменит свое мнение, возьмет, как ему ни тяжело, предлагаемое ему поручение, но ставит мне одно условие разрешить ему, при всех случаях общения с Распутиным, быть не в офицерской форме, которую он не желает ронять, а в штатском платье.