Лиза Си - Девушки из Шанхая

• Название: Девушки из Шанхая
• Автор: Лиза Си
• Издательство: Астрель: CORPUS
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-31664-7

Успешный автор бестселлеров Лиза Си — американка с китайскими корнями. Она родилась в Париже, живет в США, но китайская тема неизменно присутствует в ее романах, переведенных на десятки языков. «Девушки из Шанхая» — роман о войне, любви, скитаниях и эмиграции, но прежде всего — об отношениях двух сестер, со всеми неизбежными сложностями, соперничеством, обидами и непреодолимой привязанностью друг к другу. История Перл и Мэй, дочерей богатого шанхайского коммерсанта, начинается в предвоенное время. Красивые, веселые, беззаботные, они позируют художникам для календарей и рекламы и ведут по-европейски свободный образ жизни, надеясь выйти замуж по любви, а не по сговору, как это тысячелетиями происходило в Китае. Однако отец, тщательно скрывавший от семьи свое разорение, без ведома дочерей продает их в жены двоим китайцам из Лос-Анджелеса. Сестры решают нарушить брачный договор и остаться в Шанхае, но начинается война с Японией. На город дождем сыплются бомбы, а отцу угрожает местная мафия, которой он задолжал огромную сумму. После долгих мытарств Перл и Мэй, спасаясь от гибели, все-таки отправляются в Соединенные Штаты…

---

— Что, в Мексике и правда так живут? — спрашивает Мэй. Я не знаю, есть ли у этого места хоть что-то общее с Мексикой, но здесь, по крайней мере, все кажется таким ярким и праздничным по сравнению с нашей сумрачной квартирой!

— Понятия не имею. Может быть.

— Ну, в общем, если тебе кажется, что здесь весело, подожди, пока не окажешься в Чайна-Сити.

Дойдя до середины улицы, она останавливается как вкопанная.

— Смотри, это Кристин Стерлинг. — Она кивает на немолодую, но элегантно одетую белую даму, сидящую на крыльце дома, который выглядит так, будто его построили из грязи. — Она обустроила нынешнюю Ольвера-стрит. И Чайна-Сити тоже она заправляет. Все говорят, что она добрая, что она помогает мексиканцам и китайцам открывать свой бизнес — сейчас это нелегко. Она прибыла в Лос-Анджелес без гроша за душой, как и мы. Теперь ей принадлежат две туристические достопримечательности.

Мы доходим до конца квартала. Американские автомобили гудками прокладывают себе путь. За Мейси-стрит я вижу стену, окружающую Чайна-Сити.

— Пойдем, если хочешь, — предлагает Мэй. — Нам надо только улицу перейти.

Я качаю головой:

— Может быть, в другой раз.

Пока мы идем обратно по Ольвера-стрит, Мэй улыбается и машет хозяевам лавок, но они не отвечают ей.

* * *

Пока Мэй работает со Старым Лу, а Сэм трудится в Чайна-Сити, мы с Иен-иен занимаемся хозяйством, приглядываем за Верноном после школы и по очереди укачиваем Джой, когда она целыми днями плачет без видимой причины. Но даже если бы меня отпускали в гости, к кому бы я пошла? На десять мужчин здесь приходится одна женщина или девушка. Местным девушкам нашего с Мэй возраста, как правило, не разрешают встречаться с мальчиками, да и местные китайцы не хотят на них жениться.

— Здесь рождаются слишком американизированные девушки, — говорит дядя Эдфред, когда приходит на воскресный обед. — Когда разбогатею, вернусь в свою деревню и женюсь на традиционной девушке.

Некоторые мужчины, вроде дяди Уилберта, годами не видели своих жен, живущих в Китае.

— Мы с моей женой не занимались постельными делами лет двадцать. Дороговато ехать за этим в Китай. Я коплю, чтобы вернуться туда богатым.

Поэтому местные девушки часто так и не выходят замуж. По будням они ходят в американскую школу и в китайскую школу при миссии. По выходным работают на семейных предприятиях и занимаются китайской культурой в миссиях. Мы на этих девушек совсем непохожи. Мы слишком молоды, чтобы общаться с другими женами и матерями, к тому же они кажутся нам отсталыми. Хотя они и родились здесь, многие из них, так же как и Иен-иен, даже не окончили начальную школу — в такой изоляции и под таким бдительным надзором держали их даже в детстве.

В один из июньских вечеров, на сорок второй день нашего пребывания в Лос-Анджелесе и за несколько дней до открытия Чайна-Сити, Сэм возвращается домой и предлагает:

— Хочешь — пойди прогуляйся с сестрой. Я сам дам Джой бутылочку.

Мне не хочется оставлять с ним Джой, но в последнее время я вижу, что ей нравится, как он неловко держит ее на руках, шепчет ей что-то на ухо и щекочет ее животик. Видя, что она довольна, и понимая, что Сэм будет рад, если я уйду и ему не придется со мной разговаривать, мы с Мэй выходим в весенний вечер. Мы доходим до Плазы, сидим на скамье, слушаем мексиканскую музыку, доносящуюся с Ольвера-стрит, и наблюдаем за играющими на аллее Санчес детьми. Вместо мяча у них — перевязанный бумажный пакет, набитый мятыми газетами.

Наконец-то Мэй никуда меня не тащит и не показывает мне город. Можно просто посидеть и несколько минут побыть собой. В квартире, где слышно каждое слово и каждое движение, нам негде уединиться. А здесь, вдали от любопытных ушей, мы говорим свободно и обсуждаем свои тайны. Мы вспоминаем маму, папу, Томми, Бетси, З. Ч. и даже наших слуг. Говорим о блюдах, которых нам недостает, и о запахах и звуках Шанхая, который кажется теперь таким далеким. Потом берем себя в руки, стараемся отвлечься от тоски по утраченным местам и людям и подумать о том, что происходит вокруг. Каждый раз, когда Старый Лу и Иен-иен занимаются постельными делами, я слышу скрип матраса. Мне известно, что Верн и Мэй этого так и не делали.

— Вы с Сэмом тоже, — парирует Мэй. — А ты должна. Ты замужем. У вас с ним ребенок.

— Почему же я должна, а ты — нет?

Мэй гримасничает:

— Но как? С ним что-то не так.

Тогда, в Шанхае, я думала, что Мэй несправедлива к Верну. Но теперь, прожив с ним некоторое время и видя его гораздо чаще, чем Мэй, я понимаю, что она права. И дело не в том, что он еще не стал мужчиной.

— Мне не кажется, что он недоразвитый, — говорю я, стараясь поддержать ее.

Мэй нетерпеливо отмахивается:

— Дело не в этом. Он… какой-то ущербный. — Она изучает сплетение ветвей над нашими головами, как будто ища в них подсказку. — Он разговаривает, но мало. Иногда мне кажется, он не понимает, что происходит вокруг. Или вдруг становится похож на одержимого, особенно когда склеивает эти модели аэропланов и лодок, которые ему покупает отец.

— По крайней мере, о нем заботятся, — замечаю я. — Помнишь мальчика, которого мы видели на лодке на Великом канале? Его держали в клетке!

Мэй то ли не помнит, то ли ей все равно. Она продолжает, не отвечая мне:

— Они носятся с Верном, как будто он особенный. Иен-иен гладит ему одежду и выкладывает перед ним по утрам. Называет его Маленьким Мужем…

— В этом она похожа на маму. Называет каждого его прозвищем или титулом. Она даже своего мужа называет Старый Лу!

Как это приятно — смеяться. Мама с папой называли его так в знак почтения, мы звали его так, потому что не любили, Иен-иен зовет его так, потому что так его видит.

— Ноги у нее обычные, но она гораздо более темная, чем мама, — продолжаю я. — Верит в духов, в зелья, гороскопы, во всю эту чушь…

Мэй фыркает от отвращения:

— Помнишь, я ляпнула ей, что простудилась? Она мне сварила имбирный чай с сушеным луком, чтобы прочистить грудь, и заставила дышать кипяченым уксусом, чтобы улучшить ток крови!

— Но это же помогло.

— Да, — признает Мэй. — Зато теперь она хочет, чтобы я пошла к травнику, чтобы тот сделал меня плодовитой и более привлекательной для Маленького Мужа. Говорит, что Овца и Кабан — это чуть ли не самые совместимые знаки.

— Мама всегда говорила, что Кабан — чистосердечный, честный и простой человек.

— С простотой у него все в порядке, — вздрагивает Мэй. — Я ведь пыталась. В смысле… — Она колеблется. — Мы же спим в одной постели. Некоторые ему бы позавидовали. Но он ничего не делает, хотя все, что нужно, у него есть.

Она делает паузу, позволяя мне осмыслить сказанное. Мы обе попросту пропадаем в этой тюрьме, но всякий раз, думая о том, как мне плохо, я вспоминаю о своей сестре в соседней комнате.

— А когда я выхожу по утрам на кухню, — продолжает Мэй, — Иен-иен спрашивает: «Где твой сын? Мне нужен внук!» На прошлой неделе, когда я вернулась из Чайна-Сити, она отвела меня в сторону и сказала: «Вижу, тебя снова навестила красная сестричка. Завтра съешь воробьиных почек и мандариновой цедры — они усилят твое ци. Травник сказал, что это подготовит твою матку к принятию жизненной энергии моего сына».

Я улыбаюсь, слушая, как сестра забавно подражает пронзительному голосу Иен-иен, но Мэй не видит в этом ничего смешного.

— Почему тебя не заставляют есть воробьиные почки и мандариновую цедру? Почему тебя не посылают к травнику?

Я не знаю, почему Старый Лу и его жена по-другому ведут себя со мной и Сэмом. У Иен-иен есть прозвища для всех, но я никогда не слышала, чтобы она обращалась к Сэму — ни по прозвищу, ни по американскому имени, ни даже по его китайскому имени. Да и свекор, не считая первого вечера, к нам обоим почти не обращается.

— Сэм не ладит с отцом, — говорю я. — Ты заметила?

— Они часто ругаются. Старик зовет Сэма тоу кэ и чок кинь. Не знаю, что это значит, но вряд ли это комплимент.

— Он называет Сэма ленивым и пустоголовым.

Я мало общаюсь с Сэмом, поэтому спрашиваю:

— Это так?

— По-моему, нет. Старик настаивает, чтобы Сэм занимался рикшами, когда откроется Чайна-Сити. Хочет, чтобы он возил тележки. А Сэм не хочет.

— Да и кто бы захотел, — содрогаюсь я.

— Ни здесь, ни где-либо еще, — соглашается Мэй. — Даже если для людей это просто развлечение.

Я была бы не прочь еще поговорить о Сэме, но Мэй возвращается к своим проблемам с мужем:

— Они могли бы обращаться с ним как со всеми остальными мальчиками. Он мог бы работать с отцом после школы, мог бы помогать нам с Сэмом распаковывать ящики и расставлять товар по полкам. Но старик настаивает, чтобы он шел домой и делал уроки. Мне кажется, он просто запирается у себя и возится со своими моделями. И у него мало что получается, насколько я вижу.