Сюэцинь Цао - Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.

• Название: Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL.
• Автор: Сюэцинь Цао
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1995
• ISBN: 5-280-01771-Х

«Сон в красном тереме» — самый знаменитый и крупнейший китайский роман. Цао Сюэцинь (1724 — 1764) создал захватывающую сагу о трех поколениях большой аристократической семьи. Она возвышается, когда император берет в наложницы одну из девушек рода Цзя. Главный герой Цзя Баоюй с юных лет купается в роскоши, ему доступны все земные блага. Роман насыщен любовью, многочисленные герои связаны между собой чувственными отношениями, которым сопутствуют ревность и интриги. Сложная структура этого замечательного произведения, психологическая мотивированность поступков его героев, органически входящие в ткань повествования стихи — все это составляет убедительные достоинства «Сна в красном тереме» — признанного шедевра не только китайской, но и мировой литературы.

---

Тут уж он такое понес, что перепуганные слуги еще туже затянули на нем веревки, а рот набили землей и конским навозом.

Фэнцзе и Цзя Жун сделали вид, будто не слышат. А Баоюй не утерпел и спросил:

— Сестра, что значит «снохачи»?

— Не болтай глупостей! — прикрикнула на него Фэнцзе. — Старый хрыч напился и несет всякую околесицу, а ты мало того что прислушиваешься, так еще расспрашиваешь, что да как! Вот погоди, расскажу матушке, посмотрим, погладит ли она тебя по головке за это!

Перепуганный Баоюй стал ее умолять не жаловаться матери и пообещал:

— Дорогая сестра, я никогда больше не произнесу этого слова.

— Вот и хорошо, — смягчилась Фэнцзе и, чтобы окончательно успокоить Баоюя, добавила: — Когда вернемся домой, расскажем бабушке, что мы пригласили Цинь Чжуна учиться у нас в школе, — пусть велит сообщить об этом учителю. Для нас сейчас это самое главное.

Пока они разговаривали, коляска въехала в ворота дворца Жунго.

Что было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Глава восьмая

Цзя Баоюй узнает о существовании золотого замка;Сюэ Баочай рассматривает одушевленную яшму

Итак, Баоюй и Фэнцзе возвратились домой, навестили старших, и Баоюй попросил матушку Цзя помочь с устройством Цинь Чжуна в домашнюю школу, — тогда, по крайней мере, у него появится друг и соученик, достойный подражания. Он искренне восхищался Цинь Чжуном, его характером и манерами, и считал, что он вполне заслуживает любви и сочувствия.

Фэнцзе, желая помочь Баоюю, сказала:

— Цинь Чжун как-нибудь навестит вас, бабушка!

Матушка Цзя пришла в прекрасное расположение духа, и Фэнцзе, воспользовавшись моментом, пригласила ее на спектакль — матушка Цзя, несмотря на преклонный возраст, увлекалась театром.

Через день и госпожа Ю явилась приглашать матушку Цзя, и та, взяв с собою госпожу Ван, Дайюй и Баоюя, отправилась во дворец Нинго смотреть представление.

К полудню матушка Цзя устала и вернулась домой. Госпожа Ван, любившая тишину и покой, последовала ее примеру. После их ухода Фэнцзе почувствовала себя свободней, заняла место на главной циновке и от всей души веселилась до самого вечера.

Баоюй проводил матушку Цзя домой, дождался, когда она ляжет, и хотел вернуться досмотреть спектакль, но ему показалось неудобным беспокоить госпожу Цинь. Тут он вспомнил о Баочай, она была больна, и решил ее навестить.

Прямо к ней вела из дома небольшая калитка в задней стене, но Баоюй, опасаясь, как бы кто-нибудь не стал ему докучать по пути или же не встретился отец, что еще хуже, пошел окольным путем.

Мамки и няньки, сопровождавшие Баоюя, думали, что он будет переодеваться, но, к их немалому удивлению, он появился в прежнем наряде и направился ко вторым воротам. Мамки и няньки бросились за ним, решив, что он снова собирается во дворец Нинго смотреть спектакль. Однако Баоюй, дойдя до проходного зала, неожиданно свернул на северо-восток, обогнул главный зал и скрылся. Тут, как назло, он натолкнулся на двух молодых повес, Чжань Гуана и Шань Пиньжэня, приживальщиков из их дома. Они, хохоча, бросились к Баоюю. Один обхватил его за талию, другой стал тащить за руки.

— Ах, дорогой братец! — наперебой восклицали они. — Наконец-то мы с тобой встретились. Эта встреча для нас — как дивный сон!

Поболтав немного, они удалились.

Их окликнула мамка:

— Вы идете к старому господину?

— Да, да, — закивали они и, смеясь, добавили: — Старый господин отдыхает в кабинете Сонного склона.

Их ответ и тон, каким это было сказано, насмешили Баоюя. Но он не стал задерживаться и, воспользовавшись тем, что рядом никого нет, бросился со всех ног в ту сторону, где находился двор Грушевого аромата.

В это время главный смотритель кладовых У Синьдэн и амбарный староста Дай Лян в сопровождении пяти приказчиков вышли из конторы и заметили Баоюя. Они тотчас же встали навытяжку. И только торговый посредник Цянь Хуа, много дней не видевший юношу, подбежал к нему, опустился на колени и справился о здоровье. Сдерживая улыбку, Баоюй жестом велел ему встать.

Все остальные со смехом обратились к Баоюю, говоря:

— Недавно мы видели, какие красивые квадратики[122] вы рисуете, второй господин! Хоть бы нам нарисовали!

— Где вы их видели? — удивился Баоюй.

— Во многих местах. Все восхищаются ими и приходят просить.

— Это пустяки, можно еще нарисовать! — снисходительно заявил Баоюй. — Только напомните моим слугам!

Баоюй пошел дальше. Служащие подождали, пока он скроется из виду, и разошлись.

Но о них мы говорить не будем, а расскажем о том, как Баоюй пришел во двор Грушевого аромата. Первым делом он навестил тетушку Сюэ, она сидела в окружении служанок и что-то вышивала.

Баоюй справился о ее здоровье. Тетушка Сюэ обняла его и с улыбкой произнесла:

— Сегодня так холодно, мой мальчик! Мы никак не ожидали, что ты придешь! Садись скорее на кан!

И она тут же приказала служанкам подать горячего чая.

— А где старший брат? — спросил Баоюй. Тетушка Сюэ вздохнула:

— Он как конь без узды — целыми днями бегает, никак не нагуляется. Разве он способен хоть день побыть дома?

— А как здоровье сестры?

— Вот как раз кстати! — воскликнула тетушка Сюэ. — Спасибо, что вспомнил и прислал служанок ее навестить! Она там, во внутренних покоях! Побудь с ней немножко, у нее потеплей. А я управлюсь с делами и тоже приду, поболтаем.

Баоюй проворно соскочил с кана, побежал к двери и рывком откинул красную шелковую занавеску. Баочай сидела на кане и вышивала.

Одета была девушка изящно, но просто. Стеганый халат медового цвета, темно-красная безрукавка, шитая золотыми и серебряными нитями, уже не новая, желтая юбка из набивного сатина. Черные, блестящие, словно лак, волосы стянуты узлом.

Она была несловоохотлива, чаще молчала, и ее считали поэтому недалекой. Подлаживаться к людям она не умела.

Пристально глядя на нее, Баоюй с порога спросил:

— Ты выздоровела, сестра?

Баочай подняла голову, увидела Баоюя, поспешно встала и с легкой улыбкой произнесла:

— Да, выздоровела. Спасибо, что ты так внимателен!

Она предложила Баоюю сесть и велела Инъэр налить ему чаю.

Справляясь о здоровье старой госпожи, тети и сестер, Баочай не сводила глаз с инкрустированного жемчугом золотого колпачка, охватывающего узел волос Баоюя, и повязки на лбу с изображением двух драконов, играющих жемчужиной. На Баоюе был халат с узкими рукавами, подбитый лисьим мехом, с узором из драконов, пояс с вытканными золотой и серебряной нитью бабочками, украшенный бахромой, на шее — замочек долголетия, амулет с именем и «драгоценная яшма» — «баоюй», которая при рождении оказалась у него во рту.

— У нас в доме только и разговоров что о твоей яшме, — промолвила Баочай, — но я ни разу ее вблизи не видела. Разреши посмотреть!

С этими словами она придвинулась к Баоюю, а он снял с шеи яшму и положил девушке на ладонь. Камень величиной с воробьиное яйцо, белый, как молоко, сиял, словно утренняя заря, и весь был в разноцветных, как радуга, прожилках.

Дорогой читатель, ты, должно быть, уже догадался, что это был тот самый грубый, нешлифованный камень, который бросили когда-то у подножья хребта Цингэн в горах Великих вымыслов.

По этому поводу потомки в шутку сочинили такие стихи:

Про камень, брошенный Нюйва, —
давно уже болтать привычно,
Но к этой прошлой болтовне
еще прибавился слушок —
Как будто камень потерял
обычное свое обличье
И был таинственно укрыт
в зловонный кожаный мешок.

Известно: рок неотвратим,
и золото теряет пламень;
О том вздохнем, что и нефрит
не излучает больше свет[123], —
О, горы белые костей!
О, блеск родов, забытых нами!
Там где-то отрок среди них
с красавицей минувших лет!

На оборотной стороне камня была изложена история его перевоплощения — иероглифы, выгравированные известным вам буддийским монахом с коростой на голове. Камень вначале был крохотный — умещался во рту новорожденного, а иероглифы до того мелкие, что не прочтешь, как ни старайся. Постепенно камень увеличивался и достиг таких размеров, что даже пьяный мог бы прочесть надпись при свете лампы.

Я счел своим долгом все это объяснить, чтобы у читателя не возникло недоумения, какой же должен быть рот у младенца, едва вышедшего из материнского чрева, если в нем мог уместиться такой большой камень.

Осмотрев яшму со всех сторон, Баочай вновь повернула ее лицевой стороной кверху и прочла:

Да не будет потерь,
да не будет забвенья,
И да здравствует святость,
слава, жизни горенье!

Прочитав надпись дважды, Баочай повернулась к Инъэр и сказала:

— Ты что глаза таращишь? Наливай чай.

— Строки, которые вы прочли, мне кажется, могут составить пару тем, что выгравированы на замочке вашего ожерелья, барышня, — хихикая, ответила Инъэр.