Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке

• Название: Колесо в заброшенном парке
• Автор: Борис Тараканов
• Жанр: Детективная фантастика

Венеция, XVIII век. Город полон слухов, что известный композитор Антонио Виральдини (1705–1741) зашифровал в своей опере-оратории «Ликующая Руфь» формулу вечной молодости. Адепты древнего культа «Двенадцать Голов» пытаются завладеть этой заманчивой тайной.

Борьба за Сокровенное Знание доходит до наших дней. Последователи культа охотятся за московским мальчишкой — согласно древнему пророчеству, именно он способен разгадать Тайну Виральдини. К счастью, на помощь приходят два историка — совершенно далекие от музыки люди.

В этой захватывающей детективно-фантастической истории сплетены воедино разные века, страны, судьбы, таинственные события и человеческие взаимоотношения. А мальчишке и его взрослым друзьям помогает… сам Антонио Виральдини.

Для широкого круга читателей.

---

— С огромным удовольствием! Думаю, вряд ли сейчас кто-нибудь сможет дать вам более интересную информацию, чем я.

Вот так. Ни много ни мало. Ответ был действительно неожиданным. Так же, как время и место встречи, которые предложил Харченко, — пивной ресторанчик «Пять оборотов» на Петровке, сразу за Петровским пассажем. Десять утра.

— Ты узнал что-то новое об этом Харченко? — спросил Вовка, наступая в очередную лужу.

— Да, Андрей кое-что нарыл… Харченко — давний фанат Виральдини. Уже одиннадцать лет собирает коллекцию его записей. Представь, набрал семь с половиной тысяч единиц хранения: компакты, винил, кассеты…

— Ненормальный… — вырвалось у Вовки.

— В чем-то — безусловно, да. Историю Виральдини изучает не как часть истории музыки, а как… просто человеческую жизнь. Пишет о нем книгу. Харченко засветился практически во всех спецфондах ведущих библиотек. Старается не пропустить ни малейшей подробности.

— Охота пуще неволи…

— В своей последней статье о Виральдини в «Музыкальном Клондайке» он заявил, что недавно открыл нечто сногсшибательное. О чем поведает читателям в следующих номерах. Каково, а?

— Занятно… Продолжай.

— Дальше еще занятнее. Среди партнеров Харченко — психиатр Безекович.

— Неудивительно, что ему понадобился психиатр.

— Да нет, причина в другом… Безекович сейчас пишет диссертацию по галлюциногенным препаратам. И Харченко добровольно вызвался быть для него подопытным кроликом.

— Это еще зачем?

— Как я понял, доктор периодически вгоняет его в этакий транс. Во время него Харченко как бы проживает участки жизни самого Виральдини.

— Ни фига себе! А что, такое возможно?

— Не знаю, Вов. Мне самому трудно это понять… Одно ясно — такие эксперименты бесследно для психики не проходят.

— Немудрено… Кстати, а откуда такие… интимные подробности?

— Харченко их не скрывал, плюс Безекович публиковал отчеты о действии нового препарата. В общем, открытая информация.

— И зачем накачивать себя всякой дрянью? Ведь в таких случаях вполне можно обойтись гипнозом…

— Значит, нельзя.

— Рассказывай дальше.

— Потом. Мы уже пришли. Имей в виду, придется ограничиться кружкой дешевого «Клинского» на нос — боюсь, цены тут еще те.

Отряхнув у входа зонт и вытерев мокрую обувь о коврик, Стас и Вовка спустились в уютный, вкусно пахнущий подвальчик. В этот час ресторан был практически пуст, если не считать скучающих официантов, уставившихся в висевший над стойкой бара телевизор. С появлением Вовки и Стаса в их компании произошло заметное оживление.

— Доброе утро! Присядьте, пожалуйста, вам сейчас принесут меню.

— Спасибо… Вообще-то у нас здесь назначена встреча.

— В таком случае вас ждут вон там — столик в конце зала.

Стас и Вовка прошли в дальний конец зала. Навстречу им поднялся невысокий мужчина лет тридцати, в ладно сидящем джинсовом костюме. Его длинные пепельные волосы были собраны на затылке в хвост наподобие лошадиного. Широко посаженные светлые глаза смотрели на мир открыто, но с легким вызовом и укором. На столе перед ним стояли уже ополовиненная кружка пива и открытый ноутбук.

— Алексей Михайлович? — поинтересовался Стас.

— Доброе утро.

Стас и Вовка по очереди представились и пожали Харченко руку. Новый знакомый жестом пригласил их сесть.

— Надеемся, вам не пришлось ждать нас слишком долго, — сказал Вовка.

— Пустяки, — ответил Харченко, протягивая две визитные карточки. — Можно просто Алексей. Позвольте предложить вам гиннеса?

Стас и Вовка переглянулись.

— Да мы как-то не планировали… С утра.

— Глупости. Гиннес хорош в любое время суток. А здесь он отменный. Мне будет приятно вас угостить.

Через несколько минут на столе красовались кружки густого черного пива с такой крепкой пеной, что она казалась шапкой взбитых сливок.

— Мне очень импонирует ваш интерес к Виральдини. К сожалению, сейчас его воспринимают исключительно как музыканта и композитора. И забывают о том, что он был прежде всего живым человеком. Таким же, как любой из нас.

— Вот об этом мы и хотели бы поговорить… — сказал Стас.

— О, это мой конек! Я помешан на Виральдини…

Стас и Вовка переглянулись.

— Пусть вам не кажется это странным. Фаны классической музыки довольно своеобразные люди. Во всяком случае, мы здорово отличаемся от других людей.

— Все люди разные… — попробовал возразить Вовка.

— Вы считаете себя фаном классики? — в тон ему спросил Стас.

— О, не только. Я — исследователь! Музыколог. И еще коллекционер. Собираю записи Виральдини.

— А почему именно его? — спросил Вовка.

— Сложный вопрос… Порой мне кажется, что оттуда, с небес, Виральдини выбрал именно меня, чтобы рассказать свою историю. У нас с ним божественный резонанс. Совпадение нуль-вектора…

Вовка покосился на Стаса и сказал:

— Чтобы прийти к такому выводу, наверное, надо быть настоящим профессионалом. Ведь вы консерваторию окончили?

— Да. И вы абсолютно правы. Только знатоки по-настоящему разбираются в классической музыке. Впрочем, как и в дорогих винах. Чтобы оценить и то, и другое, нужны зрелость и опыт. И не заказать ли нам по этому поводу хорошего вина?

— Нет-нет, спасибо! Мы, в общем-то, не пьем… — наперебой запричитали Вовка и Стас.

Харченко тем временем ткнул пальцем в клавиатуру ноутбука. Поискав что-то на экране, он поднял глаза:

— Многие знают ноты, но лишь избранные сочиняют музыку… Обратите внимание, что пишет о Виральдини один из критиков того времени: «Виральдини… О, это безумное сочетание возвышенности, боли, насмешки, обжигающего желания, язвительного сарказма и… поистине Божественной Любви». Лучше, по-моему, и не скажешь.

— Да… — сказал Вовка, — Музыка действительно очень сильная. Особенно «Четыре эпохи» и эта… «Ликующая Руфь».

Вовка невольно вспомнил странное томление, охватившее его, когда он слушал «Ликующую Руфь» в Большом зале консерватории.

— «Руфь» — это произведение со сложной, изломанной судьбой. Оно обладает редчайшей силой воздействия. Виральдини назвал его «Пизанская оратория». Хотя в Пизе при жизни композитора она так и не была исполнена.

— Это совпало с указом о запрещении Виральдини въезжать в город?

Харченко кивнул, затем жестом подозвал официанта.

— Графин водки.

— Сколько? — спросил официант.

— Грамм… двести пятьдесят.

Официант удалился.

— Что-то мне захотелось гиннес «с прокладочкой». Знаете, что это такое?

— Приблизительно… — уклончиво ответил Стас.

— Это когда глоток пива — рюмка водки, глоток пива — рюмка водки…

Вовку откровенно передернуло. Стас же решил не показывать удивления.

— Ваше здоровье! — провозгласил новый знакомый по возвращении официанта. — Ох, хорошо! Будто ангелочек пробежался там босичком…

Стас смотрел во все глаза. Вовка отвернулся и принялся рассматривать красочные постеры на стенах зала.

— Между прочим, Виральдини чуть ли не единственный композитор, биография которого полностью выражена в его сочинениях, — сказал Харченко, громко сглотнув.

— А Моцарт? — спросил Стас.

Харченко неопределенно махнул рукой.

— У Моцарта жизнь и творчество плохо пересекались.

— То есть? — не понял Стас.

— Так и есть — писал гениально, это несомненно, но вспомните, как он жил…

— «Гуляка праздный», — подсказал Вовка, за что получил от Стаса ногой под столом.

Тем временем Харченко начало откровенно развозить. Стас и Вовка молчали. Их собеседник понял их молчание по-своему.

— Вы, наверное, не слышали о тайном шифре в партитуре «Волшебной флейты», — сказал Харченко слегка заплетающимся языком.

— Признаться, действительно не слышали… Да, Вов?

Вовка кивнул.

— Сейчас уже доказано, что в этой опере Моцарт зашифровал некое тайное знание, которым владела масонская ложа. Моцарт имел несчастье в ней состоять. За эту оперу он поплатился жизнью — братья по ложе не смогли простить ему столь оригинального способа разглашения тайны. Фактически они спровоцировали отравление.

— А что это за знание? — Вовка интуитивно почувствовал, что эта информация может оказаться очень важной, хотя и не имеет прямого отношения к Виральдини.

Харченко траурно зевнул.

— Вот это пока точно не выяснено. Ключ к расшифровке вычислили в Институте Моцарта в Зальцбурге. Но тут, представляете, из архива Института исчезли все копии прямых источников.

Вовка от неожиданности присвистнул. Но тут же смутился:

— Ой, извините…

— Ничего страшного, — Харченко редкозубо улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Нормальная реакция… Так что картина остается весьма размытой. Пока ясно только одно, — он поднял вверх указательный палец, — в тайных шифрах красной нитью проходит тема Мироздания на фоне прямо-таки египетской мистерии.