Борис Тараканов - Колесо в заброшенном парке

• Название: Колесо в заброшенном парке
• Автор: Борис Тараканов
• Жанр: Детективная фантастика

Венеция, XVIII век. Город полон слухов, что известный композитор Антонио Виральдини (1705–1741) зашифровал в своей опере-оратории «Ликующая Руфь» формулу вечной молодости. Адепты древнего культа «Двенадцать Голов» пытаются завладеть этой заманчивой тайной.

Борьба за Сокровенное Знание доходит до наших дней. Последователи культа охотятся за московским мальчишкой — согласно древнему пророчеству, именно он способен разгадать Тайну Виральдини. К счастью, на помощь приходят два историка — совершенно далекие от музыки люди.

В этой захватывающей детективно-фантастической истории сплетены воедино разные века, страны, судьбы, таинственные события и человеческие взаимоотношения. А мальчишке и его взрослым друзьям помогает… сам Антонио Виральдини.

Для широкого круга читателей.

---

Общее веселье, вызванное рассказом Добрыни на тему «Если б я имел коня…», было неожиданно прервано — дверь открылась и на пороге возник Джузеппе собственной персоной.

Антонио заметил его первым и сразу насупился.

— Бли-ин! — вырвалось у Добрыни. — Приперся-таки, шпион поганый. Сейчас спать погонит.

— Фигли надо? — в тон ему по-русски поинтересовался Бурик и тут же перевел: — Чем обязаны столь приятному визиту?

Джузеппе смутился, как обычно смущаются взрослые, случайно нарушившие детскую игру в самом ее разгаре.

— Простите, — сказал он, глядя мимо мальчишеских глаз. — Я забыл где-то свой карманный компьютер и не могу вспомнить, где. Думал, здесь…

Мальчишки ради приличия посмотрели по сторонам, Бурик даже заглянул под стол.

— Здесь его нет.

Он знал, о чем идет речь, так как несколько раз видел у Джузеппе маленькое карманное чудо, по вычислительной мощности не уступающее компьютеру в кабинете вовкиного отца — на нем они с Добрыней любили играть во всякие бродилки-стрелялки.

— Да? Очень жаль… Я ведь без него как без рук.

— Он что, думает, что мы воры? — завелся Добрыня. Бурик беспощадно перевел его слова.

Лицо Джузеппе побагровело, но он быстро совладал с собой.

— Я пока еще в состоянии отличить вора от честного человека, — сказал он с таким видом, будто в воровстве обвинили его самого.

— А что же ты тогда шпионишь за нами? — спросил Добрыня. — Зачем выслеживаешь? Ради интереса спортивного?

Джузеппе посмотрел на него спокойно.

— Нет, не из спортивного. Очень тяжело мне вас тут видеть.

— Скажи-ите, пожа-алуйста… — начал Добрыня, выслушав перевод.

— Погоди, Славка! — оборвал его Бурик. — Ты… по сыну скучаешь, да?

Джузеппе вздохнул. Вздохнул тяжело, так, что все его тело всколыхнулось и беспомощно опало. Он шагнул в столовую и тяжело опустился на стул. Сгорбился, опустив руки между коленями. Что-то трогательное и беззащитное было в этой позе взрослого дядьки, сидящего перед тремя мальчишками. Будто настоящий Джузеппе — вот он, сейчас, с ними. А до этого был не он, а Михеич. Да и был ли вообще когда-нибудь этот Михеич? Не оказался ли он сном, навеянным Дорогой, ведущей по заброшенным рельсам, и Обыкновенными Чудесами, связанными с ней? А может, и не было никакой Дороги, а только Контур, Контур… С его непонятным назначением и странностями со Временем и Пространством.

Пауза затягивалась. Нужно было что-то сказать. Или спросить?

— Джузеппе, — осторожно начал Бурик, — а где сейчас твой сын? Ты как-то говорил, но я забыл…

— В Падуе. Воспитывает его жена и… — он сжал кулак, аж захрустело, — та, кто у нормальных людей называется тещей.

— А у тебя она как называется? — спросил Добрыня.

Джузеппе в ответ выдал фразу. Нормальную итальянскую фразу. Настолько нормальную, что Антонио пошатнулся на стуле, а Бурик открыл рот, потом закрыл, потом снова открыл.

— Как-как? — спросил Добрыня, подозрительно глядя на Бурика.

— Никак… — буркнул тот, снова покраснев. — То есть очень даже как, но я тебе потом скажу.

— Потом можешь не говорить, — ответил Добрыня почти обиженным тоном, но в глазах его Бурик увидел знакомые озорные искорки, которые в такие моменты делали Добрыню именно Добрыней. И понял, что беспокоиться не о чем.

Джузеппе окончательно смутился, что спорол лишнего, да еще при детях. Он опустил глаза и принялся внимательно разглядывать ровную, без малейшего изъяна, поверхность стола, словно пытаясь прочитать на ней рецепт своей дальнейшей жизни. По всей видимости, ничего обнадеживающего он там не увидел — пришлось вернуть взгляд в прежнее положение. Ну и грустным же был этот взгляд! Бурик сообразил, что, кроме него, ситуацию исправить некому.

— Послушай, — обратился он к Джузеппе. — Расскажи нам, наконец, как мы сюда попали? А то молчишь все время, как партизан. А Магистр этот — мозги вывихнешь, пока выслушаешь. — Бурик покосился на Добрыню. — И все какими-то загадками говорит, жирный свин…

— Ка-ак??? — Джузеппе вдруг захохотал. Хохотал он громко, с удовольствием, вкладывая душу в каждое «ха!». Как смеялся бы, наверное, любой итальянец на его месте.

Антонио тоже залился своим серебряным смехом Маленького Принца.

— Что ты ему такого сказал? — удивился Добрыня.

— Назвал Магистра жирным свином.

— Ну и чего ржать-то. Тут плакать надо… — Добрыня самодовольно ухмыльнулся.

Джузеппе тем временем утер глаза, достал платок и громко, с удовольствием, высморкался. Спрятав платок в карман брюк, он обратился к Бурику.

— Так что ты спросил?

Этот вопрос вызвал новый приступ уже всеобщего хохота.

— Джузеппе, — отсмеявшись, спросил Добрыня таким тоном, будто никогда не обещал вцепиться собеседнику в рожу, — а как же так получилось, что от Колеса в парке под Москвой можно попасть сюда, в Пизанские горы?

Джузеппе задумался, но никакой неприступности на его лице не читалось. «Не то что раньше», — подумал Бурик.

— Точно нельзя объяснить… Вы, наверное, слышали, что любое пространство так или иначе искривлено? Ведь Кристалл Вселенной не прямой — он замкнут в кольцо.

Бурик переводил, Антонио и Добрыня кивали.

— Эти искривления не видны человеческим глазом, иногда даже не ощутимы. Но они есть…

Понимание в глазах Антонио напрочь отсутствовало, хоть он и не подавал виду. Должно быть, в уме он сочинял какую-нибудь очередную фугу или арию, а серьезный разговор этому творческому процессу только мешал. Добрыня, напротив, слушал с неподдельным интересом — он давно хотел найти всем этим приключениям хоть какое-нибудь объяснение. И вот, кажется, появился шанс.

Джузеппе продолжал:

— Существуют точки, которые как бы объединяют разные изгибы одного пространства, — он сцепил пальцы обеих рук и покрутил ими в воздухе. Переводчик-Бурик машинально сделал тоже самое. Получилось комично, но никто не засмеялся: Антонио раздумывал над проблемой плавного голосоведения в кульминации, а Добрыня все больше увлекался рассказом Джузеппе. Ни тот, ни другой просто не обратили внимания на синхронную жестикуляцию. — Между этими изгибами как бы возникают дыры… И часть этих дыр создал поезд. В 1911 году он зашел в горный тоннель, и…

— Поезд-призрак! — выпалил Бурик.

— Да… — Джузеппе ошарашено замигал. — Ты слышал о нем?

— Конечно! И Добрыня о нем знает. Он пропал в километровом горном тоннеле. Потом этот тоннель завалили камнями.

— А во время войны в него попала бомба, — добавил Добрыня. — Говорят, американская.

— Удивительно! — Джузеппе шумно стукнул себя по бедрам. — Мне всегда казалось, что точные данные строго засекречены. Ну что же… Тем легче мне будет объяснить. Похоже, что «дыра», через которую вы сюда попали, возникла как раз благодаря тому самому поезду.

— Это как это? — спросил Добрыня.

— Очень просто, по рельсам. Вот скажи, близ того парка проходит железная дорога?

— Конечно! Мы туда на электричке ездили.

— Уверяю тебя, что, кроме электричек, товарных составов и всяких служебных автомотрис, там наверняка появляется поезд, которого нет ни в одном расписании…

— Точно! — Бурик звонко хлопнул себя ладонью по голове. — Манихино-3! Добрыня, помнишь, ты статью мне показывал? Еще тогда, в первый раз, на балкончике. А потом мы поехали…

Бурик вдруг замолчал. При воспоминании о балкончике на него навалилась такая жгучая тоска, что слова застряли в горле.

— Джузеппе… — через силу проговорил он. — Мы… Нам очень нужно отсюда вырваться. Здесь… плохо…

— Хватит! — в наступившей тишине голос Джузеппе прозвучал глухо. — Если вы решили, что у Джузеппе Фольи совсем нет совести и понимания кое-чего в этой вонючей жизни, вы жестоко ошибаетесь.

Мальчишки от удивления пооткрывали рты. Бурик подумал было перевести сказанное Добрыне, но, взглянув на него, решил, что тот все понял и без его помощи. Джузеппе посмотрел на Бурика, словно желая сказать что-то еще, но вместо этого встал и молча вышел.

— Чего это он? — спросил Добрыня.

— Славка, я не знаю… У него сына отняли. Наверное, он нам как-то сочувствует.

— Ага… Держи карман шире!

— Ладно, пошли спать, — сказал Антонио.

— Пришел, весь кайф обломал, — проворчал Добрыня.

Придя к себе в комнату, Бурик, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Сегодняшняя беседа с Джузеппе не выходила у него из головы. Ему казалось, что и Антонио увидел нечто большее в этой случайной встрече в столовой. А может, не такой уж случайной? Эх, жаль, спать хочется. Пойти бы сейчас поговорить с Джузеппе один на один. Наверняка он рассказал бы… что-нибудь…

Ночью Джузеппе пришел к Бурику во сне. Почему-то он был похож на доброго учителя по рисованию из буриковой школы, Анатолия Ильича. О чем они говорили, Бурик не запомнил. Отложилось только то, что Джузеппе сказал ему перед самым пробуждением: