Анатолий Иванкин - Последний камикадзе

• Название: Последний камикадзе
• Автор: Анатолий Иванкин
• Жанр: О войне

В книге показаны события 1941 — 1945 гг.: пиратский налет японской авиации на Перл-Харбор, ответные действия американских авианосцев, бесчеловечная атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, рассказывается о том, как выполняя союзнические обязательства советские войска разгромили Квантунскую армию, окончательно подорвав самурайский дух воинства Страны Восходящего Солнца.

---

Приготовясь к запуску, Ясудзиро огляделся. Бескрайний океан, поглотивший экипаж Хоюро, безмятежно сиял солнечными бликами. Ничто вокруг не напоминало о сегодняшней катастрофе. Словно не было никогда на свете Хоюро и его экипажа. Три молодых парня ушли из жизни незаметно. «Вот так же будет идти жизнь, когда не станет и меня», — думал Ясудзиро, запуская левый мотор.

Вскоре привычная работа и дефицит времени отвлекли его от мрачных размышлений. Вот все готово. «Взлет!» Оператор катапульты открыл кран. Пар, ворвавшись в цилиндр катапультной тележки, толкнул закрепленный на ней самолет. Увлекаемая энергией сжатого пара и полной тягой моторов, машина устремилась по направляющим. Ясудзиро успел ощутить только резкий толчок, после которого центробежная сила вдавила его в сиденье. Но это продолжалось какие-то три-четыре секунды. Затем перегрузка исчезла, и он почувствовал, что самолет находится в воздухе.

Выждав еще несколько секунд, пока наросла скорость, он потянул штурвал на себя. Послушная машина пошла вверх. Метрах на трехстах Ясудзиро окончательно пришел в себя и успокоился. Теперь он находился в привычной рабочей обстановке, не оставляющей времени для посторонних эмоций. Штурман самолета мичман Судзуки тоже ободрился.

— Полный порядок, командир! — крикнул он, показав большой палец, и уткнулся в карту, занявшись навигационными расчетами.

Выполнив несколько кругов над «Акаги», бороздившим лазурную океанскую воду, Ясудзиро приготовился к посадке. Выпустил шасси и закрылки и вдруг снова ощутил приступ беспокойства и неуверенности. Уж очень короткой и узкой казалась ему сверху разлинованная палуба. От большого напряжения лоб и спина покрылись холодным потом. Он приподнял с глаз очки, смахнул рукавом куртки с лица пот. «Сейчас нельзя ошибаться», — приказал он себе и перевел самолет на снижение.

Планируя на малом газу, Ясудзиро подвел машину к краю полетной палубы, нависшей над водой на высоте добрых десятка метров, и, как только в поле зрения вместо бурлящей воды, закрученной гребными валами авианосца, мелькнули плиты настила, убрал газ и приземлил машину на три точки. Аэрофинишеры на этот раз сработали безотказно. Тормозной крюк «97», зацепившись за тросы, начал сматывать их с тормозных барабанов. Огромная сила трения резко замедлила скорость пробега. Ясудзиро и штурман, отделившись от сидений, провисли на привязных ремнях. Подбежавшие матросы окружили остановившуюся машину и, освободив ее от тормозных тросов, откатили в сторону, готовя взлетную палубу к приему очередного садящегося самолета.

Опустошенный нервным напряжением, Ясудзиро медленно снял влажный шлемофон и, не ожидая замешкавшегося в кабине штурмана, направился в душевую.

3

Несколько дней спустя после гибели Хоюро Осада Ясудзиро играл в шахматы со своим командиром Моримото. Кают-компания была почти пуста. В противоположном углу ее сидели три офицера и о чем-то беседовали вполголоса. В солнечных бликах плавал сигаретный дымок.

— Моримото-сан, — сказал Ясудзиро, ― вы уже сделали много полетов с авианосца. Скажите, пожалуйста, когда проходит это отвратительное чувство неуверенности перед посадкой? Мне кажется, что посадка на палубу — предел летного мастерства.

Моримото ответил не сразу. Задумавшись, долго глядел на шахматную доску, сделал ход и лишь тогда заговорил:

— Знаешь, Тораноко, мне трудно ответить на твой вопрос. Ведь сроки освоения посадки на авианосец зависят от многого. Здесь важны опыт летной работы и психическая уравновешенность. Гибель Хоюро оставила в твоей душе заметный след. Советую поменьше переживать, лейтенант! Ну а насчет предела летного мастерства… Тут, Ясудзиро-сан, вы ошибаетесь. Есть вещи куда сложнее, чем посадка на «Акаги». И я думаю, что скоро вы все в этом убедитесь.

Слова Моримото оказались пророческими.

В июне, когда «Акаги» проходил вблизи Маршалловых островов, Ясудзиро и Кэндзи Такаси стали летать с авианосца в чернильной темноте безлунных тропических ночей. До конца своих дней им не забыть этих полетов, которые они между собой называли звездной пыткой.

Звездные отражения от спокойной поверхности океана светились снизу так же ярко, как и те, настоящие, что были вверху.

Окруженные со всех сторон звездными россыпями, они теряли всякое представление о том, где верх и где низ, где кончается черное небо и где начинается черная вода. Порой казалось, что самолет начинает крениться или летит вверх колесами, и тогда приходилось кусать до крови губы, чтобы избавиться от иллюзий, отдаваться на веру только приборам.

Ложные ощущения исчезали только тогда, когда в поле зрения появлялась расцвеченная разноцветными огнями палуба авианосца, залитая голубоватым светом посадочных прожекторов.

Это, пожалуй, действительно был тот предел летного мастерства, достигнуть которого мог не каждый. Из таких полетов возвращались не все. Временами гибли даже опытные летчики, пролетавшие не один год над океанскими пучинами. В авиагруппе авианосца, словно в хищной звериной стае, действовали безжалостные законы естественного отбора. Здесь выживали самые сильные, самые способные.

4

Несмотря на огромные размеры «Акаги», мир населяющих его людей был тесен и замкнут. В дни, когда не было полетов, он умещался, внутри треугольника, вершинами которого были каюта, палуба и кают-компания. Ясудзиро скоро разлюбил свое жилище — индивидуальную казарму, лишенную домашнего уюта. По сути, это была комфортабельная камера одиночного заключения. Палуба служила местом прогулок. За время плавания Ясудзиро успел изучить на ней все сварные швы и заклепки. И, наконец, кают-компания, предназначавшаяся для отдыха и приема пищи.

Морская дисциплина надежно удерживала всех внутри установленного жизненного пространства. Даже произведя взлет и уйдя за пределы видимости «Акаги», пилоты не могли избавиться от замкнутости своего существования. Их продолжала связывать с авианосцем невидимая нить радиосвязи и сознание того, что «Мицубиси-97» без авиаматки не смогут существовать долгое время, а просто упадут и захлебнутся в соленой воде океана.

Ясудзиро и Кэндзи удручало однообразие окружающей среды, уже несколько месяцев они не видели ни вишневых деревьев, ни хризантем, ни пылающих осенним багрянцем кленовых листьев, о которых так прекрасно сказал поэт Сико:

О кленовые листья!
Крылья вы обжигаете
Пролетающим птицам.

По вечерам, когда дневной зной сменялся прохладой, они оставляли свои каюты-кельи и поднимались на палубу. Здесь им открывался необозримый простор вечного океана и сказочно-прекрасное зрелище восходящей луны. «Спасибо тебе, ночное светило, приносящее радость и отдых душе!»

В этот вечер многие свободные от вахты моряки поднялись на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, полюбоваться мириадами звезд. Серебрилась спокойная зыбь, и лунная дорожка терялась где-то в океанской безбрежности.

Рядом с Ясудзиро и Кэндзи неслышно возник силуэт Моримото. По-видимому, волшебный лунный свет проник и в душу железного самурая, разбудив в ней нежные чувства.

С мягкими интонациями, так не похожими на его обычную, чеканную речь, он прочитал знаменитую хайку Иссы, которую слегка переделал на морской лад:

Вот всплыла луна,
И самый малый всплеск волны
На праздник приглашен.

И лишь Моримото умолк, Ясудзиро откликнулся трехстишием Рансэцу:

Свет этой яркой луны
Оголил, как темя монаха,
Море, холмы и поля.

— Где они, эти поля и холмы? — вздохнул Кэндзи.

Ему временами начинало казаться, что весь мир захлестнут потопом и только их «Акаги» носится по океанским волнам, словно Ноев ковчег. А Ясудзиро почему-то вспомнился случай годичной давности, к которому он тогда, будучи еще гардемарином, отнесся с полным безразличием.

Летом 1940 года в Токио прибыл специальный посланник Гитлера доктор Херфер, наделенный особыми полномочиями.

Встреча прошла с большой помпой. Повсюду развевались белые полотнища с красными кругами — японские государственные флаги — и красные полотнища с черными свастиками в белых кругах — флаги третьего рейха.

Доктор Херфер был крупным мужчиной и контрастно выглядел на фоне низкорослых представителей японского дипломатического корпуса.

Херфер устал с дороги. Строгий распорядок, которого он пунктуально придерживался всю жизнь, полетел к черту из-за частой смены часовых поясов. Ему пришлось пересечь пол-Европы и всю Азию с запада на восток. Впрочем, окажись на его месте, дипломат старой школы — пришлось бы выводить из вагона под руки. А он, Херфер, держался молодцом, несмотря ни на что, как и полагалось настоящему арийцу.