Елена Гайворонская - Круговой перекресток

• Название: Круговой перекресток
• Автор: Елена Гайворонская
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4324-2

Санька Соколова с детства мечтала стать писателем. Но пришлось довольствоваться филфаком пединститута. Другой Санькиной мечте, о счастливой взаимной любви, по-видимому, тоже не суждено было сбыться. Она ловила восхищенные взгляды мужчин, но никто из них не вызывал в ней трепетных чувств. Лишь ухаживания состоятельного Артема льстили женскому самолюбию, манила красивая жизнь. Дело шло к свадьбе, и Александра в тоске стала терять вечную веру в чудеса. Только вот на перекрестке судьбы ее ждала новая встреча…

---

Все, что услышала Лидия, показалось ей бредом воспаленного мозга. Гостье было за сорок, они с мужем не имели детей и хотели бы усыновить ребенка. Но боялись взять из детского дома – непонятно, что там за наследственность, вдруг вырастет дебилом или алкоголиком, а детей от нормальных здоровых родителей там попросту не имелось – таких, если что и случается с папой-мамой, забирают родственники. От кого-то из знакомых прознали про Лидию, ее нелегкую судьбу, решили предложить передать им на усыновление младшего мальчика – Петрушу.

– Времена нынче неспокойные, – убеждала гостья, – вы одинокая вдова, не дай бог, что случится, попадет мальчик в детский дом, а там одни уголовники… Да и тяжело поднимать троих. У моего мужа неплохие связи. Он выбьет вам отдельную квартиру, чтобы вы с детьми не мыкались в коммуналке. Даст денег…

– Вон! – прошептала Лидия, ее потухшие глаза полыхнули яростным огнем. – Вон! Никогда больше не смейте переступать моего порога…

Лидия наступала на гостью, та испуганно пятилась к двери, пока не привалилась к ней спиной, дверь с жалобным скрипом отворилась.

– Убирайтесь. – Лидия обдала гостью волной ледяного презрения.

Та выскочила в коридор и выкрикнула с запоздалой злобой:

– Дура! Дворянка недобитая! Сообщу куда следует, выкинут тебя на улицу вместе с твоими гаденышами!

– Кто это? – спросила у белой, как алебастр, Лидии вышедшая на шум соседка, рыхлая, с одутловатым, изрытым оспинами лицом, одинокая фасовщица местной фабрики Прасковья Давыдова, попросту Проня.

Лидия молчала, впившись обломанными ногтями в дверной косяк.

– Ты правда, что ль, дворянка? – Проня повела полными веснушчатыми плечами. – А хоть бы и так, наплевать, – сказала она. – Вместе живем, что нам делить? Что мне толку с этой рабочей власти? Как при старом режиме в дерьме копались, так и теперь в нем же. Господа сменились, только и всего. Для себя они революцию сделали, чтоб пожить сладко, вон баб своих в меха вырядить, духами надушить… Ты не бойся, никуда тебя с детьми не выселят, не имеют права. Чё этой сучке надо-то?

– Петьку хотела усыновить, – обрела голос Лидия.

– Как это? – не поняла Проня. – От живой матери?

– А вот так…

– Вот тварь! – Проня потрясла в воздухе по-рабочему крепким кулаком. – Нету такого закона, у нормальной матери дите отымать! Нету! Ты ж не пьянчуга какая, не больная, не гулящая! Да мы все это подтвердим, не бойся!

Она метнулась в комнату, вытащила бутыль с мутной жидкостью, тряхнула:

– Будешь?

– Давай, – апатично согласилась Лидия.

Проня притащила граненые стаканы с зазубринами по краям, накатила по полной. Порезала черную буханку. Объявила:

– Твое здоровье.

Лидия хлебнула, закашлялась с непривычки, из глаз хлынули слезы. Проня сунула черную корку, вынесла вердикт:

– Верно, дворянка. Пить совсем не умеешь.

– Я Петьку в военное училище отдам… – откашлявшись, прошептала Лидия. – Подальше от всего этого… да и в почете нынче военные.

– Не возьмут, – покачала головой Проня.

– Почему? – Лидия устремила на соседку мутновато-вопрошающий взгляд.

– По происхождению. В метрике, где сословие, что записано?

Лидия опустила глаза.

– То-то, – назидательно подытожила соседка.

Лидия молча жевала хлебный мякиш.

– Хочешь совет? – доверительно понизила голос Проня. – Измени метрики. Запиши мальца на кого-нибудь другого. Просто запиши, и все. А жить по-прежнему с тобой будет. Щас так многие делают. Кто проверит? У нас в селе был дьякон Пантелей, его сына Степку при новой власти в техникум не принимали. И вот что он сделал. – Проня перешла на заговорщицкий шепот. – У Пантелея имелся огромный золотой крест в драгоценных каменьях. Он его хорошо спрятал, так что, сколько комиссары ни обыскивали избу, ничего не нашли. Сказал, что пропил, и дело с концом. Так вот… Пантелей договорился с троюродным братом, кузнецом, тот записал Степку на себя. Усыновил. Метрики переделали. Степка стал «из рабочих», в техникум его приняли. Закончил с отличием, головастый парень оказался. Теперь в Петрограде инженерит. А потом и батя к нему в город перебрался. И вот как-то перед отъездом признался по пьянке Пантелей, что крест тот с каменьями брату отдал за услугу… Эта надушенная сучка прекрасно знает про такие дела, потому к тебе и пришла.

Лидия напряженно рассматривала щель между рассохшимися половицами.

Через какое-то время Петя Соколов стал Давыдовым. А у фасовщицы Прони на заскорузлом, черном от работы мизинце появился золотой перстень с ярко-зеленым изумрудом. Петю Давыдова приняли в военное училище.

Прасковья Давыдова не долго зажилась на свете. Однажды утром ее тело с зияющей раной на затылке нашли под мостиком через речку-переплюйку, неподалеку от родного барака. Возле тела валялась выпотрошенная сумка, кожу на мизинце содрали с мясом. Раcсказывали, что накануне Проня познакомилась с черноусым статным красавцем, все местные незамужние бабы завидовали, мол, надо же – какого мужика отхватила страшная рябоватая Пронька! После зверского убийства все с ужасом предположили, что красавец ухажер оказался бандитом и выманил Прасковью на свидание с целью завладеть дорогим господским кольцом, невесть каким образом у нее оказавшимся. Петя Давыдов как официальный сирота был принят на полное государственное обеспечение и продолжил учебу в военном училище. А Лидия с детьми выехала из барака – школьный директор выхлопотал для нее комнату в большой коммунальной квартире.

Василий

Из этой комнаты ливневой ночью тридцать седьмого забрали старшего сына Василия.

– Это какое-то недоразумение, я скоро вернусь, – спокойно сказал Вася, поцеловал онемевшую мать, прихватил с вешалки плащ-дождевик и спокойно пошел за людьми в штатском. По гулкому подъезду разнеслось прощальное эхо шагов.

Прильнув к стеклу заледеневшей щекой, в кровь кусая трясущиеся губы, Лидия смотрела, как «воронок» увозит ее Васеньку в сырую ноябрьскую ночь. Слез не было: внутри все горело огнем. Ей хотелось выть, кататься по полу, кричать от невыносимой раздирающей боли или просто взять и умереть, но она молчала, чтобы не погубить себя, – она должна была пережить эту адскую ночь через «не могу» и через «не хочу», ради оставшихся детей.

Несколько дней Лидия металась в лихорадке, бредила, звала детей, жарко обнимала всех поочередно. Врач прописал микстуру, велел класть на лоб холодную тряпицу, менять мокрые от пота рубахи. Соседки, простые фабричные тетки, как могли, помогали растерянным сестре и братьям – кормили супом, заваривали чай.

Когда жар спал, ослабевшая Лидия поднялась в кровати, обвела прозрачным взглядом детей, слабо улыбнулась.

Мария

Уцелевшая дочка Лидии училась ровно, хоть без особого рвения, особенно хорошо давались гуманитарные предметы, благодаря матери освоила французский. Закончив школу, поступила на иняз в педагогический, устроилась подрабатывать секретаршей в одно из солидных министерств. Хорошенькую, безупречно воспитанную, одетую просто, но с большим вкусом и изяществом студентку взяли безо всякой протекции, закрыв глаза на непролетарское происхождение. К восемнадцати Мария выправилась в настоящую красавицу, унаследовав от матери гордую осанку, осиную талию, алебастровую кожу, тяжелые локоны, которые, сколько ни закручивай в тугой узел, все равно выбивались на висках непокорными завитками. От покойного отца ей достались яркие чувственные губы, не нуждающиеся в косметических ухищрениях, жгучий взгляд огромных карих глаз с поволокой, сражающий наповал даже из-под полуопущенных пушистых ресниц. Многие мужчины, от соседских шпанистых пацанов до импозантных институтских профессоров и важных министерских чиновников, вздыхали по юной красавице, но Мария оставалась неприступной, в ее улыбке неизменно читалась холодная вежливость. Особо пылких дворовых поклонников, пытавшихся излить девушке чувства, усмирял тяжелый кулак старшего брата Георгия, высокого, крепкого, плечистого. Скоро Мария стала женой сорокалетнего номенклатурного работника весьма высокого ранга Федора Балашова. Многие считали этот брак расчетом со стороны девушки, но Маша всегда отзывалась о муже с неизменным почтением. Федор Александрович Балашов просто обожал супругу. Звал не иначе как Машенькой, щедро задаривал красивыми вещами, дорогими безделушками. Мария выглядела так, словно сошла с обложки импортного модного журнала. Отшивала платья у лучших московских портних, благоухала французским парфюмом, имела личного парикмахера и косметолога. Переселилась из коммуналки в двушку в монументальном доме с колоннами и лепниной, огромными окнами, трехметровыми потолками, широченными лестничными пролетами и суровым милиционером в качестве консьержа. Супругу была предоставлена государственная дача в Ильинском – просторный деревянный дом, похожий на терем в окружении вековых сосен, со светлой, залитой солнцем террасой, на которой было уютно пить чай из гудящего медного самовара.