Людмила Сурская - Проклятая война

• Название: Проклятая война
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

Первый день войны. Первые эшелон с беженцами. Вагоны набиты, как консервные банки. Они, наполненные женщинами, детьми и стариками, представляли тревожное зрелище. Сорванные войной, собирающиеся в считанные часы и пережившие уже невиданного размера душевную травму, они были первыми весточками беды. Поезд рвался, отсчитывая по Украине километры, на Москву. За спиной оставалась война. Вернее, она догоняла нас авиационными налётами и бомбёжками. Не обратить внимание нельзя, люди разучились улыбаться. Картина, прямо скажем, удручающая. Уже в конце первого дня усталость стала одолевать не только детей, но и взрослых. Одежда прилипала к телу. Мучила жажда. Дети плакали утомлённые жарой, теснотой, нервозностью и передаваемым от взрослых страхом. Каждый следил за своими вещами, боясь воров. Никто никому не доверял…

---

— Ай — я - яй! — верещит она, вскакивая и с усердием отряхиваясь. У неё испуганно растерянный вид и страдальческая гримаса. "Всё просто потрясающе! Я умница!"

— Снимай скорее, — кричит он, помогая сдёрнуть с неё гимнастёрку. — Быстрее под холодную воду.

Она старательно делает вид, что ничего не соображает и ужасно страдает. Хотя ткань даже не успела промокнуть. Но надо натереть до красноты якобы сожжённое место и она трёт, при этом не забывая сбросить с себя ещё и юбку. Из-под тонкой сорочки торчат два маленьких бугорка, крепкие соски буравят ткань. Закушенная от "боли" губа белеет, из глаз выкатывается слеза. А мозг сверлит мысль: "Если уж и это его не возьмёт тогда придётся отказаться от затеи и найти себе что-то попроще". Она видит, как он мечется, его сжимает жалость. Он дует ей на "обожжённую" грудь. Она закидывает ему руки на шею. "Мне же плохо имею право".

— Птенчик мой, — шепчет вдруг, задыхаясь он, и прижимает её к себе.

Она видит, как от женского запаха, белья и голого тела его кидает в жар и отбирает разум. "Отлично! Я молодец!" Шепча что-то невнятное, он целует ей грудь, шею, добрался до губ… Не получив отпора, обезумев от жгущего вспарывающего огня, подхватывает невесомое тело на могучие руки и несётся к кровати. "Ура! Моя взяла!" — ликует Галина.

Ну вот, всё и свершилось. Она не могла уснуть. Радость разрывала голову, грудь, тело… Мужчина, по которому умирали от любви все женщина на фронте и уверена, что и в тылу не меньше, её. Радость так билась в ней, что казалось, её стук разбудит Костю. Да Костю! Теперь она может себе позволить так его называть. Для всех — командующий, генерал, Константин Константинович, а для неё — Костя. Как звучит!… Хочется объявить о своей удаче всем. Но пока шуметь нельзя. Дойдёт до него — всё, конец мечтам. Он мужик строгий. К тому же народ и так давно думает, что она его любовница. Так что обнародование ничего не убавит и не прибавит. Как ей не хочется сейчас от него уходить, оставлять в такую минуту одного, вернее себя без него, но нельзя с первой минуты пользоваться своим правом. Он не такой, как другие мужчины, это его может напугать и оттолкнуть. Тогда сорвётся рыбка и тю-тю. Надо, надо уходить… Но не успела. Он недовольно сопит и, не глядя на неё, поднимается первым сам. Она наблюдает из-под прикрытых ресниц. Надо устроить себе растерянно счастливое лицо, чтоб он совсем уж себя подлецом не чувствовал. Что он там бормочет? Ага! Опять про любовь к жене. Потрясающе! Ей отводит роль фронтовой подруги. На другое, советует, не рассчитывать. "Надо же! Так он конкретен! Разбежалась и послушалась. Ты, дорогой, уже кинул меня в свою постель. Я тебе не шлюха какими ты раньше пользовался. Война не завтра кончится, поживём, увидим, чем дело обернётся…" Она поднялась. Мол, пора, надо идти. Время уже вон ай-я-яй сколько и делов по самое горло. Что касается "делов", которых действительно по горло, то она уверена, они много ждали- подождут ещё чуть-чуть, не убегут. Он уверяет, что всё уладится. "Кто б сомневался", — закатывает глаза она, стоя к нему спиной и натягивая гимнастёрку. Он пытается помочь. Сразу видно интеллигентный человек. И предлагает ей воспользоваться его машиной. "А вот это то, что мне надо! — от восторга чуть не прыгает она. — Добираться к чёрту на рога". Но, спохватившись, усердно, мотает головой и отказывается. Он непреклонен, зачем на перекладных. Он довезёт. Она смущённая и растерянная, а как же иначе, жизнь игра. Едет с шиком. Это её триумф. Пусть завидуют. Непременно увидят кто она теперь есть. А для неё дело за малым: делать качественно личико: смущённым, ангельски невинным и дело в шляпе. Мол, всё сказки и ерунда. Тот же драм кружок только в жизни. К тому же воображение народа это только распаляет. Всё получилось, как нельзя лучше. Машину командующего раненные и сослуживцы не могли не заметить. Не торопясь, выскользнула из машины, громко хлопнула дверцей. А как же, чтоб обернулись, кто стоит спиной и не в курсе. Помахала по — приятельски водителю. Этого лучше сделать своим другом. Народ, получив новое вливание, зашушукался. Ещё бы, такое убойное кино. Раненые понесут новость по госпиталям тыла и своим частям. Не говорить же постоянно об одних боях. Фронтовые россказни тоже полезно разбавлять романтикой. Совсем немного времени и усилий и об этом будет знать собака в каждой подворотне. Глядишь, жена сама отвалит. Ей просто не останется ничего другого. Сразу побежала в кабинет к Галине Павловне, поделиться радостной новостью и посоветоваться с подругой, не лишнее поднабраться опять же опыта в интимных делах. Галина Павловна должна научить её всем премудростям, у неё богатый опыт. Галя обязана заинтересовать и любить этого мужчину интереснее жены. К тому же, у Галины Павловны она может открыто насладиться своим триумфом, та непременно порадуется её успеху и тому, что Галя стала полноправным членом одной из них. Она видела, с какой завистью смотрят женщины на счастливиц сидящих рядом с полковниками и генералами, приглашёнными ими на обед или гуляющими по роще. Стать женщиной одного из них было престижно. И вот теперь все будут видеть её рядом с ним. Да девки полопаются от зависти. Ах, как ей будут завидовать и много завидовать. Все вместе и по отдельности, но завидовать. Радость распирала грудь. Хотелось засмеяться, громко, счастливо. И она шла, покинув его машину не сгибаясь, широко улыбающаяся под завистливо удивлёнными взглядами женщин. "Вот так!" — стучало готовое выпрыгнуть сердце. — "Он мой! Рутковский мой".

Он глухо стонал. Самолёт уже не гудел. Значит сели. Прилетели. Так и есть, медсестра, промокнув мокрым бинтом спаянные жаром губы, сказала:

— Прилетели товарищ генерал. Москва.

— Пить… — Бледные сухие губы почти не двигались. Он крепился из последних сил.

— Потерпите. Нельзя. Скоро в госпиталь повезут. Вон и носилки несут. Машина у борта уже стоит.

Он злится, но подчиняется. В него вкалывают ещё порцию лекарств. Переносят на носилки. Он мёрзнет. Оно и понятно. Большая потеря крови. В сознании мелькает: "На что я похож?" Бледное лицо. Под глазами чернели густые тени. Губы сухие, бескровные, словно мёртвые. Его водитель укрывает одеялами и набрасывает сверху пальто, несут вниз. Морозный воздух не даёт дышать, а может это действует лекарство, только он опять проваливается в забытьё. Правда, на этот раз ненадолго.

… Услужливая память принялась вытаскивать из прошлого фронтовые будни. Наступать было радостно и в тоже время трудно. Сердце обливалось удовольствием, когда я смотрел на пылающие танки врага на фоне чёрного неба. Вот так и будете гореть до самого Берлина. Мороз, да непросто мороз, а пронизывающий до костей леденящий душу. Непроезжие дороги, висящие постоянно над нами немецкие самолёты и отстающие от нас тылы, ещё не готовые к такому нашему резвому порыву: только вперёд. К нам шло подкрепления. Это радовало. Мы, конечно, гнали их, но у них было превосходство в танках, самолётах, технике. Нас непрерывно обстреливали и бомбили. Я почти не спал. Веду кочевую жизнь. Всё время на колёсах. Люлю, милая, подуй на мои ресницы, как ты всегда делала, посторожи мой сон. Какое счастье, от Юлии пришла телеграмма, я сразу бросился писать ответ прямо на коленях в машине. "Дорогие мои Люлю и Адуся! Получил вашу телеграмму, ожидаю письма. Рад, что вы устроились на новой квартире… Я всё также здоров и бодр. Немцев бьём по-настоящему. Кончилась для них масленица — наступил Великий пост… Сейчас удаляемся от Москвы всё дальше и дальше. Пишу это письмо на ходу, в машине, хочу воспользоваться случаем поездки одного товарища в Москву и отправить с ним письмо. По вас сильно скучаю, досадно, что от вас не получаю писем. Пишите не забывайте своего воина, который крепко дерётся за Родину и за вас. Целую вас крепко-крепко. Любящий вас Костя". Не успело уйти моё письмо, как приехавший из Новосибирска от Юлии с Адой корреспондент передал мне пачку писем от них. Я отвернулся, чтоб моё лицо никто не видел, ведь я солдат и эмоции не к лицу. Читал, перечитывал, по моим щекам текли слёзы, я смахивал их и вновь читал. А потом сел писать ответ. "Милый Люлюсик! Наконец-то получил от тебя целую пачку писем. Всё это передал мне лично корреспондент "Правды", побывавший у тебя. Сижу, перечитываю письма и переживаю медовый месяц. Никто мне тебя не заменит, и никого мне не надо. Не грусти, Люлю, бодрись и верь, что мы с тобой встретимся и опять заживём по-прежнему. Целую тебя, мой светлый луч, бесчисленное количество раз. Любящий тебя твой Костя. 17 февраля 42 года". Люлю в шутливой форме намекала, что, мол, ты у нас герой и тебя знает весь мир. "Ты и смотреть-то теперь на меня не захочешь, потому, как все женщины будут у твоих ног". Милая Юлия, она пыталась ещё, так уставая посмеиваться и шутить. Перецеловав долгожданные полные любви и тревоги за меня строчки, я поторопился написать ответ. Уверяя свою любимую женщину в своей преданности и любви. Происшедший эпизод с "воробушком" отодвинулся и потух. Юлия она и есть Юлия — моя жена, ей и останется, а войну надо не только пережить, но и выиграть, решил я для себя, и засунул трепыхающиеся сомнения в дальний угол головы. Казаков прав, было бы о чём печалиться… Почти все мужики держат при себе по "матрасу" и ничего, один я душу рву. Да слегка заводит молодость её, но это всё. Я чувствовал вину по отношению к Юлии, но удобно прикрывался войной.