Людмила Сурская - Проклятая война

• Название: Проклятая война
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

Первый день войны. Первые эшелон с беженцами. Вагоны набиты, как консервные банки. Они, наполненные женщинами, детьми и стариками, представляли тревожное зрелище. Сорванные войной, собирающиеся в считанные часы и пережившие уже невиданного размера душевную травму, они были первыми весточками беды. Поезд рвался, отсчитывая по Украине километры, на Москву. За спиной оставалась война. Вернее, она догоняла нас авиационными налётами и бомбёжками. Не обратить внимание нельзя, люди разучились улыбаться. Картина, прямо скажем, удручающая. Уже в конце первого дня усталость стала одолевать не только детей, но и взрослых. Одежда прилипала к телу. Мучила жажда. Дети плакали утомлённые жарой, теснотой, нервозностью и передаваемым от взрослых страхом. Каждый следил за своими вещами, боясь воров. Никто никому не доверял…

---

Он говорил всякую чепуху не сводя с меня улыбающихся васильковых глаз, вместе с которыми улыбались мне его красивые губы и волевой подбородок и даже нос, который он хитренько сморщил.

"Да, да. Кто тебе поверит…"- сжалось от страха моё измученное сердце.

Он снова ощутил близость родных сердец. Вот они близко, рядом. Можно дотронуться, поцеловать. Чувствуя теплоту её вздрагивающих плеч, огонь щеки, мягкость волос, вдыхая её забытый запах, он был счастлив мужским счастьем, которое приходит только с появлением рядом семьи. Правда они светились от голода, но сейчас они с ним и он сделает всё что в его силах, чтоб они окрепли. Юлия пыталась отодвинуться и отойти, но он не захотел её отпускать. Желая видеть её глаза, лицо поднял головку Люлю. "Как она изменилась, похудела, осунулась. Жизнь нарисовала морщинки. В глазах тревога и усталость. Появились седые нити в волосах, а ведь она так молода… Переживает за меня. Всей моей жизни не хватит, чтоб загладить свою вину перед ней. Может, всё рассказать… Мол, так и так, грешен со всех сторон". И всё же исповедоваться не спешил. Отговорился сам от себя испорченной радостью встречи. И действительно, это такая минута, такая… что жаль впускать в неё черноту. Не справляясь с волнением, он притягивает её к себе и крепко, крепко обнимает. После этой разлуки, она ещё дороже стала ему. "Маленькая моя Юленька! Родная, моя Люлю!"

Волнение мешало им говорить. Беззаботно вела себя только Ада. Они оба сейчас завидовали ей и её лёгкой болтовне. Она снимала с них обоих время разделившее их.

Адка в нетерпении металась рядом, ужасно вздыхая и дожидаясь, когда они покончат с нежностями и она, вновь завладев отцом, расспросит, наконец, его о фашистах и героических боях. Так уж устроен свет: кому что.

Постучав, вошёл водитель. Наклонился, прошептал:

— Товарищ генерал! Там опять актриса просится к вам… Что сказать?

— Скандалит? — в уголках его глаз прыгали смешинки.

— Ещё как…

— Не пускать. А говоришь почему шёпотом, у меня от жены тайн нет.

Водитель ушёл, а он, отправив к неудовольствию Ады её на диван, подальше от кровати, мучительно соображал что-то, на что-то решаясь. Поёрзав минуту смущаясь, пробубнил:

— Люлю, ты знаешь актрису Седову?

— Да, конечно, по кинофильмам, естественно, кто ж её не знает. Седова Валентина Васильевна привлекательная женщина, индивидуальность.

— А в вечернем наряде, да с букетами цветов просто потрясающая. Но от долгого общения с ней устаёшь. Первый день, я смотрел во все глаза. Во-второй, разглядывал ту картинку внимательно. На третий — устал. Но вроде, как бы, гнать знаменитость неудобно и сама же опять не понимает… Напористая барышня. Не убирай свои ладошки, — торопливо поймал он её руки, которые она попыталась вытянуть из его ладоней. — Мне так легче.

"Боится её, а самолюбие это тешит, — отметила про себя Юлия. — Аж взахлёб говорит".

— Чем тебе помочь. Мы с Адой всё сделаем для тебя. Ты скажи не стесняйся. — Она специально нажимала на "мы".

Он, внимательно посмотрев в её серьёзное лицо, улыбнулся:

— Покорми меня, мне так хочется… С твоих рук всё вкусно. Люлю, я так рад, что вы приехали… Переедите в Москву. Будет легче. Вы такие худые, бледные. Вы голодали, бедствовали?

— Костя, это не важно. Мы как все…

Он прижался к ней щекой, ощутив безумную радость снова почувствовать тепло её тела. Как ему не хватало её. Сколько ночей он провёл, вспоминая их знакомство, их первую ночь, каждую минуту проведённую вместе. Никто не мог её заменить. Образовавшуюся пустоту в его душе не могла заполнить ни одна женщина. И теперь, снова сжимая её в своих объятиях, он ещё раз убедился, что тогда в Кяхте сделал правильный выбор.

— Костя, ты меня задушишь, — шептала она со счастливым смехом.

Где там, он продолжал обнимать.

— Ты меня не поцелуешь? Люлю, неужели ты меня не поцелуешь…

Она, заливаясь краской и стараясь не смотреть, чмокнула в уголок губ. Вот! Он, уловив её неуверенность, рванул к себе и крепко поцеловав, прижал к груди её голову, она слышала, как учащённо билось его сердце и на миг приглушила своё. Миг, ещё миг… Сердца забились в единой тональности. Вот так! Вот так…

— Пусти, сумасшедший. Такое ранение, а он шустрит, — вспыхнула она, аккуратно пытаясь выбраться из его медвежьих объятий.

— Не дёргайся, а то причинишь мне боль, — хитро улыбнулся он, не разжимая железного кольца рук.

— Ах, Костя, ты, право, как ребёнок.

Ада, тут же воспользовавшись замешательством, бочком приблизилась к ним и с жаром принялась выспрашивать о войне. Он рассказывал. Стараясь, тяжёлые дни отступления, разбавить курьёзом. Так она услышала от него рассказ о старом бегущем от немцев солдате. Он бежал и кричал: "Подайте кто-нибудь команду стой! Подайте команду стой!" Не дождавшись, скомандовал сам себе: "Стой!" Встал и начал стрелять. Адуся смеялась. Потом, нахмурившись, слушала о тяжёлых боях. И в конце спросила:- Вот ты рассказываешь и рассказываешь о других, а где же был ты? Юля улыбнулась. Интересно, как он будет выкручиваться. Ей казалось, что каждая клеточка его тела нашпигована скромностью. Он и о былых своих сражениях рассказывал так, словно его там и не было или старался вообще умолчать. Но может быть что-то изменилось сейчас… — Адуся, — тянет он, не зная как выкрутиться, — ты же читала в газетах и слушала сводки, там говорилось "воины Рутковского". — Да, — соглашается Ада. — Ну вот, — облегчённо вздыхает Костя, — значит, я там был. Юля с Адусей переглядываются и смеются. Костик удачно вырулил.

Остались с дочкой у него. Палата большая, места хватало. Мы с Адой устроились вместе на одной кровати. Дождавшись, когда дочь уснёт, он начал шёпотом звать меня к себе. Применив тактику Ады, просто канючил. Я долго притворялась, но поняв, наконец, что он не успокоится пока, как ребёнок не получив конфетку, встала и накинув халат, прошла к нему.

— Люлю, это не честно, — обдавая щёку жаром, счастливо шептал он. Глаза его лучились, а руки притянув, держали меня около себя. — Ада спит. Полежи со мной. Расскажи, как ты жила?

Его губы водили горячими угольками по моей щеке. Горло запекло.

— Работала…

В моей голове была каша, мысли путались, одной рукой он тут же обнял, другой гладил коленки, продвигаясь по ногам всё выше и выше.

— Где? Ну что ты молчишь? Из тебя всё надо тянуть клещами. — Спрашивал он, теснее прижимаясь.

— В прачечной. — От нахлынувших чувств и охватывающего огня у меня опять перехватило горло.

— И что ты там делала? — как удав заглянул он в глаза.

— Стирала бинты. Щёлочь, пар… Руки были красные и как подушки опухшие. Лицо не лучше.

Сделавшись враз серьёзным. Он забрал мои маленькие ладошки и поднёс их к глазам, пытаясь рассмотреть при лунном свете. Потом, приложив к губам, с дрожью в голосе спросил:

— Люлю, милая, сколько же ты натерпелась. Голодали?

— Обманывать не буду. Было по всякому, но кому легко… Ели мороженную картошку и пекли лепёшки из муки желудей. Выжили и, слава богу! Но нам всё равно легче, чем тебе.

— Я мужик и солдат… — Он прижал меня опять к себе. Его рука, пошарив по поджарому животу и найдя лазейку, нырнула под халат. Напряглась, тело горело, вспыхнув пожаром от рвущейся счастьем души. — Ты сердишься?

— Сержусь. Кто-то тяжело ранен…

Он счастливо и тихо засмеялся.

— Люлю, я сгорю…

— Костя, ты изменился… Разлука…

— Это не важно. Война. Мы все другие. Только любовь к тебе во мне неизменна. Нет, не так. Я люблю тебя ещё крепче. Но… Ты меня ни о чём не хочешь спросить?

"Конечно хотела, но не спрошу". Он был очень привлекательным мужчиной. В глубине души я понимала почему сходят с ума по нему женщины. Теперь к достоинствам плюсуется ещё и ореол героя.

— Господи, мне всё равно. Живи там, как тебе удобно, ты каждый день на волосок от смерти. — Выпалила, прижавшись щекой к его груди. О том, что к этой гуди, припадал ещё кто-то, за то время, что раскидала их война, старалась не думать. И выслушивать его оправдательные речи в такой час не хотела. Пусть радуются барышни, что им довелось доставлять удовольствие Рутковскому. — Выживем, разберёмся.

— Родная моя, золотко моё, счастье моё, Юленька. — Его губы заскользили по моему телу, и я забыла обо всём. Мне было в ту ночь точно не до войны и женщин утешавших его.

Утром разбудила Ада своим восклицанием:

— Родители вы у меня такие бесподобные. Так хорошо смотритесь. С добрым утром!

Я заторопилась одеться. Скоро должны прийти медики.

День начался, как обычно с обхода и процедур. Теперь мы, с дочерью, оттеснив санитарок, ухаживали за ним сами. В полдень медсестра, менявшая ему повязку, аккуратно шепнула мне, чтоб вышла. Я понимающе кивнула, думая, что со мной хочет поговорить врач о его ранении. И через несколько минут, оставив его, на радость Аде, только на её попечение, выскользнула в коридор. Девушка, волнуясь, объявила, что со мной очень хотят поговорить.