Людмила Сурская - Проклятая война

• Название: Проклятая война
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

Первый день войны. Первые эшелон с беженцами. Вагоны набиты, как консервные банки. Они, наполненные женщинами, детьми и стариками, представляли тревожное зрелище. Сорванные войной, собирающиеся в считанные часы и пережившие уже невиданного размера душевную травму, они были первыми весточками беды. Поезд рвался, отсчитывая по Украине километры, на Москву. За спиной оставалась война. Вернее, она догоняла нас авиационными налётами и бомбёжками. Не обратить внимание нельзя, люди разучились улыбаться. Картина, прямо скажем, удручающая. Уже в конце первого дня усталость стала одолевать не только детей, но и взрослых. Одежда прилипала к телу. Мучила жажда. Дети плакали утомлённые жарой, теснотой, нервозностью и передаваемым от взрослых страхом. Каждый следил за своими вещами, боясь воров. Никто никому не доверял…

---

Она лежала безмолвная и несчастная, делая вид, что спит, рядом с неподвижным, но крепко обнимающем её мужем. Юлия чувствовала что он не спит, а притворяется. Очень уж тихо и неподвижно он лежал для спящего. Почему? Ей казалось, что его раскаяние не шло от сердца и он не понимал до конца какую глубокую боль ей причинил. Рассчитывал на то, что война всё спишет. С какой лёгкостью пошёл на измену с такой же просит прощение. Возможно, притворяется… А что, если сейчас вспоминает ту фронтовую постель? Два желания устроили в ней борьбу. Раз: ей страшно как захотелось расцарапать ему лицо. Два: покрыть его поцелуями. Может быть чуть-чуть укусить губу, чтоб знал. Вздох вырвался сам. Тяжёлый с плачем. Она не смогла и наверное уже никогда не сможет избавиться от того негатива, что причинил он семье. Выбросить это ни из головы, ни из сердца невозможно. Но жить без него ей не под силу и это, надо признать, было правдой. Как же ей жить-то дальше бедной? Обида и горечь сгруппировавшись выдавили боль в слёзы. Чтоб не показать своей слабости, выскользнула из его объятий и умчалась в ванную. Через пять минут пришёл он. А ведь казалось крепко спал. Юлия не слышала, как вошёл, лилась из открытого крана вода, а она сидела сгорбившись на полу и уронив голову на пристроенные на край ванны руки горько и безутешно плакала. Он с беспокойством, не отрывая взгляда, смотрел на жену. Присел перед ней на корточки, бережно прикоснулся своими пальцами к её дрожащему плечу и в полную меру осознал, какое горе причинил Люлю. Сграбастав жену в охапку, он целуя мокрое лицо, вглядывался в её непрощающие глаза и беспомощно бормотал:

— Юль, а Юль, ну хватит уже тебе рвать себе и мне сердечко, ей богу, ничего страшного не произошло. Люблю ещё крепче тебя. Честно, тебя одну. Можешь не сомневаться, чем хочешь поклянусь. Ну посмотри на меня, любовь моя, я тебя когда — нибудь обманывал?

Глотая беспощадно текущие слёзы всё же выдавила из себя:

— Собранные в женщине силы никто не измерял, возможно я и смогу перебороть себя, а разговоры, лавиной гуляющие по Москве, по стране, как с этим?

— Ребёнок мой сладкий, плюнь на них. Пусть болтают. Мы-то с тобой знаем…

— Плюнуть?! Хороший совет. Это проще простого, только не до всего долетит… Опять же, хоть надорвись кричамши, что ты плюёшь на луну, а вот не получится доплюнуть… Вот так, дорогой!

Он поморгал, поморгал, горячо чмокнул её в щёку и объявил:

— Ерунда.

Может быть и ерунда. Ведь главное, что он жив и они вместе. Она уже ничего не знала и не понимала. Война всё перемешала. Он тот же и не тот. Юлия позволила себя унести и лежала неподвижно, уставившись в одну точку. Но он опять поломал все её планы и настроение. На кровати всё безумие повторилось, он целовал, убеждал, оправдывался и любил. Наконец выдохшись уснул. Юлия осторожно поднялась на локти: "Спит, не спит, а терзает себя, — всматривалась в его лицо она, — копается в себе и своих мыслях и так будет всю жизнь. Натворил. Ах, если б можно было заглянуть в его душу. Но нет. Мужская душа на замочках. Они всячески закрывают её от наших попыток залезть к ним в неё и покопаться. А что если он совершенно не замечает их с Адой состояния или вообще не обращал на это внимания. Есть семья и ладно. Ведь получается главная жизнь и ежедневное движение для него там, а тут так, ерунда? Может он только старательно делает вид, что всё как всегда и как ни в чём ни бывало возвращается сюда? А на деле долг, обуза…" Его поступок поколебал то, на чём держалось её отношение к нему — надёжность и доверие. К такому готова не была. Как жить без этого с ним, она не знала. Опять же как быть с её любовью и существовать без него тоже…

Пришла Ада, получилось вернуться поздно, удивлённая беспорядком в прихожей, рассмотрев отцовские сапоги под вешалкой и его китель, побежала в спальню. Головка мамы на широкой груди отца, её успокоила. Она развернулась и тихонько вышла из комнаты пока не заметили… На губах застыла улыбка: "Помирились!"

Сна не было. Юлия вся была начеку. Костя всю ночь ворочался и бился. И даже кричал во сне. Она целовала виски, гладила высоко вздымающуюся грудь и молилась: "Господи, спаси и сохрани его. Помоги ему, защити его… Так и быть я перетерплю всё, только даруй ему свою охорону и жизнь…"

Однако утром он проснулся бодрым. И у неё отлегло от души. Встала рано. Надо оставить обед ему, Аде. Суетилась, стараясь на него не смотреть. Выходные, чтоб побыть с ним, как делала это раньше, решила не брать.

Он жмурился, как сытый кот. Настоящий, спокойный отдых дома. Непривычны тишина, чистая постель, семейный обед, на покрытом скатертью столе. Сладко потянулся: "Недельку поживу, как белый человек".

Размечтался, как говорится о многом, и напланировал опять же короб, но не успел развернуться с делами группы, его вызвал Сталин. Он видел и говорил с ним много раз, но таким его ещё не видел. Верховный был мрачен. Он сказал, что в связи с обострившейся обстановкой, операция отменяется, а предназначенные для неё войска отправляются под Сталинград. Он так и сказал:- Надо спасать Сталинград. Рутковский напрягся. Знал, что опасное положение, но такая смертельная угроза… Верховный предупредил, что ему следует вылететь туда же и принять командование Сталинградским фронтом. Добавил, что остальные указания получит на месте от Жукова, который тоже вылетает под Сталинград. Получив несколько часов на сборы, он поспешил домой. Но застал только дочь. В этот раз Юлия упорно не захотела отпрашиваться с работы. Вызов и новое задание застали врасплох. Он не находил себе места: то пойдёт в кухню, то остановится у окна и застынет в одной позе, то, решившись, подсел к дочери.

— Адуся я срочно улетаю на фронт. Береги маму. Мне не хватило времени уладить наши с ней дела, но, прошу, поговори с ней. Верь мне и будь в моих помощниках.

Он притянул дочку к себе, они простились.

— Ты береги там себя, мы тебя любим и волнуемся.

Он с надеждой смотрел в лицо дочери.

— Вы тоже, пишите мне, ваш солдат скучает без вас. Уговори написать хоть строчку маму.

Ада удивлённо вскинула бровки:

— Я думала вы всё уладили…

Пришлось опять отводить глаза и оправдываться.

— Люлю пока ещё сердится, но я надеюсь на её прощение. Обещаю, я из шкуры буду лезть, а докажу ей — костёр нашей любви не затушить никому. Доченька, повзрослеешь, поймёшь, всё совсем не то и не так, как вы себе нафантазировали. Поговори с мамой.

— Ты не простишься с ней?

— По пути заеду… Ну всё, мне пора.

Они ещё раз обнялись, посидели на дорожку и он поехал к Юлии.

Коридоры военкомата были набиты людьми, и это мешало его продвижению. По-видимому, узнавали, потому как провожали с удивлением и любопытством. Спросив, где находится "Антифашистский комитет советских женщин", он поспешил туда. Женщины укладывали вещи и послания в ящички. Глаза выхватили Юлию сразу. Так устроен человек, вокруг миллион людей, а тебе нужно только одно лицо. Его глаза, движения, улыбка. Глазки её, заметив мужа, удивлённо вспыхнули. Какое-то время они смотрели друг на друга со страхом. Но его шаг был первым и решительным. Не давая ей время на раздумья, и загородив её от любопытного коллектива широкой спиной, он обнял жену и, не раздумывая, прижался к губам поцелуем:

— Прости, срочно отзывают на фронт. Опять не удалось побыть с тобой. Не успел рассказать, как бы хотелось о своей любви. — Он не заметил, как комната опустела. Женщины под напором Нины покинули её и толпились, тихо переговариваясь, в коридоре. — Люлюсик, милая пойми меня. Ты дорога мне вся от волосика до ноготочка. — Он чмокнул её в пальчик. — Это война не похожа ни на одну из тех, что я прошёл. Она всё перевернула с ног на голову… Но любовь моя к тебе, Адуси неизменна, — он говорил, их пальцы переплелись, он прижимал её к себе, а её лицо оставалось холодным и напряжённым. "Что мне сделать, какие слова найти, как растопить этот лёд и впорхнуть в неё вновь жизнь. Всю ночь, держа в объятиях ледышку, старался согреть это безжизненное тело, но так ничего и не добился. Ведь она умная женщина и как он рассчитывал должна была понять причину его "измены", а не зацикливаться на ней самой. Разве ж не понятно, если б не война, не было б потребности в другой женщине. Ему не в чем себя упрекнуть, не изменял он, а только пользовался. Это ж разные вещи. Но ведь Юлия живёт без мужчины? Дьявольщина! Что ж тут сравнивать-то, женщины устроены иначе". Он найдя себе оправдание, взглянул на часы, времени не оставалось. А жена как будто не видела его состояния и не слышала слов. Тогда он решил надавить на жалость, моля сказал: — Юлия, ни о чём не прошу, пожалей меня. Я ухожу на фронт, всё может случиться, — еле слышно шепнул он и дотронулся до её руки. Она очнулась. Подняла на него голову. Несмело, словно воруя, обняла за шею и, приподнявшись на цыпочки, потянулась к его губам. Он не выдержал, стиснул её в своих объятиях и поцеловал, раз, другой…, потом крепко и нескончаемо долго. Прежде чем отпустить её руку, он попытался пристально посмотреть в её глаза, только Юлия плотно заплющила ресницы. Ему ничего не оставалось как сказать:- Ну всё, я побежал.