Монтегю Джеймс - Соседская межа

• Название: Соседская межа
• Автор: Монтегю Джеймс
• Издательство: АСТ, Terra Fantastica
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-007833-1, 5-7921-0427-1

Не гуляйте по полю возле Беттон-Вуд, недоброе это место. Бывает, чувство собственности в иных людях так велико, что даже смерть не может согнать их с облюбованной территории…

---

Полагаю, нам всем известны пейзажи — со времен Биркета Фостера или даже ранее? — которые в форме гравюр на дереве украшали тома поэзии, лежавшие на столиках в гостиных наших отцов и дедов — тома «в прекрасных обложках для роскошных зданий»; фраза, поразившая меня своей точностью. Меня они, признаться, восхищали — особенно те, на которых изображался селянин, обозревавший сверху склон холма, шпиль деревенской церкви, терявшийся среди вековых деревьев, и плодородную равнину, разделенную изгородями, уходившими к далеким холмам, за которые опускалось (или над которыми поднималось) дневное светило, а низкие облака отражали его последние (или первые) лучи. Вид, открывшийся здесь, вполне соответствовал картинам, которые сохранились у меня в памяти, и, будь у меня такая возможность, я бы попробовал поработать в какой-нибудь роще, долине, на ферме или в разливе. В общем, те книги были прекрасны, как и пейзаж, который в данный момент раскинулся передо мной. Он словно сошел с обложки сборника «Лучших священных песен Богородицы», преподнесенных в 1852 году Элинор Филипсон в качестве подарка ко дню рождения ее преданной подругой Миллисент Грэйвз. И вдруг я обернулся как ужаленный. Пронзительный звук невероятной высоты достиг моих ушей и словно вонзился мне в голову; он походил на писк летучей мыши, но усиленный раз в десять; услышав такое, поневоле спросишь себя, не рождается ли он прямо в мозгу. У меня перехватило дыхание, я заткнул уши и задрожал. Странное явление в круговороте природы. Минуту-другую я раздумывал, затем решил пойти домой. Однако мне хотелось поточнее запечатлеть пейзаж в памяти. Но стоило повернуть обратно, как это желание пропало. Солнце село за холм, поля погрузились во мрак, а когда часы церковной башне пробили семь, я и думать забыл о приятных часах вечернего отдыха, об аромате цветов, вечерних запахах леса и о том, как кто-нибудь говорит за милю-другую отсюда на ферме: «До чего чисто звучит Беттонский колокол вечерами после дождя»; вместо этого на ум приходили образы сухих стволов, крадущихся пауков и зловещих сов на башне; образы заброшенных могил и их отвратительных обитателей, над которыми бесконечно течет Время, — и от всего этого кровь стыла у меня в жилах. И как раз в этот момент в мое левое ухо близко-близко, словно чьи-то губы находились в дюйме от моей головы — вновь вонзился пронзительный вопль.

На сей раз ошибки быть не могло. Звук шел снаружи. «И слова нет иного, кроме крика», мелькнула мысль. Вопль, который я слышал ранее, был не менее отвратителен, чем визг, раздавшийся сейчас, но ни в том, ни в другом я не уловил никаких эмоций и позволю себе усомниться, что в них был хоть проблеск разума. Они мгновенно портили настроение, от удовольствия не оставалось и следа, а пробыть на месте хотя бы еще секунду казалось невыносимым. Разумеется, я никого и ничего не увидел; но я точно знал, что, стоит мне задержаться, и тварь продолжит свое бесцельное и бесконечное кружение, а третьего повторения я просто не переживу. Я поспешил вернуться на тропинку и спустился с холма. Но подойдя к арке в стене, остановился. Сумею ли я найти дорогу в этой путанице мокрых аллей, которые становились все темнее и холоднее? Нет. Должен признаться, что мне было страшно; нервы мои после этих криков чуть не лопались, и я чувствовал, что сорвусь, если в кустах зашуршит птица или кролик. Я пошел по дороге вдоль стены и вздохнул с облегчением лишь тогда, когда вышел к дому и увидел Филипсона, идущего ко мне со стороны деревни.

— Где это вы были? — спросил он.

— Гулял по тропинке, которая начинается у каменной арки в стене и ведет на холм.

— Ах вот как? Значит, вы были совсем недалеко от того места, где находился Беттон-вуд; в особенности, если поднимались на вершину и выходили на поляну.

Поверишь ли, читатель, только тут я впервые сложил два и два. Думаешь, я тут же рассказал Филипсону, что со мной случилось? Нет. Мне еще никогда не приходилось сталкиваться со сверхъестественным, паранормальным или чудодейственным и, хотя я знал, что рано или поздно придется об этом заговорить, меня это не слишком волновало; и кроме того, я думал, что рассматриваю совершенно обычный случай.

Поэтому я спросил:

— Видели вы того почтенного человека, о котором мы говорили?

— Митчелла? Да, видел. И вытянул из него кое-какие подробности. Расскажу после обеда. История весьма странная.

И вот, удобно устроившись после обеда, он по его собственному утверждению дословно воспроизвел диалог со стариком. Митчелл, которому недавно перевалило за восемьдесят, развалился в своем кресле. Его замужняя дочь готовила чай и сновала туда-сюда. После обычных приветствий последовало:

— Митчелл, я хочу, чтобы вы рассказали мне кое-что о лесе.

— О каком лесе, мистер Реджинальд?

— О Беттон-вуд. Помните?

Митчелл медленно поднял руку и направил на собеседника обвиняющий перст.

— Это ваш отец уничтожил Беттон-вуд, мастер Реджинальд, я много раз об этом говорил.

— Я знаю, Митчелл. И не надо смотреть так, будто это моя вина.

— Ваша вина? Нет, я говорю, что это сделал ваш отец, когда вас еще на свете не было.

— Верно, но если уж быть совсем честным, то осмелюсь сказать, что именно ваш отец посоветовал ему выкорчевать Беттон-вуд, и я хочу знать почему.

Митчелл, казалось, слегка удивился.

— Ну, — сказал он, — мой отец был лесником у вашего отца и вашего деда и просто делал свою работу, не думая, что за этим стоит. И если он дал такой совет, то я полагаю, у него были на это причины, верно?

— Разумеется, были, и я хочу знать, какие именно.

— Слушайте, мистер Реджинальд, с чего вы взяли, что мне известны причины того, что случилось давным-давно?

Ну, по правде говоря, прошло и впрямь немало лет, и вы легко могли забыть то, что знали. Ладно, тогда мне остается только обратиться к старому Эллису; может, он что припомнит.

Это подействовало так, как я и рассчитывал.

— Старый Эллис! — заворчал Митчелл. — Впервые слышу, что Эллис может хоть на что-нибудь сгодиться. Вам это известно лучше, чем кому бы то ни было, мастер Реджинальд. Неужто Эллис может рассказать о Беттон-вуд что-нибудь такое, чего не знал бы я? И зачем тогда было сперва приходить ко мне, хотел бы я знать? Его-то отец лесником не был; он был пахарем вот кем он был; так что тут любой мог бы наболтать… То есть, вы могли бы спросить любого другого, я говорю.

— Верно, Митчелл, но если вам все известно про Беттон-вуд, и вы просто не хотите об этом говорить что ж, я должен использовать все возможности и обратиться к кому-нибудь другому, а старый Эллис живет здесь почти столько, сколько и вы.

— Вовсе нет, на целых восемнадцать месяцев меньше! С чего вы взяли, что я не расскажу вам про Беттон-вуд? Да я совсем не против; просто история больно странная и, по моему разумению, прихожанам о ней знать незачем. Эй, Лиззи, посиди немного на кухне. Нам с мистером Реджинальдом надо перекинуться парой слов наедине. Вот что хотел бы я знать, мистер Реджинальд. Почему вы пришли спросить об этом именно сегодня?

— А… Ну, я случайно услышал старую сказку о том, что гуляет в Беттон-вуд. И решил, что, может, удастся как-нибудь разобраться в этом деле, вот и все.

— Ну что ж, откуда бы это ни услышали, у вас есть право знать, и я думаю, что расскажу вам обо всем лучше любого другого в приходе, не считая старика Эллиса. Видите ли, все началось из-за того, что самая короткая дорога к ферме Аллена вела через Беттон-вуд, и когда мы были детьми, моей бедной матушке много раз в неделю приходилось относить на ферму кварту молока, потому что ферма вашего отца была за фермой мистера Аллена, а он был в общем-то человек неплохой и позволял всем, у кого маленькие дети, всю неделю ходить через его ферму. Но речь сейчас не об этом. Моей бедной матушке совсем не нравилось бегать через Беттон-вуд, так как уже тогда о нем судачили вовсю и говорили примерно то же, что вы сейчас. Но время от времени, когда ей случалось припоздниться, она ходила короткой дорогой, и каждый раз после этого возвращалась домой в ужасном состоянии духа. Помню, как они шептались с отцом, и он говорит: «Оно не причинит тебе вреда, Эмма», а она отвечает: «Да ты понятия об этом не имеешь, Джордж. Боже, оно бьет прямо в голову, — говорит она, — и я сразу теряюсь и забываю, где я. Слушай, Джордж, — говорит, — вот бы тебе там пройтись в сумерках. Ты-то всегда ходишь там днем, верно?» А он отвечает: «Ну само собой. Что я, дурак, по-твоему?» Ну, и так далее. Время шло, и я думаю, терпение у нее потихоньку заканчивалось, потому как, сами понимаете, днем носить молоко никакого толку нет; но она никогда никого из нас, детей, туда не посылала, думала, мы испугаемся. «Нет, — говорила она, — мне самой этого хватает. Не хочу, чтобы вам довелось через это пройти, и слышать об этом тоже ничего не хочу». Но однажды, помнится, она сказала: «Сперва в кустах раздается какой-то шорох, очень тихий, то ли рядом, то ли прямо передо мной, смотря по времени, а потом уж как завизжит — словно насквозь прокалывает из одного уха в другое, а коли после этого пойдешь дальше, то и дважды его услышишь; но, благодарение Господу, трижды слышать такое мне ни разу не приходилось». Ну, а я и спрашиваю: «Это вроде как кто-нибудь все время носится там, то туда, то сюда?» «Да, — говорит она, — точно, но кто она такая, я даже думать не желаю». «Так это женщина, матушка?» — говорю я. «Да, — отвечает она, — я слышала, что это женщина». Как бы там ни было, в конце концов мой отец поговорил с вашим отцом и сказал ему, что Беттон-вуд — дурной лес. «Звери его не любят, — говорит, — там нет ни одного птичьего гнезда, да и вам от него никакой пользы». Они долго беседовали, а потом ваш отец пошел к моей матушке и увидел, что она вовсе не из тех глупых дамочек, что вечно пищат по пустякам; тогда он понял, что в лесу и впрямь что-то не так, посоветовался с соседями, и, наверное, они что-то выяснили, потому что все было записано на бумаге, которая, надо думать, до сих пор где-нибудь в поместье, мастер Реджинальд. А затем он дал приказ, и Беттон-вуд вырубили. Помнится, начали они днем и закончили не позже трех.