Эвелин Левер - Мария-Антуанетта

• Название: Мария-Антуанетта
• Автор: Эвелин Левер
• Издательство: Феникс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00383-3

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».

Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.

Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.

Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.

Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

---

В знаменитом дневнике на самом деле можно часто встретить среди всех других женских имен имя Жозефина. Шведская исследовательница Альма Шодергельм в свое время занималась анализом архива Ферзена, и ее работы до сих пор являются для нас основным источником информации. Она первая открыла то, что под именем Жозефины скрывалась сама Мария-Антуанетта.

Переписка Ферзена с Жозефиной делится на несколько серий. Благодаря письмам Ферзена мы можем установить, что каждая новая серия совпадала с его отъездом из Версаля или Парижа. Содержание писем к Жозефине очень разнообразное, в одних он говорит о политике, в других о своей службе, остальных — о своей личной жизни. К сожалению, эти письма не были найдены. Франсуаза Кермина, которая довольно часто консультировалась в шведских исторических архивах, нашла несколько неизвестных писем. Но это были не они. «Из замечаний, которые появляются в дневнике, мы можем сделать вывод, что письма передавались специальному посреднику и очень часто переписывались кем-то, но не Ферзеном», — отмечает Альма Шодергельм. Тем не менее мы не сомневаемся, что ответы писала Жозефина, и в дневнике Ферзен ясно дает понять, что это была сама королева.

Без всяких сомнений, лето 1783 года было самым счастливым в жизни Марии-Антуанетты, несмотря на политические волнения, о которых она, разумеется, хотела бы забыть, если бы не Мерси и ее брат с их бесконечными нравоучениями. Наконец, она полностью отдалась своей мечте о личной жизни. Человек, которого она любила, приезжал к ней почти каждый день, и она к тому же умела создать для него что-то вроде идеальной жизни. Лето ознаменовалось еще и тем, что она вновь упростила Этикет. Теперь ее можно было видеть лишь в белых муслиновых платьях, без всяких украшений, их называли «детские платья». Мадам Лебрен вывесила в своем салоне портрет королевы, одетой в такое платье и в соломенной шляпке. Некоторые находили это совершенно неприемлемым, они считали, что королева одевалась как горничная. Ее больше не ругали о немыслимых париках, а, наоборот, упрекали в чрезмерной простоте. «Ее Величество прекрасно выглядит; у нее очень легкий и свободный вид и эта простота, которую она предпочитает скованности и Этикету, раздражает придворную знать. Кое-кто из критиков находят се чересчур худой: по их мнению, это некоторый недостаток в ее внешности. И наконец, свежесть лица, элегантность поведения, естественность в общении делают ее портрет еще более привлекательным», — это можно было прочитать в парижских газетах, описывающих салон мадам Лебрен. Однако большинство критиков проявили себя не в пример более строгими. Поговаривали также о том, что королева якобы вошла в сговор с императором и целью этого сговора было разрушение торговой промышленности в Лионе и обогащение фабрик в Брюсселе. В итоге, весь треп вылился в газетные заголовки: «Франция задыхается под гнетом Австрии и превращается в труху». Право, те, кто высказался по поводу портрета, были куда более корректны.

Этот инцидент, которому Мария-Антуанетта не придавала особого значения, позволяет определить уровень непопулярности, до которого она скатилась. Конечно же, она винила во всем знаменитую французскую легкомысленность, о которой так часто твердили ей мать и брат. В своих иллюзиях спряталась за зеркало, которое отражало реальную жизнь. В самом Трианоне, который она так любила, уже начинали поговаривать о ее необычном поведении, ведь там она особенно любила забывать о королевских обязанностях. Но Трианон — был всего лишь замком для развлечений, обычным капризом, подобные замки были у многих монархов, однако Мария-Антуанетта в том году стала чуть ли не символом полного разрыва между реальной действительностью и мечтами, и более того, что было гораздо серьезнее, разрыва между королевой и королевством.

Страсть к переменам, которая охватила королеву, распространилась и на весь дворец. В 1782 году, после смерти мадам Софи, дочери короля Людовика XV, Мария-Антуанетта решила переделать первый этаж в мраморный двор, где находились бы небольшие апартаменты, в которых она могла наслаждаться полным спокойствием. Внутренними лестницами соединили бы эти апартаменты с основными комнатами замка. Будущее строение называли «новой обителью королевы». Мария-Антуанетта приказала перенести туда кровать, на которой рожала детей, и повесить тяжелые драповые портьеры зеленого цвета на центральное окно зала. Мебель в салоне должна была быть строгой и темной, с бронзовым орнаментом.

Когда Ферзен в конце лета уехал из Версаля, все были под впечатлением новой пьесы Бомарше «Женитьба Фигаро». Она была написана в 1778 году, однако долгое время ее запрещала цензура. В прошлом году автор пьесы был удостоен чести читать ее перед цесаревичем и его супругой. Кружок мадам де Полиньяк и Водрея мечтал поставить эту пьесу на сцене Парижа. Возглавляемые графом Прованским при поддержке министерства юстиции многие придворные упорно ставили рогатки скандальной пьесе. Однако друзья королевы все же уговорили ее получить разрешение короля на постановку пьесы. Мария-Антуанетта очень долго обрабатывала мужа, и он, наконец, согласился прослушать пьесу. Читала ее мадам де Кампан. Долго сдерживаясь, Людовик XVI все же прервал чтение. После знаменитой тирады о государственных тюрьмах он воскликнул: «Да это же просто ужасно, этого никто никогда не услышит: только когда рухнет Бастилия, эта пьеса не будет опасной. Этот тип высмеивает все, что должно уважаться в Государстве!». Королева была очень огорчена. «Так что же, ее не будут играть? — расстроенно спрашивала она. „Естественно, нет, — отвечал Людовик XVI, — в этом могу Вас уверить“». Вообще-то Мария-Антуанетта так и не уловила в пьесе политической подоплеки. Там, где по ее мнению, были лишь юмор и шутки, король углядел атаку на монархию.

Узнав о реакции короля, Бомарше внес некоторые изменения в пьесу, но цензура по-прежнему не давала согласия на постановку. Тем не менее в Комеди Франсез ее репетировали с весны 1783 года. Никаких санкций не последовало, и это позволяло надеяться, что граф д'Артуа сможет добиться от короля разрешения на постановку. Узнав о том, что пьеса репетируется и готовится к постановке, несмотря на запрет цензуры, Людовик XVI отменил спектакль всего за несколько часов до премьеры. Этот королевский указ был встречен с большим негодованием. Из зала кричали о тирании, кто-то заявлял, что пьеса запрещена по политическим мотивам, другие же считали, что спектакль был отменен по моральным соображениям. «Диалоги, мизансцены и даже сами декорации, все, начиная с первой сцены и заканчивая последней, все было запрещено», — вспоминал граф д'Артуа. И королева, и граф д'Артуа, и соратники мадам де Полиньяк, продолжали уговаривать короля разрешить постановку. И в конце концов Людовик XVI уступил. Он разрешил при условии, что она пойдет на сцене частного театра. И в сентябре 1783 года в поместье Водрея на подмостках самого изысканного и аристократического театра прошла премьера пьесы — премьера, о которой автор мог только мечтать. Мадам де Полиньяк даже попросила разрешения у королевы оставить на время ее королевских питомцев, чтобы присутствовать на столь знаменательном событии.

Уже на следующий день окружение королевы вновь принялось за работу. Теперь ее убеждали в том, что пьеса не представляет больше никакой опасности, после того как автор внес некоторые изменения. Королева уговаривала мужа дать еще одно разрешение. Ни Людовик XVI, ни сама Мария-Антуанетта не испытывали желания проверить, какие именно изменения внес Бомарше. В этих условиях произведение, которое подверглось лишь небольшой переделке, победило цензоров и 27 апреля 1784 года первый спектакль был дан на сцене Комеди Франсез. Скандал, который за ним последовал, вызвал у Марии-Антуанетты недоумение и удивление. «Королева полагала, что Париж увидит в спектакле лишь несколько сатирических и фривольных сцен, после того как ее убедили, что вымарали все вольнодумные эпизоды. Автор, убежденный в безопасности своего творения, сидел в почетной ложе уже на первом спектакле, — рассказывает мадам де Кампан. — Все чувствовали, каким бы ни был восторг публики, автору это не принесет ничего хорошего. Вскоре после премьеры Бомарше был заключен под стражу, тогда как его пьеса произвела настоящий фурор. Королева высказала недовольство тем особам, которые помогали автору „Женитьбы Фигаро“ в получении королевского разрешения. Упреки касались непосредственно Водрея и были направлены лишь на то, чтобы заставить его играть по другим правилам. Жестокий и властный характер друга фаворитки обернулся против него немилостью».

Вне всякого сомнения, что именно в течение этих месяцев, которые последовали за отъездом Ферзена в путешествие с Густавом III и одновременно до премьеры скандального спектакля, дружба королевы с мадам де Полиньяк начинает ослабевать. Любовь, которую она испытывала к молодому шведу и которой она останется верна до последних дней, полностью поглотила ее, не оставив в сердце места для романтической дружбы со своенравной герцогиней. Во время поездки в Фонтенбло королева обращает внимание на одну из своих фрейлин мадам д'Оссен, и таким образом мадам де Полиньяк отступает на второй план. «Мадам д'Оссен становится моей преемницей, — горестно отмечала она. — Я делаю все возможное, чтобы сохранить расположение королевы, посвящаю ей все свое время, выполняю все ее капризы». Можно лишь удивляться, как могла эта женщина, напрочь лишенная ума и обаяния, добиться успеха у королевы. Никто не думал, что эта «крайняя свобода, которая царила в ее душе, страсть к развлечениям и шуткам будут отмечены королевой». МарияАнтуанетта продолжала встречаться с мадам де Полиньяк и сохранила с ней дружеские отношения, но в них уже почувствовали холодок. Интрига, связанная с назначением де Калона на пост верховного смотрителя, явилась первым сигналом полного разрыва.