Андрей Матвеев - Норки нараспашку

• Название: Норки нараспашку
• Автор: Андрей Матвеев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001

Американские книги и их значение для читателя поздней советской эпохи — тема эссе А. Матвеева.

---

Да хоть кто, к примеру, Фланнери О’Коннор, американская дама с американского юга, опровергающая закон о том, что женщины — как правило — не могут писать настоящую прозу. Она могла и умерла молодой, ей не было и пятидесяти. Рассказ «Хорошего человека найти не легко», последняя фраза гласит — опять же, по памяти — что «хорошая бабулька была, стрелять бы таких каждый день! — сказал Изгой».

А если Юг, тот, американский Юг, то рука сама собой тянется в мешок, уже заранее зная, что вытащишь в следующий момент. Целая кипа книг, перевязанных пожелтевшим бумажным шпагатом, нет нужды развязывать, стоит лишь бросить беглый взгляд на корешки:

«Шум и ярость»,

«Когда я умирала»,

«Свет в августе»,

«Авессалом, Авессалом!»,

«Деревушка», «Город», «Особняк» (перечислим в одной строке),

«Осквернитель праха» (первый из прочитанных, раннее лето семьдесят второго, начало июня, сумасшедшие ночи и такие же безумные дни) и многое, многое другое, включая рассказы и жизнеописания этого южного джентльмена, так временами похожего (до сих пор кажется) на моего покойного деда, особенно на той фотографии, где Фолкнер — а речь, естественно, о нем — стоит в каком-то подобии телогрейки возле сарая на задворках своей фермы, пожилой Фолкнер, оставивший такое количество замечательных фраз.

Например, «Он жил, писал книги и умер. А звали его Уильям Фолкнер».

Или еще: «Большое поражение намного важнее маленькой победы».

И вот еще одно, пожалуй, главное: «Человек не просто выстоит, он победит!»

То есть не государство, а отдельно взятая личность, то есть каждый из нас должен быть уверен в том, что он победит. То есть ожидание свободы, понимание того, что уже само безверие в победу рождает поражение.

Которое, между прочим, мы все и потерпели, ибо — опять фраза Фолкнера — «Проблем духа больше не существует…». Дальше помню смутно, потому и обрываю цитату, хочу лишь добавить, что сами американцы поняли это намного раньше нас с вами, отчего, в общем-то, мы Америку и потеряли.

Хотя остались «норки нараспашку», а значит, можно продолжить это сладостное безумие памяти.

Например, вспомнить про Сильвию Плат, про то, как еще в самом начале восьмидесятых я зашел в старый «Книжный мир», что был тогда на улице имени некоего К. Либкнехта, и нашел в стопке букинистических изданий скромный томик в белой обложке на английском языке. Sylvia Plath, «The Bell Jar». Этот томик тоже давно исчез с моих книжных полок, хотя и сыграл определенную роль — героиня моей повести «Какими мы были» была переводчицей, и герой дарит ей эту книгу, название которой сам я переводил как «Хрустальный колокол», хотя купленная недавно книжка (слава Богу, кто-то все же перевел) носит название «Под стеклянным колпаком», впрочем, мой вариант до сих пор мне нравится больше, вот только, домучив в свое время Сильвию Плат на английском, я так и не дочитал русский перевод, поняв, что время каких-то книжек в моей жизни уже окончательно прошло.

То есть ты никогда больше не будешь их перечитывать.

Ни Сэлинджера, ни того же Томаса Вулфа.

Ни Фицджеральда — некогда знаменитый красный трехтомник, изданный в конце семидесятых, подарила зимой одна подружка, перманентно замещавшая в тот период все ту же вторую жену — том первый, «По эту сторону рая» и «Великий Гэтсби», том второй, «Ночь нежна», том третий, «Последний магнат», рассказы и эссе из знаменитой книги «Crack-Up», «Крах», «Крушение», то есть рассказ самого Фицджеральда о том, что было с ним, когда он много пил. Очень много. Он пил и честно писал об этом, а я, тогда тоже пьющий, и много, читал и понимал, что я тоже дерьмо. Хотя бросил намного позже, уже тогда, когда перестал читать Фицджеральда.

Когда я бросил пить, то читал «Ловлю Форели В Америке» Бротигана. Точнее, пытался читать — эту тоненькую книжицу мне дал в самолет Борис Борисыч Гребенщиков, я сидел, скукожившись, в кресле и пытался понять, что это за штука такая — Ловля Форели В Америке.

Хотя впервые про Бротигана вычитал у Аксенова. В «Круглых сутках нон-стоп». Я был на практике в Хабаровске и ехал в командировку в Биробиджан. Была жаркая приамурская осень, я был в новом исландском свитере, очень теплом и очень колючем, за окном тянулся дым от лесных пожаров, поезд, как и положено, грохоча, пересекал мост через Амур, я читал номер «Нового мира» с этой, предпоследней на тот момент, публикацией В.П. Аксенова в этой долбаной стране. И там он писал про Бротигана, что тот — хороший писатель. Это было в семьдесят шестом. Через восемь с половиной лет (годков, годин, годищ) я попытался в этом убедиться сам, получилось — из-за моего знания языка — не очень хорошо, и я предложил перевести Бротигана моему другу, Илье Кормильцеву, Илья перевел, и я даже отнес рукопись в тогдашний журнал «Урал», вот только из этого ничего не вышло, ибо В.П. Лукьянин завернул ее обратно, сказав, что все это — бред.

Хотя это не бред, это просто Ловля Форели В Америке.

Между прочим, про «Америку, которую мы потеряли» придумал тоже И. Кормильцев, и именно он советовал мне так назвать этот текст.

Но мне больше нравится название «Норки нараспашку». Хотя бы потому, что я знаю, что оно обозначает, потому что в свое время читал Воннегута. Оно обозначает то, что у женщины между ног. То есть дырку в межножье, на английском это место называется the cunt, кстати, вчера я вдруг решил перелистать отчего-то не исчезнувший с моих книжных полок роман еще одного американца, Филиппа Рота, «Болезнь Портного» (мне больше нравится другой перевод названия, «Жалобы Портного»), и очень смеялся, потому что там все — про the cunt. Про то, как еврейский подросток Алекс Портной становится еврейским мужчиной-юристом, и про то, как он пытается трахнуть все норки, что встречаются на его пути. И про то, как у него много с этим обломов, хотя у него очень большой член, но обломов все равно много — потому что у него много комплексов.

Кстати, это еще одна причина, по которой мы (сейчас это можно сказать с полной убежденностью) читали американские книги. В русских книгах нашей юности комплексов не было. В американских — были. Когда ты еще совсем молодой человек, то у тебя много комплексов. Если ты читаешь книги, то хочешь читать как бы о себе. И потому мы читали про свои комплексы у тех авторов, которые писали о них совершенно откровенно, потому что тогда американские писатели действительно писали обо всем этом откровенно. И те, кого я уже перечислил. И другие: например, Трумэн Капоте, Джон Чивер, Джон Апдайк и даже Ирвин Шоу. И еще многие и многие, кого я могу перечислить ниже, но не буду, потому что все это мне самому напоминает сказку про белого бычка, которая никогда не заканчивается, как никогда не заканчиваются норки нараспашку — кавычки я пока убираю.

Хотя про «норки» (опять в кавычках) лучше всего писал, конечно же, не Воннегут, самый великий описатель норок (снова без кавычек) — Генри Миллер, но для меня Генри Миллер — это та Америка, которую я, по крайней мере, не потерял. Ибо это не Америка, это другая литература другой страны, точно так же, как и Уильям Берроуз, как — отчасти — Джон Барт, как, в конце-концов, странный человек по имени Томас Пинчон. Это литература про поиски другой свободы, не столько внешней, сколько внутренней. Это очень мрачная литература, хотя временами она заставляет тебя уже не хохотать, а гоготать. Но это не «американская» литература, хотя и написана она на английском языке.

Я же попробовал повспоминать именно об американской. И у меня это плохо получилось, потому что вышло как с прозой Хемингуэя — три части айсберга на поверхности, семь под водой.

А это значит, что ту Америку мы действительно потеряли, но это и не страшно. Хорошие писатели всегда остаются хорошими писателями, пусть даже давно никто не перечитывает ни Фолкнера, ни Хемингуэя, ни Фицджеральда, ни Томаса Вулфа — называю признанных классиков минувшего столетия.

Пусть уже никто не только ничего не перечитывает, но и не читает — они жили, они писали книги, мы их читали, мы все еще живем.

А значит, в нас до сих пор живы их фразы и названия их книг. Как в случае с «Завтраком чемпионов» Курта Воннегута-младшего и его «норками нараспашку».

Так что Бог с той Америкой, которую мы потеряли, в конце концов, счет наших потерь уже столь огромен, что порою устаешь считать.

И тогда смотришь на опустевшие книжные полки и думаешь: интересно, а кто все же читает сейчас все эти, некогда бывшие моими, книги?!