Свен Хассель - Колеса ужаса

• Название: Колеса ужаса
• Автор: Свен Хассель
• Издательство: Вече
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4446-2

Роман «Колеса ужаса» — одно из самых популярных произведений С. Хасселя. Вышедший в свет в 1958 году, он до сих пор остается подлинным бестселлером, а в 1987 году в США по нему был снят художественный фильм. На страницах этого романа впервые появляется один из излюбленных персонажей автора — Легионер, с которым Свен и его друзья из штрафного танкового полка вермахта знакомятся не совсем обычным образом...

---

Солдаты спорили, есть ли у этого карлика губы. Рот его представлял собой тонкую линию, буквально исчезавшую на суровом лице, обезображенном дуэльным шрамом. Самой характерной его чертой были голубые глаза-ледышки. Ты холодел от страха, стоя перед этим маленьким комендантом, который обращался к тебе бархатным голосом, но при этом от взгляда его бесчувственных ледяных глаз у тебя душа уходила в пятки. Глаза оберст-лейтенанта фон Вайсхагена, коменданта военного городка Двадцать седьмого (штрафного) танкового полка, были глазами кобры. Никто не мог вспомнить, видел ли он хоть раз в обществе фон Вайсхагена женщину, и неудивительно. Любая женщина оцепенела бы под его пронизывающим взглядом. Когда под конец войны его турнули из армии, он наверняка возглавил тюрьму для особенно трудных заключенных. Казалось, не существует таких людей, которых он не мог бы сломить или перевоспитать.

У этого человека была еще одна характерная черта. Кобура его всегда была расстегнута, так было легче выхватить зловещего вида вороненый маузер калибра 7,65. Денщики (их у него было двое) говорили, что он еще носил шестизарядный вальтер с разрывными пулями. В его полом хлысте для верховой езды была спрятана тонкая шпага. Вайсхаген моментально выхватывал ее из разукрашенного кожаного чехла. Он знал, что его ненавидят, боялся и принимал меры предосторожности против каждого бедолаги-штрафника, который мог стать настолько отчаянным и бездумным, чтобы на него наброситься. Разумеется, он ни разу не был на фронте благодаря связям в высших сферах. Его рыжий пес-полукровка по кличке Барон походил на сказочное существо. Он был включен в именной список личного состава, и его несколько раз разжаловали перед всем батальоном. Адъютант, как положено в таких случаях, зачитывал перед строем приказ по части о наказании. Почему-то пес никогда не поднимался в звании выше обер-ефрейтора. В настоящее время он был просто ефрейтором и содержался в камере под арестом за то, что нагадил под столом у хозяина.

Зверюги-фельдфебели обливались потом, когда мягкий голос фон Вайсхагена шептал им в телефонную трубку об их упущениях. Если солдат бросал или ронял листок бумаги перед казармой, то не успевало пройти и пяти минут, как комендант узнавал об этом. Иногда нам казалось, что его страшные глаза способны видеть сквозь стены — так хорошо он бывал осведомлен обо всем, что случалось. И всегда налагал самое суровое наказание из тысяч, втиснутых Третьим рейхом в военно-уголовное право. Сострадание и доброта были для него несомненными признаками слабости и предвестиями конца мира. Он любил отдавать нервирующие приказы всем подчиненным, как рядовым, так и офицерам. Обычно Вайсхаген сидел за большим столом из красного дерева, украшенным миниатюрным флагштоком со знаменем бронетанковых войск, вставленным в подставку из ручной гранаты. Пристально смотрел на солдата, стоящего навытяжку перед ним, потом вдруг выкрикивал:

— Прыгай из окна!

Да поможет Бог тому солдату, который поколеблется подбежать к окну, распахнуть его и начать выбираться. Кабинет находился на третьем этаже. В последнюю секунду раздавался голос маленького офицера:

— Хорошо, хорошо, слезай с окна!

Или заходил в комнату бесшумно, как кошка (подошвы его сапог были резиновыми). Распахивал дверь и мягким, но резким голосом приказывал:

— А ну встать на руки!

Фамилию каждого, кто не мог стоять на руках, Вайсхаген старательно записывал в блокнотик под серой обложкой, который носил в нагрудном кармане. Писал красивым почерком, используя спину виновного в качестве стола. На другой день бедняга получал неделю дополнительной муштры.

Мы с Плутоном, совершая долгий обход казарм, беззаботно болтали. Плутон курил сигарету. Она была уже достаточно короткой, чтобы спрятать ее во рту зажженным концом назад — трюк, который он делал мастерски, — если возникнет срочная необходимость. Он ударил ногой по замку ящика с боеприпасами. К его великой радости, замок открылся. Это сулило серьезные неприятности четвертой роте на другой день, когда он доложит, что замок был неисправен.

Когда мы оставили позади плац, Плутон выплюнул крохотный окурок. Упал он на сухую траву. Мы постояли в надежде, что трава загорится и скрасит монотонность нашего патрулирования.

Затем мы пошли дальше мерным, неторопливым шагом. Наши примкнутые штыки зловеще поблескивали. Но не успели мы далеко отойти, как перед нами внезапно кто-то появился. Мы сразу же поняли, что это мог быть только оберст-лейтенант фон Вайсхаген. В своих фуражке и шинели он походил на стеганый чехольчик для чайника.

Плутон выкрикнул пароль: «Гнейзенау!», — голос его раскатился над всем городком. Последовало несколько секунд тишины, потом Плутон заорал снова:

— Назначенные в караул обер-ефрейтор Эйкен и фаненюнкер Хассель совершают обход казарм. Согласно наставлениям, требуем для проверки документы герра оберст-лейтенанта.

Молчание.

Зашелестело кожаное пальто. Маленькая рука в перчатке нырнула внутрь между верхними пуговицами и тут же снова появилась наружу. Мы увидели дуло пистолета. Знакомый мягкий голос произнес:

— Что, если я буду стрелять?

В этот миг из винтовки Плутона громыхнул выстрел, пуля просвистела над головой коменданта, сбив фуражку с его головы. Не успел он оправиться от изумления, как мой штык уперся ему в грудь. Потом Плутон угрожающе приставил острие штыка к шее карлика. Пистолет его мы забрали.

— Герру оберст-лейтенанту нужно поднять руки, или мы будем стрелять! — вкрадчиво произнес Плутон.

Я едва удержался от смеха. Это звучало совершенно безрассудно: «Оберст-лейтенанту нужно поднять руки». Только в армии можно вести себя так по-идиотски.

Я крепко прижал острие штыка к его груди, дабы показать, как ревностно мы выполняем приказы.

— Вздор, — отрывисто произнес комендант. — Вы оба меня знаете. Опустите штыки и продолжайте обход. Потом я потребую рапорт о произведенном выстреле.

— Мы не знаем вас, герр оберст-лейтенант. Мы знаем только, что во время несения караульной службы нам угрожали оружием. Мы просим герра оберст-лейтенанта пройти с нами в караульное помещение, — с беспощадной вежливостью ответил Плутон.

Несмотря на суровые угрозы коменданта, мы медленно пошли к караульному помещению. Спавший Рейнхардт подскочил и вытянулся в струнку в положенных трех шагах от начальника. Дрожащим голосом закричал:

— Смирно! Унтер-офицер Рейнхардт, назначенный начальником караула, почтительно докладывает герру оберст-лейтенанту: караул состоит из двадцати человек. Пятеро находятся с винтовками на постах. Двое совершают обход. Под арестом содержатся четверо. Ефрейтор из третьей роты арестован на двое суток. Башенный стрелок и обер-ефрейтор из седьмой роты — на шесть суток. У всех троих не было ночных пропусков. И собака-ефрейтор арестована на три дня за то, что испачкала пол. Почтительно докладываю герру оберст-лейтенанту, что ничего особенного не случилось.

Оберст-лейтенант с большим интересом разглядывал покрасневшего Рейнхардта,

— Кто я такой?

— Вы комендант городка Двадцать седьмого (штрафного) танкового полка оберст-лейтенант фон Вайсхаген.

Плутон восторженно объявил Рейнхардту:

— Герр начальник караула! Обер-ефрейтор Эйкен, начальник состоящего из двух человек патруля, почтительно докладывает, что мы арестовали оберст-лейтенанта позади казармы второй роты. Мы не получили ответа на оклик, когда потребовали предъявить документы, он стал угрожать нам пистолетом; мы, как положено, произвели предупредительный выстрел из моей винтовки образца тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Пуля продырявила фуражку арестованного и сбила ее. Мы обезоружили арестованного и привели в целости и сохранности к герру начальнику караула. Почтительно ждем дальнейших приказаний.

Тишина, долгая бархатная тишина.

Рейнхардт сглотнул. Это не укладывалось у него в голове. Комендант вопросительно смотрел на него. Все ждали, но тишина продолжалась. Кровь то приливала к тупой роже Рейнхардта, то отливала. Все ждали, когда этот остолоп заговорит. Наконец комендант потерял терпение; его мягкий голос звучал чуть обиженно, когда он обратился к злополучному унтер-офицеру:

— Теперь мы знаем, что ты знаешь меня. Ты начальник караула. Безопасность казарм Двадцать седьмого полка находится в твоих руках. Что приказываешь, унтер-офицер? Что собираешься делать? Мы не можем стоять здесь всю ночь!

Рейнхардт не имел представления, что делать. Глаза его вращались в отчаянии. Нам казалось, что мы слышим, как он ищет подходящий ответ. Подушка и шинель на столе являлись безмолвными свидетелями его нелегального сна. Отведя от них взгляд, он посмотрел на Плутона, меня и стоявшего между нами коменданта. Все трое ждали с плохо скрываемым ликованием, что прикажет этот тыловой герой. Непостоянная фортуна внезапно дала Рейнхардту вопреки его воле больше власти, чем ему хотелось. Перед ним стоял человек, обыкновенный человек с туловищем, двумя ногами, двумя руками, глазами, ушами, зубами, как у всех других людей, но — высокомерный, но — зловещий, но — в черном кожаном пальто, сапогах из лакированной кожи, с портупеей и золотыми звездочками на плетеных серебряных погонах. Для Рейнхардта он был Богом, Дьяволом, Миром, Властью, Смертью, Жизнью — всем, связанным с крушением, пыткой, повышением, разжалованием; и — последнее, но не менее важное — он мог произнести несколько слов, после которых какой-то унтер-офицер Рейнхардт отправится в боевую часть. Там его ждал занесенный страшными снегами Восточный фронт. Избежит ли он этой участи или нет, всецело зависело от того, не будет ли оскорблен его Бог, стоящий перед ним с насмешливой улыбкой.