Владимир Богомолов - Момент истины (В августе сорок четвертого)

• Название: Момент истины (В августе сорок четвертого)
• Автор: Владимир Богомолов
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: 5-08-001237-4

В тылу одного из наших фронтов, на территории Западной Белоруссии и Прибалтики, скрываются агенты врага, условно названные нашими контрразведчиками группой «Неман». Найти и обезвредить ее поручено двум опытным офицерам — капитану Алехину и старшему лейтенанту Таманцеву.

В романе убедительно показан героический труд наших контрразведчиков в сложных ситуациях военного времени.

---

— Развернись и стань сюда, — указывая в кусты на отходящую перпендикулярно неторную дорогу, велел он Хижняку и позвал офицеров: — Идемте.

Широкой травянистой тропой, обжатой с обеих сторон кустарником, они направились к темнеющему вдали лесу — Алехин и Таманцев впереди, Фомченко и Лужнов за ними.

— Что так долго? — справился Алехин у Таманцева.

— Можете проколоть себе дырочку для ордена, — небрежно сообщил Таманцев. — Мы нашли этих — капитана и лейтенанта.

— Кто это? — заинтригованный упоминанием об ордене, поинтересовался Фомченко.

— Подозреваемые, — пояснил Алехин, — точнее даже — проверяемые… Где они?

— Зашли в дом шесть на улице Вызволенья. Судя по всему, они там уже бывали. Блинов наблюдает за ними. По данным комендатуры, фамилия капитана — Николаев, лейтенанта — Сенцов. Прибыли из воинской части тридцать один пятьсот восемнадцать… Цель командировки указана стандартно: выполнение задания командования.

— Блинову там не управиться, — вздохнул Алехин. — Тридцать один пятьсот восемнадцать — это что за часть?

— Второго Белорусского фронта. Я сделал запрос. Подполковника не было, потому и задержался.

— Если они действительно из этой части… другого фронта, что же они лазят у нас по хуторам? Странно… Твои соображения?

— Ничего примечательного. Держатся спокойно, непринужденно… По виду в армии не новички… Их надо понаблюдать, — заключил Таманцев. — Вы же сами говорите — проверяемые. Возможно, этим и ограничится… К утру будет ответ.

— Ну уж к утру.

— Будет, — заверил Таманцев. — Я сам звонил по вэ-че в Управление Второго Белорусского. И передал с литером «Весьма срочно»… За подписью генерала.

— Плачет по тебе гауптвахта, — покачал головой Алехин. — Кончится война, посадить на полгодика — вполне по заслугам!

— Уж я бы там отоспался. И ряшку бы наел — во! — Таманцев развел руками. — Есть элементы авантюризма, — со вздохом признал он, — но исключительно для пользы дела.

— Там гроза… — оборачиваясь в сторону Лиды, помолчав, проговорил Алехин.

— Уж это точно!.. Веселенькая ночка вам предстоит…

Таманцев осмотрел темное небо, потом лес впереди — выглядело все вокруг мрачно, диковато — и заметил:

— Прекрасное место для отдыха. В каком отеле для нас приготовлены номера?

Алехин, будто не слыша, молчал.

— Распорядитесь доставить туда багаж, — не унимался Таманцев, — массажистку и педикюрных операторов.

— Ожидают тебя с нетерпением, — принимая тон Таманцева, сказал Алехин.

— Очень мило… А каков приказ Родины?

— Взять Казимира Павловского и тех, кто с ним, — вполне серьезно сказал Алехин.

— Кто это — Павловский? — спросил Фомченко; он, видно, был любознателен и, во всяком случае, хотел быть в курсе дела; а Лужнов молчал.

— Агент германской разведки, — оборачиваясь, сказал Алехин.

— Милейший парень, — добавил Таманцев. — Девять успешных перебросок и четыре железки от немцев… Особо опасен при задержании. Как-то под настроение ухлопал трех лопухов из комендатуры.

— Понятно, — несколько озадаченно проговорил Фомченко.

— Ну уж — лопухов, — не согласился Алехин. — Офицера и двух патрулей. С ним надо ухо держать востро. Я ознакомлю вас с ориентировкой и фотографиями, — пообещал он.

— Нам сказали… — наконец произнес Лужнов, — здесь полно банд. Правда?

— Говорят, убивают, — Таманцев пожал плечами, — но мы не видели.

Лужнов держал автомат наизготове, время от времени утыкаясь стволом в спину Таманцеву.

— Поставьте на предохранитель, — посоветовал ему Алехин и улыбнулся. — Вы летчик?

— Летчик, — покраснев, подтвердил Лужнов и сдвинул шишечку.

— Восемьдесят семь боевых вылетов, — сказал за него Фомченко. — Комиссован после ранения. Как и я, грешный…

«Вот так… Восемьдесят семь боевых вылетов, а автомата, возможно, в руках не держал. Летчики… Ладно, скажи спасибо, что этих дали».

Они вышли к всполью и все четверо встали за кустами. На поле, метрах в двухстах от них, виднелся добротный дом с мансардой, левее — две бедноватые хаты, за ними зловеще чернел лес.

— Это дом Павловских, — показал Алехин.

— Он заколочен, — заметил Таманцев.

— Да… Сам хозяин, Павловский-старший, арестован как фольксдойче… сидит в Лиде, — объяснил Алехин Фомченко и Лужнову. — В меньшей хате, — Алехин указал рукой, — проживает Юлия Антонюк.

— А это кто? — нетерпеливо осведомился Таманцев.

— Сирота… Она с детства в услужении у Павловских; то ли батрачка, то ли служанка — не поймешь. Имеет дочку полутора лет.

— От кого? — спросил Таманцев.

— Поговаривают, что от немца, но я думаю иначе… Эта Юлия — родная сестра жены Свирида. Кстати, вон его хата…

— А кто это — Свирид? — вступился Фомченко.

— Приятель капитана, — с иронией заметил Таманцев. — Он и подарил нам Павловского.

— Вот именно… — улыбнулся Алехин и пояснил Фомченко: — Обездоленный человек, горбун.

— А тетка? — озабоченно спросил Таманцев. — У Казимира тут где-то есть родная тетка.

— Не здесь, а в Каменке… Я отдаю предпочтение Юлии. На две засады у нас просто нет сил.

— Нам-то все равно, где блох кормить — там или тут. — Таманцев сплюнул. — Только просветите. Не дайте помереть дурой! При чем тут Юлия? Почему Павловский должен появиться здесь?..

32. АЛЕХИН

Трудно было допустить, что, попав в эти места после многих месяцев отсутствия, Павловский не попытается встретиться с кем-либо из родных или близких ему людей. Но с кем?

Отец, которого он, по словам крестьян, уважал и любил, находился в тюрьме, дом стоял заколоченный, и со стороны издалека было видно, что там никто не живет. Следовало предполагать, что Павловский через кого-нибудь (скорей всего через свою родную тетку Зофию Басияда) постарается узнать о судьбе отца.

Как я выяснил, Басияда, истовая католичка, без симпатии относилась к немцам, запрещавшим религиозные службы на польском языке и жестоко притеснявшим не только рядовых верующих, но и «наместников божьих» — ксендзов. Фактом было, что она, наполовину немка, не подписала фолькслист, как это сделали ее брат и племянник, хотя в тяжелых условиях оккупации германское гражданство давало немалые блага. Своего единственного брата она любила, с племянником же отношения у нее, как я понял, были не лучшие.

Обдумывая все, что мне удалось узнать о Павловских, Свиридах, о их родственниках, я из двух вариантов — Зофия Басияда и Юлия Антонюк — постепенно склонился ко второму.

Дело в том, что у меня еще раньше возникло предположение, что дочка у Юлии Антонюк от Казимира Павловского.

Эта догадка появилась у меня, когда, узнав, кто такая Юлия, я обдумывал текст записки, извлеченной из пирога в отделе госбезопасности. Зачем сидящему в тюрьме отнюдь не сентиментальному пожилому человеку в коротком тайном послании сообщать, что девочка его батрачки здорова?

Мысль эта получила некоторое подтверждение, когда на одной из двух фотографий Павловского, принесенных Свиридом, я не без труда разобрал стертую кем-то надпись:

«Самой дорогой от Казика». И ниже: «1943 год».

Кто мог быть для Павловского-младшего «самой дорогой» в доме Свирида? Как попала туда эта карточка?.. Естественным было предположение, что фотография подарена Казимиром Юлии. И что полтора месяца назад после спешного отъезда Юлии карточка вместе с другими ее вещами попала в дом к Свириду.

Кто же и когда стер надпись?.. Возможно, Юлия — перед приходом наших войск, — а может, и Свирид. Примечательно, что, когда я потребовал принести фото Павловского, он отправился к хате, зашел туда и тут же полез в погреб — несомненно, там и были спрятаны карточки.

Дорого бы я дал, чтобы узнать истину о взаимоотношениях Павловского и Юлии, чтобы знать доподлинно, кто отец девочки.

Кстати, Эльзой, именем в этих местах весьма редким, звали, как мне запомнилось по следственному делу, мать Юзефа Павловского — бабушку Казимира.

Мое предположение об отцовстве Павловского-младшего представлялось вполне вероятным, но не более. Чтобы как-то проверить его, я до приезда Таманцева попытался установить дату рождения девочки.

Она была зарегистрирована у каменского старосты как родившаяся 30 декабря 1942 года. В графе «Отец», естественно, красовался прочерк, свидетельницей при записи значилась Бронислава Свирид.

Эта дата, к сожалению, не подтверждала мою догадку, наоборот. Так случается частенько: фактов нет, одни предположения, доказать или опровергнуть их практически невозможно, а надо тотчас принять решение. И ошибиться нельзя, а посоветоваться — для уверенности — не с кем.

Был у меня, правда, еще небольшой довод против варианта с Зофией Басияда: Павловский переброшен, очевидно, в конце июля или в начале августа и за это время повидаться с теткой мог бы уже не раз. Юлия же появилась здесь всего два дня назад.