Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-88: Приключения. Фантастика
• Автор: Евгений Пинаев
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988
• ISBN: 5—7688—003—4

Сборник новых приключенческих и фантастических повестей и рассказов уральских литераторов.

---

Юрий Иванович положил колбасу на стол и откинулся к стене. Слабо улыбаясь, он был еще там, в далеком для Юрия Ивановича и совсем недавнем для Юры детстве, вспомнив которое, все время видел перед собой мать — и эту, стоящую на веранде, с встревожившимся на мгновение лицом, и ту, будущую, располневшую, усталую, погасшую, и увяла улыбка, и стало вскоре так невмоготу от стыда и тоски, что, верь он в бога, упал бы сейчас на пол, взвыл бы, покаялся бы, повинился, дал бы любой обет, лишь бы вырвать из сердца эту боль, это отчаяние от невозможности исправить, изменить хоть что-то в жизни.

Долго сидел он, чувствуя, как уплывают, истаивают силы, как остается от него, Юрия Ивановича, одна пустота, то гулкая, будто внутри колокола, то звенящая, точно далекий занудливый комар, и в пустоте этой, сначала смутно и расплывчато, но постепенно заполняя ее всю, вырастали думы о Юре. Юрий Иванович уже отстранился от него, не считал собой, и то чувство, которое смутно возникало в чайной и прояснилось на берегу, когда увидел синяк под глазом, чувство отца к сыну, ширилось, крепло, превращаясь в тревогу за судьбу этого чужого-родного парня.

Сумерки в сарае сгустились до плотной тьмы, но Юрий Иванович не замечал этого. Он видел какой-то солнечный, яркий день и Юру — веселого, в белой рубашке, смеющегося: то среди колб, реторт, пробирок, то среди каких-то хитроумных машин и приборов, то плавающих в невесомости в кабине космического корабля, то в накомарнике и болотных сапогах среди чахлых елок и кустарника, то даже за штурвалом комбайна или у непонятного гигантского станка.

Юрий Иванович позабыл о месте, где находится, о времени, глядя на эти, наползающие одна за другую, картины, будто смотрел по черно-белому телевизору подряд все передачи про хороших и интересных людей. Видения и похожи-то были на экранные изображения — плоские, иногда контрастные, иногда смазанные, — и Юрий Иванович мельком отметил в памяти, что, наверное, и вызваны они подсознательной завистью к тем, кого показывают в телепрограммах, хотя всегда считал, что презирает этих героев на час. И еще мелькнуло, словно думал о постороннем, что, скорей всего, вызвана эта зависть не тщеславием, а тоской по конкретному, реальному делу, в котором имеется нечто материальное, осязаемое, есть задача и решение ее, есть заранее ожидаемый результат и получение его.

Но ни разу не увидел Юрий Иванович Юру не только писателем, но и журналистом; когда же мелькнуло из-за этого недоумение, он задержал его, задумался, посуровел и чуть не вздрогнул, точно проснувшись, — так ненавистна показалась сама мысль, что Юра, обделенный даром божьим, будет вымучивать слова и фразы, исходить, в лучшем случае, патокой фальши, а в худшем — превратится в него, Юрия Ивановича.

Вдруг его даже в жар кинуло — как нет божьего дара? Вспомнил афишу у Дома культуры, вспомнил, как не раз ловил себя на том, что держится, даже оставшись один, словно на сцене, и, обрадованный, решил, что нашел разгадку себя молодого — он актер, и все, что делал, было игрой. Играл в активиста, играл в принципиального борца, играл в рубаху-парня. От такого вывода стало неловко, и Юрий Иванович принялся торопливо припоминать, каким был в драмкружке. Талантлив? Кто знает, но во время репетиций становился по-настоящему счастлив; в образ входил легко и действительно чувствовал себя другим: то вальяжным, то хитрым, то злым, то мудрым, то простофилей, если роль того требовала. Да и товарищи по сцене с ним считались, восхищались, кажется, искренне — не раз Юра замечал, войдя в роль, что наступала вдруг тишина, а партнеры и партнерши смотрят на него изумленно и растерянно, будто на незнакомого.

Юрий Иванович хмыкнул, огладил бороду. «И при поступлении никакого двухгодичного стажа не надо, — он заворочался, заулыбался, однако вскоре приуныл. — Богема, правда, черт ее дери...»

Повздыхал и начал, сперва несмело, потом настойчивей, уверять себя, что не все, дескать, артисты богемны, что Юра не такая уж тряпка, есть ведь и у него воля, неужто не устоит? Конечно, устоит, тем более, что станет заниматься любимым делом, а это — ого-го! — самое главное. Но еще главнее — Юра сможет прожить не одну, унылую и безрадостную, бесполезную жизнь, а множество: ярких, страстных, красивых. И он уже видел Юру то Штирлицем, вместо Тихонова, то Гамлетом, вместо Смоктуновского, то Гуровым, вместо Баталова; он видел, как задумчивый и отрешенный Юра сидит в гримуборной, а потом, все такой же сосредоточенный, чтобы не расплескать найденный образ, идет темным павильоном туда, где суетятся люди, громоздятся прожекторы, а на ярко освещенной площадке поджидает нереальная среди щитов, фанеры, досок гостиная с розовыми обоями, гнутой мебелью, лампой под зеленым абажуром, и уже нервничает, ломает пальчики субтильная героиня в гипюровом платье и с бутоньеркой незабудок на корсаже.

Иногда видения эти заслонялись портретами Юры в журналах «Советский экран», «Спутник кинозрителя»; Юрий Иванович, нахмурясь, гасил, гнал такие крамольные мысли-образы, но они манящей, сладкой контрабандой всплывали все отчетливей, отражая затаенные давние мечты о признании, популярности, славе, и Юра представал то в белом смокинге, среди вечерних туалетов, атласных лацканов, манишек, обнаженных женских плеч, то около кинотеатра «Россия», над которым лениво колышутся, флаги кинодержав, раздающим автографы восторженным поклонницам в мини-юбках...

Радостно гавкнул Рекс, заизнывал, заскулил, затопотал часто и беспорядочно. Юрий Иванович настороженно повернул голову. Скрежетнул замок, брякнул засов, скрипнула дверь. В сером ее проеме вырос силуэт Юры.

— Вы здесь? — испуганно спросил он.

— Здесь, здесь, — добродушно отозвался Юрий Иванович. — Входи.

Ему показалось, что он услышал довольный выдох, но обрадоваться этому не успел — Рекс скользнул мимо Юры извивистым длинным пятном, ткнулся мокрым носом в щеку, в губы.

— Тьфу, напугал! — сплюнул Юрий Иванович.

— Место, Рекс! А ну пошел отсюда! — притворно страшным голосом гаркнул Юра, и пес так же стремительно исчез в ночи.

Юра чем-то стукнул по столу, звякнул. Чертыхнулся шепотом.

— Я схожу к матери, отмечусь, — сказал деловито и грубо. — Потерпите еще немного.

Дверь захлопнул, но Юрий Иванович встал, приоткрыл ее. Проследил, как Юра сгустком черного прошел сквозь тьму, вынырнул из нее, облитый светом лампочки веранды, взбежал легко и пружинисто на крыльцо, исчез в доме. Юрий Иванович окликнул Рекса. Тот возник сразу и, ластясь, взблескивая колдовской прозрачной зеленью глаз, шмыгнул внутрь. Юрий Иванович долго тискал его, тормошил за длинные мягкие уши, зарывался лицом в густую, почти не пахнущую псиной шерсть.

— Посмотрите-ка на него. Ай да Рекс! — Юра опять возник в двери. — Интересно, как он вас себе представляет?

— Мне гораздо интересней, как ты себя представляешь, — Юрий Иванович, оттолкнув собаку, которая стремительно нырнула под кровать, охлопал руки.

Юра промолчал. Запер дверь, повозился у стола.

— Зажгите спичку.

Синевато-белый огонек зажигалки отшвырнул ночь в углы, кинул по стене огромную, переломившуюся на потолке тень Юры, сверкнул бликами на гладком боку длинногорлой бутылки, белом изгибе тарелки.

— Что это? — удивился Юрий Иванович.

— Это я от Лидки принес. Набрал всего понемногу. Вы обедали-то когда, есть, наверно, хотите?

Юра взял зажигалку, зажег фонарь. Стало светло, уютно, буднично.

— Спасибо. Есть я, правда, не хочу, но спасибо... Весело было?

— Да всяко. И весело, и не очень. Болтали, вспоминали. Девчонки даже слезу пустили, — Юра сдернул с крючка раскладушку, с треском расправил ее алюминиевые суставы. — О вас много спрашивали.

— Вот как? — Юрий Иванович не удивился, но решил, что надо изобразить изумление. — Поразил я одноклассников?

— Ага, — сухо подтвердил Юра. — Они подумали, что вы «с приветом». А я вас представил писателем-фантастом, которого не печатают. Про космос рассказал, про то, как здесь всякие дома понастроят. Про бабочку эту самую рассказал, будто вы такой рассказ написали, но вас, оказывается, опередил американец. И еще будто вы написали, как один мужик в свое детство попал и сам с собой встретился.

— Не догадались? — встревожился Юрий Иванович.

— Не, кто ж такому поверит. Один Владька вроде что-то почуял... Мы поделимся с вами постелью? — Юра подошел к кровати, посмотрел исподлобья.

— Конечно, конечно. — Юрий Иванович вскочил. — Пойду покурю. Не бойся, я в рукав. Мать, если выйдет, не заметит.

— Она не выйдет. У нее голова разболелась. От радости за меня, должно быть. — Юра усмехнулся. Сдернул одеяло, простыню, а когда Юрий Иванович приблизился к двери, добавил полуудивленно, полунасмешливо: — Она мне знаете чего наговорила? Будто весь день места себе найти не могла: все казалось ей, что мой отец где-то рядом бродит. Вот хохма, да?.. Может, она вас каким-то образом почувствовала? Я уж и сам сомневаться стал: а вдруг вы — это не я, а батя? Если бы не знал точно, что он под Ясной Поляной погиб, поверил бы.