Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика

• Название: Поиск-88: Приключения. Фантастика
• Автор: Евгений Пинаев
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988
• ISBN: 5—7688—003—4

Сборник новых приключенческих и фантастических повестей и рассказов уральских литераторов.

---

Тут Валя взглянула на часы и спросила, можно ли ей идти, потому что вахта ее закончилась.

— Нет, подождите! — остановил Мальцев. — Расскажите-ка нам о ваших цветочках.

— Да что рассказывать... Я даже названия не знаю. — Валя как будто и сама удивилась неожиданной трудности. — В нашей семье их называли «звездочками». Бабушка мне говорила, что они приносят счастье... Они вообще-то очень капризные. Еще когда жива была мама, я заметила, что чахнуть начали наши «звездочки», как будто вырождаться. Цветки становились мельче, и цвет их стал какой-то желтоватый. А когда я пришла работать в вычислительный центр с установкой «Климат», принесла цветы сюда. Вот как они похорошели, отошли! А цвету сколько! Просто удивительно — земля та же, и вода та же, а не узнать.

— Может, вы их чем-то подкармливаете? — спросил биолог, внимательно присматриваясь к «звездочкам».

— Нет, бабушка говорила — их нельзя подкармливать. Она за ними умела ухаживать. Но даже у бабушки я не видела такого их бурного цветения. Посмотрите, какие сильные стебли! А листья! Сколько жизни, здоровья!

Биолог чувствовал, что все ждут от него какого-то объяснения, но ничего не мог сказать.

— Я не специалист, в ботанике все перезабыл, — сказал наконец он, — но, думаю, не ошибусь, если скажу, что этот вид семейства крестоцветных еще в двадцатом веке считался редчайшим, а в прошлом веке его занесли в атлас исчезнувших растений. Просто удивительно встретить сейчас здесь этот цветок, да еще в таком прекрасном состоянии. Думаю, будет сенсация.

Мальцев положил росточек на ладонь:

— А я не о сенсации думаю. Вот смотрите, этого росточка могло не быть. Он мог исчезнуть, как уже исчезли тысячи других растений, животных, микроорганизмов, а ведь все они были когда-то полноправными формами жизни. Цветок сохранился чудом. Для чего? Подсказать нам, сигнализировать о чем-то значительном, об антигравитации «Веги»? Но тогда разве бесцельным было его существование, чтобы вот так однажды человечество безжалостно вычеркнуло его из списка форм жизни на Земле?

— Что поделаешь, — заметил биолог, — низкая форма живого... Вид не приспособился.

— Дорогой мой, — вежливо, но так, что мне нехорошо стало от его вежливости, сказал Мальцев. — Я глубоко уважаю вашу науку, но могу вам доказать, как дважды-два, что исповедуемая вами теория видов по сути — расистская теория. Организм сложнее — не значит выше. Вам никогда это не приходило в голову?

Есть только одна граница — между живым и неживым. Как только мы начинаем делать градацию живого — этот вид выше, а этот ниже, — мы неизбежно приходим к «суду Линча» и к еврейским погромам, хотя говорим, казалось бы, о далеких вещах: траве, которую разрешено выжечь, вытоптать до конца, каких-нибудь инфузориях, которые допускается утопить в морях нефти...

Валя смотрела на Мальцева широко открытыми глазами.

— Вот вы, представитель высшего на земле вида, — обратился Мальцев к биологу, — вы можете из травы сделать молоко? Не можете. А корова может. Можете вы из углекислого газа произвести кислород? А самый слабенький листочек, травинка, сможет. Посмотрите на солнце не мигая, а потом различите в траве иголку за несколько сотен шагов. Орел это может. Вступите ли вы в рукопашную с существом, в десятки раз сильнее и больше вас, да что там — в десятки! — вот хотя бы с каким-нибудь Ванькой из соседнего подъезда? А простая кошка бесстрашно бросается на любого врага. Удастся ли вам различить один запах из тысячи, почувствовать изменение погоды за сотни километров от дома, месяцами жить без капли воды и пищи? Или, быть может, вы сумеете пробить рукой эту бетонную стену, подобно тому, как слабый росток взламывает асфальт?

Когда я все эти сравнения привожу, я испытываю какой-то панический ужас и угрызение совести за все те бесследно исчезнувшие формы жизни, которые на их месте, в их среде обитания не заменит ничто и никто. Я думаю, самое большое приобретение нашей комиссии — не случайное открытие антигравитации криогенных преобразователей, а вот этот маленький цветочек — воскресший из мертвых житель земли... Ну, меня эта демагогия просто возмутила.

— Хорошо бы еще выяснить, отчего «Вега» сбои дает, — бросил я.

Мальцев хотел что-то сказать, но только махнул рукой и сел перед дисплеем. А дисплей точно заклинило: ряды вырастающих строк, колонки цифр, зигзагом выстраивающиеся, — все подтверждало: «Вега» работает четко.

Поэт жестом остановил Семенову, которая направилась было сдавать вахту сменщице.

— Может, вы забыли что-нибудь сделать из того, что делаете обычно? — спросил он. — Или что-нибудь делали не в том порядке?

Он смотрел на девушку с такой надеждой в глазах, что она невольно остановилась на полдороге и стояла, опустив голову, точно не решаясь сообщить нам о чем-то.

— Ну, что вас беспокоит? — прямо спросил Мальцев. — Не бойтесь, я все грехи отпущу.

— Вообще-то я обычно... если день солнечный... выношу «звездочки» на воздух. Вот сюда, на балкон... Я забыла об этом сказать.

— Вы просто боялись нарушить инструкцию, которая запрещает оставлять аппаратуру без надзора, — сказал Мальцев таким тоном, будто он уже все знал и ждет только признания Вали.

Может быть, он знал, отчего сбои шли? И тут, точно отвечая на мой невысказанный вопрос, Мальцев впервые обратился лично ко мне: чувствовал, откуда тянет сквознячком:

— Следите за дисплеем!

Он подошел к столику с цветами, взял сразу оба горшка и шагнул к балкону. Не сделал он и пары шагов, как я увидел, а биолог, опередив меня, закричал:

— Сбой пошел! Вот он, сбой!

Мальцев ничуть не удивился. Он вернулся к столику, поставил цветы.

И снова проскочил сбой команд!

«Вега» отреагировала, подобно индукционной катушке, из которой сначала вытащили сердечник, а потом снова вставили. И этим сердечником был цветок!

— Вот так, — как о само собой разумеющемся сказал Мальцев.

И тут все вскочили, поднялся такой гвалт, что из мастерских прибежали техники и только добавили шума, когда узнали что к чему. Все хватали горшки с цветами с разных столиков, подбегали к дисплею и убеждались, как четко проходит срыв, сбой работы «Беги», что это не совпадение — система. Биолог нюхал белые крестики цветов, а потом сорвал лист и глубокомысленно стал его жевать. Словом, взрослые люди развлекались как дети.

Я почувствовал себя так, будто у меня за спиной провалилась земля и я это только что обнаружил, спокойненько перед тем занимаясь разными делами на самом краю пропасти.

Наверняка со временем этот фокус с цветами будет объяснен, но в первую минуту мое мировоззрение буквально пошатнулось. Я чувствовал себя распластанным на земле, как тот канат в руках фокусника, который вдруг на наших глазах теряет жесткость и падает. Можно сказать, что дрогнула моя вера в строгую дисциплину техники, в ее однозначную, солдатскую исполнительность, порождающую уверенность в то, что после миллиардов операций, расчлененных на простейшие звенья в темном космосе компьютера, на финише будет получено то, что от машины ждут. А не черт те что! Чего же теперь остается ждать? Эдак завтра — глядишь — таракан проползет по компьютеру, а в результате спутник приземлится на Эйфелеву башню.

Тут кто-то положил мне руку на плечо. Гляжу — Мальцев. Он подмигнул. И без всякого ехидства, без рисовки победителя сказал:

— Я вас поздравляю.

— С чем? — не понял я.

— С тем, что теперь мы знаем: защита «Веги» самая совершенная на сегодняшний день. Просто мы столкнулись с качественно новым видом помехи.

— Как вы догадались? — спросил я. — Интуиция?

Мальцев улыбнулся. (Услышав наш разговор, вокруг нас стали собираться члены комиссии и те, кто забежал порадоваться нашей победе.)

— Дело в том, что у меня никогда не было слепого преклонения перед техникой. Никакая техника не может быть сложнее, ценнее ее творца — человека. И когда вы мне сказали, что уверены в своей «Веге», я вам поверил и переключился на поиски других источников помех.

Меня очень заинтересовал рассказ Вали о цветах. Действительно, чего бы у них такая радость к жизни пробудилась, если внешние условия вроде бы не изменились? И я предположил, что они получают от «Веги» какую-то подпитку их жизнедеятельности. Но если «Вега» что-то им отдает, то, как саморегулирующаяся машина, она должна где-то внутри себя найти источник компенсации. Теперь мы знаем, что сбой и вызывается компенсационным процессом, хотя тонкости этого дела нам пока не известны.

Мальцев задумался. Казалось, он думал совсем не о том, о чем только что говорил. Он так и эдак переворачивал на ладони росточек «звездочки», и я не удивился, когда он опять заговорил о нем:

— Вот удивительная вещь — живой прибор. Как все живое, этот росток отзывается на свет, на тепло. Но еще он чутко замечает какие-то менее явные природные силы, например, поле тяготения. Прибор, реагирующий на поле тяготения, людьми еще не создан, а в природе он уже есть.