Наталья Андреева - Обмани меня нежно

• Название: Обмани меня нежно
• Автор: Наталья Андреева
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47642-8

Прямо с антикварного салона пропал подлинник Пикассо... На выставке элитных ювелирных украшений кто-то ловко подменил сапфировое колье искусно сделанной копией... Преступников, как все уверены, двое: мужчина и женщина. Известны даже их имена: Георгий Голицын и Екатерина Семенова. Он живет в Питере, она – в Москве, и работают они только в паре: один ворует, а другой отвлекает внимание. Разработана целая операция по их поимке, которая пока не приносит результатов. А все потому, что эти двое... друг с другом даже и незнакомы! И они вовсе не сообщники, а конкуренты! Однако сводит их сама судьба. Он представляется преуспевающим адвокатом, она – скромной сотрудницей косметической фирмы. В музее, где работает Георгий, идет проверка, Катю подозревают в убийстве, за обоими ко всему прочему следят. Но разве это может помешать внезапно вспыхнувшей страсти...

---

– Фоминишна, дай на пиво.

– Фоминишна, там тебе шкаф привезли. Прими.

– Фоминишна, а, может, поторгуемся?

Отца Зоя не помнила совсем. То, что он крепко пил, она узнала из рассказов мамы, которая называла его не иначе как «пьянь подзаборная» и «шваль», а иногда «рвань». Жили они в коммуналке, потом Ольга Афанасьевна выслужила отдельную квартиру, однокомнатную.

Есть масса теорий происхождения таланта. И многие уверены в том, что божественная искра может зажечься только в том случае, если для этого есть соответствующие условия, а от осинки не родятся апельсинки. Все это полная чушь, искра может зажечься где угодно, и никаких условий не надо. Условия нужны для того, чтобы из искры возгорелось пламя, хотя бывают характеры настолько сильные, что всю жизнь пробиваются сами. С болью, с кровью, но в одиночку и без всяких условий. Творца такие комбинации, наверное, забавляют. А вложу-ка я в душу сына плотника поэтический дар. Или пусть у простой уборщицы родится балерина, у гениального артиста талантливый повар, а у великой певицы сын, которому медведь на ухо наступил. А дочка маляра-штукатура пусть станет гениальной художницей. И пусть они живут с этим, как хотят. Забавно же!

Зоина страсть к «малеванию» всегда была предметом громких скандалов в семье.

– Занялась бы лучше делом! – орала мать.

Иногда переходила на плач, похожий на рев разбуженной медведицы:

– Зачем я только тебя, дура, родила-а-а-а...

Дочь была ее огромным разочарованием. Некрасивая, толстая, глупая: ведь умный человек не будет дни и ночи напролет заниматься ерундой, училась плохо. У мальчиков Зоя интереса не вызывала по тем же причинам: некрасивая, толстая и глупая. В школе еще было сносно, она даже смогла записаться в художественную студию, где старенький подслеповатый дядечка-художник с ней охотно занимался и научил азам мастерства.

Иногда он прочил ей великое будущее, а иногда тяжко вздыхал:

– Вы проживете трудную жизнь, Зоя. – Он всегда обращался к ней на «вы». – Родись вы в интеллигентной семье и имей соответствующее окружение, все было бы гармонично, и вы были бы счастливы. Ибо у вас действительно талант. Но золотой самородок упал, извините, в болото. Он упал в грязь и теперь безнадежно тонет. Вам не пробиться наверх. Если только случай...

Но Зоя была невезучей. Случай ее не баловал, как каких-нибудь длинноногих красоток, которые легко находят себе покровителей. Глядя на нее, никто и подумать не мог, что она художница, и художница необычайно одаренная. Скорее, лентяйка и обжора, весь интерес которой в глупых сериалах, которые она смотрит целыми днями, лежа на диване. Как же обманчива бывает внешность! Зоин имидж подпортила плохая наследственность: ее мать тоже была толстушкой. С такой же пористой кожей землистого оттенка, с вечными прыщами на лоснящемся подбородке, с большим мясистым носом. И только глаза у Зои были хороши: глубокие, карие, с огромными ресницами, загнутыми вверх, казалось, что именно оттуда и льется волшебный свет, заставляющий оживать ложащиеся на холст краски. Зоя тратила на свое увлечение все карманные деньги, да и добрый дядечка помогал. У него ранее не было такой талантливой ученицы, и, как он догадывался, больше никогда не будет. Он хотел оставить после себя хоть что-то и втайне верил в Зою.

Но едва она получила аттестат, как мать устроила скандал. Только в торговый техникум! Ольга Афанасьевна Каретникова всегда мечтала о достатке в семье, а в ее представлении сытно жили лишь те, кто умел крутиться. Зоя крутиться не умела вообще, но спорить с матерью было бесполезно. Кое-как Зоя Фоминична Каретникова окончила торговое училище, но в это время в стране вдруг кончился дефицит. То есть само понятие перестало существовать. Теперь всего было вдоволь, и крутиться уже надо было не так, как раньше, проявлять не ловкость рук, а фантазию. Угадывать спрос.

Вот этого Зоя абсолютно не умела. В ее таком большом, некрасивом теле жила душа, похожая на экзотическую бабочку. У Зои было удивительное чувство прекрасного, стремление к абсолютной гармонии. Когда они с мамой занялись челночным бизнесом, Зоя старалась привозить красивые вещи, а требовались дешевые и практичные.

– Дура... – медведицей ревела мать. – Какая же дура... И я дура, что тебя родила-а-а...

Зоя никогда с ней не спорила. По счастью, на прилавке вместе с одеждой она выкладывала и свои пейзажи. В самом уголке, под недовольное сопение матери, но иногда их брали. Надо же чем-то закрыть дырку в обоях. Стоили Зоины картины долларов пятьдесят, сто, максимум двести и подпадали под категорию «лубок». То есть живопись для массового потребления, никакой художественной ценности не представляющая. Кое-как бизнес у женщин шел. Потом стали брать одни картины, а вещи вообще никак не шли. Что-то в Зоиных творениях было такое, что трогало людей, брало их за душу. Она даже стала на рынке популярной. Если кому-то срочно требовалось купить недорогой, но вполне симпатичный подарок, шли к Фоминишне. В конце концов, они стали торговать только картинами. Ольга Афанасьевна смирилась со своей участью и позволила дочери заниматься тем, чем ей хочется. Зоя писала, мать продавала. Им удавалось сводить концы с концами. Так Зоя дожила до тридцати пяти лет, а потом...

Потом судьба, наконец, сделала ей подарок. Даже два. Судьба, она, конечно, злодейка, но иногда ее начинает мучить совесть, и она тоже подвержена приступам раскаяния. Своих нелюбимых детей она жалует, не глядя и не заботясь, на пользу ли им пошло? Но совсем не бросает.

Сначала Зоя познакомилась с Жорой. Она его долго стеснялась, потому что он был красивый и какой-то особенный. Жора полностью соответствовал ее понятиям о гармонии. Если бы Зоя писала портреты, она писала бы Жору, но она писала пейзажи, поэтому Жора представал на них то деревом, с которого ветер сдувает листву, так Зое хотелось показать его обнаженный торс, то горным ручьем, вода в котором хотя и холодна, но необычайно вкусна. На то, что Жора ее полюбит, Зоя и не надеялась. Но дружба! Его дружба. Его внимание, его слова, такие хорошие, такие важные для нее. Она почему-то им верила. Это было для нее столь ценно, что за Жору она пошла бы на плаху, не задумываясь.

И потом: благодаря Жоре осуществилась ее мечта. Природу Зоя просто боготворила. И всегда мечтала жить в окружении садов, иметь возможность по первому зову души погружаться в простор полей, словно в бескрайнее море, и плыть за линию горизонта по зеленым волнам густой травы, пока от усталости не подогнутся ноги. А потом лечь в нее и долго-долго смотреть в бесдонное синее небо. Она любила гулять под дождем, особенно в дни, когда сквозь тучи пробивалось солнце. И каждый раз пыталась пройти под радугой, это было как с линией горизонта, пока не устанут ноги. Деревья, мелкие речушки, скромные полевые цветы, камешки на тропинке – все приводило Зою в безумный восторг.

Но дача была несбыточной мечтой. Денег у них с мамой никогда бы на нее не хватило, даже если жить только на хлебе и воде. Ольге Афанасьевне было под шестьдесят, и она давно уже не могла работать на стройке. Ноги чудовищно опухали, суставы ломило, пальцы рук сводило судорогой. В Питере всегда было ветрено и сыро, и казалось даже, что с каждым годом становится все холоднее. Закованный в камень, который совсем не хранил тепло, зато остывал мгновенно, этот город был необычайно красив, но зато и беспощаден. Здешний климат подтачивал здоровье, поэтому Зоя мечтала жить на природе, и мама мечтала.

И Жора купил для них дачу. Зоя была готова его убить. Она посчитала, что это слишком щедрый подарок, ею не заслуженный. Домик был маленький, и участок маленький, но зато двум одиноким женщинам под силу было его поднять. Жора так и сказал:

– Я знал, что больше ты не примешь.

Зоя пообещала, что расплатится с ним при первой же возможности. А ночью она горько плакала, потому что знала: такая возможность ей вряд ли представится. Вот если бы она была красавицей... Она сама пугалась этих мыслей: отблагодарить его по-женски. Связь с Жорой казалась ей кощунством. Даже если бы ее тело было совсем другим, красивым и стройным. Все равно нельзя.

Однажды назло Жоре она переспала с бородатым электриком, менявшим в доме проводку. Электрик был пьян, Зоя зла на себя, а еще больше на Жору за то, что он есть, за то, что ворвался в ее жизнь со своим благородством и красивым мускулистым торсом и мучает ее теперь. В общем, она не осталась старой девой именно благодаря Жоре. Грехопадение привнесло в ее картины нечто новое, они словно обрели, наконец, плоть, в них появилась женская стать. Жора это заметил и опять ее хвалил. Зоя краснела и от удовольствия, и оттого, что он был легко, по-летнему одет, его ноги тоже были мускулистые и очень красивые. Она мысленно примеривала их на свою новую картину, в стайку берез на лесной опушке, и тихо млела.

Вот уже пять лет она страдала. Она, как преданная собака, ела у него с руки, втайне мечтая убить, чтобы никому не достался. Но когда Жора уезжал, корила себя за эти мысли и готова была на все, лишь бы он приехал опять. Это наполняло ее жизнь страданием, следовательно, вносило в нее гармонию. У Зои были свои представления о счастье. Она предпочла бы Голгофу персональной выставке в ЦДХ. Жора наполнял ее жизнь смыслом, а ее картины светом. Поэтому Зоя искренне считала себя счастливой, а Жору своим божеством. Отдать его она смогла бы только какой-нибудь богине. Но, по счастью, Жора не заговаривал о женитьбе.