Наталья Андреева - Обмани меня нежно

• Название: Обмани меня нежно
• Автор: Наталья Андреева
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47642-8

Прямо с антикварного салона пропал подлинник Пикассо... На выставке элитных ювелирных украшений кто-то ловко подменил сапфировое колье искусно сделанной копией... Преступников, как все уверены, двое: мужчина и женщина. Известны даже их имена: Георгий Голицын и Екатерина Семенова. Он живет в Питере, она – в Москве, и работают они только в паре: один ворует, а другой отвлекает внимание. Разработана целая операция по их поимке, которая пока не приносит результатов. А все потому, что эти двое... друг с другом даже и незнакомы! И они вовсе не сообщники, а конкуренты! Однако сводит их сама судьба. Он представляется преуспевающим адвокатом, она – скромной сотрудницей косметической фирмы. В музее, где работает Георгий, идет проверка, Катю подозревают в убийстве, за обоими ко всему прочему следят. Но разве это может помешать внезапно вспыхнувшей страсти...

---

Вот уже пять лет она страдала. Она, как преданная собака, ела у него с руки, втайне мечтая убить, чтобы никому не достался. Но когда Жора уезжал, корила себя за эти мысли и готова была на все, лишь бы он приехал опять. Это наполняло ее жизнь страданием, следовательно, вносило в нее гармонию. У Зои были свои представления о счастье. Она предпочла бы Голгофу персональной выставке в ЦДХ. Жора наполнял ее жизнь смыслом, а ее картины светом. Поэтому Зоя искренне считала себя счастливой, а Жору своим божеством. Отдать его она смогла бы только какой-нибудь богине. Но, по счастью, Жора не заговаривал о женитьбе.

Вторым подарком судьбы была женщина. Это случилось через год после знакомства с Жорой. Зоя пыталась продать свои картины где только можно, Ольга Афанасьевна даже ездила с ними в Москву, где по ее словам, публика была богаче и не так жалась. Однажды на уличном вернисаже к Зоиным картинам подошла женщина. Она была очень красива и хорошо одета. С сомнением взглянув на толстуху в пальто из плащовки и в войлочных сапогах на слоновьих ногах (уже было холодно, середина ноября), красавица спросила:

– Это вы писали?

– Дочка моя балуется.

– У вашей дочери настоящий талант, – похвалила красавица.

– Из таланта каши не сваришь, – пробурчала Ольга Афанасьевна. – Непутевая у меня дочка, вся в папашу уродилась.

– Ее отец тоже был художником?

– Пьянью подзаборной он был! – вскипела Каретникова. – Швалью и рванью!

– Сколько вы хотите за картины?

– За которую?

– К примеру, вот за эту, – красавица указала на пейзаж, где по всему холсту стелились могучие ветви согнутого порывом ветра дерева.

– Уж больно мрачная. Зачем она вам? – нахмурилась Ольга Афанасьевна. – Возьмите вот эту, с елочкой, она покрасивше и не такая дорогая. Сто долларов, – сказала она после паузы.

– Странный вы продавец, – рассмеялась женщина. – Как вас зовут?

– Каретникова я.

– А имя-отчество?

– Ольга Афанасьевна.

– Вот что, Ольга Афанасьевна... Приходите завтра по этому адресу...

Красавица достала из сумочки блокнотик в золотом переплете и, быстро написав что-то на листке, вырвала его и сунула толстухе.

– Это зачем?

– У меня картинная галерея. Я выставлю там работы вашей дочери и попытаюсь их с выгодой продать. Процент возьму небольшой, мне сдается, что вы нуждаетесь. Вам есть где ночевать? Я могу порекомендовать вам недорогую гостиницу и оплачу номер. Вы согласны? Зачем вам стоять весь день на холоде, да и цену вы называете смешную, – благодетельница указала на прилепленную к одной из рам бумажку. – Еще один ноль не мешало бы дорисовать. Художник пишет примерно одну картину в месяц, и ее продажей он должен покрывать все расходы за тот же срок. Я этим займусь. Я вам даже выдам аванс.

Ольга Афанасьевна от избытка чувств разревелась.

Красавица не подвела. С этого дня она взялась покровительствовать Зое, которую искренне считала гениальным художником. Теперь из Москвы им регулярно поступали деньги. Как и обещала галеристка, тридцать тысяч в месяц. Сама Зоя благодетельницу ни разу не видела. Если честно, боялась. По словам матери, это была такая важная и красивая дама, каких только в кино показывают. Зоя умерла бы со стыда рядом с ней в своем платье, похожем на мешок из-под картошки, со своими огромными короткопалыми лапищами, в которых тоненькая колонковая кисть казалась игрушечной. Красавица на знакомстве и не настаивала. Она говорила Ольге Афанасьевне, что всячески продвигает Зою среди своих богатых знакомых и искренне надеется на успех. Но есть проблемы.

– К ней должны привыкнуть, – говорила благодетельница. – И нужна хорошая пресса. К сожалению, ваша дочь пишет пейзажи, причем ее стиль далек от современных тенденций в живописи. Это так называемый фотореализм. В такой манере работали Шишкин, Поленов, Левитан. Я даже нахожу в ее картинах влияние барбизонской школы, хотя сама она вряд ли знает об этих художниках. Каро, Милле, Дюпрэ... Предтечи импрессионизма. Ведь это было очень-очень давно, аж в девятнадцатом веке. Сейчас такие картины не в моде, галеристы с презрением говорят, что их вполне можно заменить фотообоями. Зачем месяцами корпеть над тем, с чем за какой-нибудь час справятся обычный фотоаппарат и принтер? Сейчас модно самовыражение. Неважно, что ты пишешь, лишь бы это было ни на кого не похоже и ни на что. У вашей дочери, без сомнения, есть свой стиль, но она, как бы это сказать, слишком честная.

Все эти непонятные слова приводили бывшего маляра-штукатура в трепет. Ольга Афанасьевна все никак не могла их запомнить и внятно пересказать Зое суть речей ее благодетельницы.

– Несовременная ты, – сопя, говорила мама, и Зоя думала, что ее ругают.

Она все гадала, как же ей отблагодарить этих двух замечательных людей, которые так носятся с ней, слонихой бездарной? Зоя искренне считала, что так, как она, может каждый. Еще одно свойство настоящего таланта.

... В этот день случилась неожиданная радость: приехал Жора. Зоя увидела, как он идет от своей сверкающей машины к их калитке, высокий, широкоплечий, золотистый от загара, и сердце сначала замерло сладко, а потом стало биться с бешеной скоростью.

– Здравствуй, Зоя! – улыбнулся он, подойдя к крыльцу, на котором она стояла, не в силах двинуться с места, и ее сердце опять остановилось.

Она уже привыкла к тому, что в его присутствии то дышит, то не дышит, то улыбается во весь рот, а то ревет белугой. Впрочем, слезы она старалась сдерживать.

– Что-то случилось?

– Почему ты так подумала? – удивился он.

– Ну просто... – Она залилась краской и, чтобы скрыть смущение, полезла за папиросами.

– Жора, вы будете пить чай? – басом спросила Ольга Афанасьевна, которая тоже боготворила Жору и слегка перед ним робела. Даже в самых смелых своих мечтах она не решалась увидеть его своим зятем. Жора мог жениться только на какой-нибудь неземной красавице навроде той, московской, что продвигает Зоино творчество.

– Чай буду. Я вам кое-что привез. К чаю.

И Жора протянул Каретниковой-старшей фирменные пакеты.

– Да зачем? – смутились женщины. Все, что он привозил, было безумно дорого.

– Я у тебя переночую? – спросил Жора, и Зоя, вновь залившись краской, кивнула.

Потом они сидели на веранде за чаем, погода была чудесная, и разговор шел об искусстве.

– Родиться в России с талантом – это большая беда, – говорил Жора, щурясь на закат. – Искусство здесь закончилось в начале тридцатых годов прошлого века, когда большевики расстреляли почти всю культурную элиту. С тех пор оно вынужденно перешло на службу народу. А служить и творить – это далеко не одно и то же. Служба подразумевает беспрекословное подчинение приказам, цензуру, бюрократию и непременно коррупцию. Таким образом сложилась система. Поначалу конструкция была более гибкой, но со временем цемент застыл и превратился в камень. В нем кое-где проступают трещины, но их быстренько замазывают. Все, кто уже чего-то добился, двигают своих: родственников, друзей и просто хороших знакомых. Их тоже когда-то продвинули родственники, друзья или знакомые. Так проще выполнять директивы и делить деньги. Премии, награды, внимание прессы. Я скажу о тебе, а ты скажешь обо мне, я замолвлю словечко за тебя, а ты потом вернешь мне должок. Это привело к тому, что уже не важно, что человек может, важно, что с него можно иметь. Как, продвигая его, можно упрочить свое собственное влияние и расширить круг хороших знакомых. Таким образом, во всех сферах, в том числе и в искусстве, образовались некие сообщества. И чужакам туда хода нет. Это логично. Поскольку везде засела посредственность, талант сразу же заметят, и возникнет вопрос: а что тогда делают все остальные? Поэтому его вторжение в сообщество никак нельзя допустить. Если только это не свой, но гениальность редко передается по наследству. По этой причине в искусстве и возник кризис. Нет ярких личностей, нет гениальных картин, талантливых книг, великих фильмов. Хотя все вроде бы есть. Но почему-то за редким исключением не цепляет. Все-таки в трещины иногда пробиваются зеленые ростки. Только талант может вынуть из человека сердце, подержать его в руке, нагнать такого страха, что наступит маленькая смерть, а потом вложить его обратно в грудь, да так, что захочется козлом, извиняюсь, скакать и вопить от радости. Исключение составляют «варяги», как я их называю. Раскрутившиеся на Западе и пришедшие к нам оттуда, но и они потом вливаются в какое-нибудь сообщество. Или живут замкнуто, подпитываясь тем же интересом западной прессы, на которую чутко реагирует наша. У нас охотнее похвалят чужое, чем свое.

– К чему ты это мне говоришь? – тихо спросила Зоя, дымя «Примой». Ольга Афанасьевна вообще не шевелилась. Когда говорил Жора, она почти и не дышала.

– Тебе не повезло вдвойне. Во-первых, ты не принадлежишь к какому-нибудь сообществу людей от живописи, я не осмелюсь назвать их художниками. Во-вторых, ты пишешь в манере, которая принесла бы тебе успех два века назад. Но не сейчас.