Дэвид Эдмондс - Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

• Название: Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
• Автор: Дэвид Эдмондс
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-332-6

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.

Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

---

Майклу Волффу запомнилась иная картина. Витгенштейн, глядя на огонь, бесцельно крутит кочергу в руках. Кто-то изрекает нечто, рассердившее его. К этому моменту в спор уже вмешался Рассел. Витгенштейн и Рассел стоят друг против друга. «Вы не понимаете меня, Рассел, — говорит Витгенштейн. — Вы всегда меня неправильно понимаете». Он нажимает на «неправильно», а в слове «Рассел» у него явственно слышится рычание. «Вы путаете одно с другим, Витгенштейн, — отвечает Рассел. — Вы всегда все путаете». Голос Рассела звучит резко, пронзительно — совсем не так, как на лекциях.

Питер Мунц видит, как Витгенштейн внезапно выхватывает из огня раскаленную кочергу и ожесточенно размахивает ею перед самым лицом Поппера. Рассел, до тех пор не сказавший ни единого слова, вынимает трубку изо рта и решительно произносит: «Витгенштейн, немедленно положите кочергу!» Голос у него высокий и слегка скрипучий. Витгенштейн подчиняется; затем, после короткой паузы, встает и выходит, с шумом захлопнув дверь.

Питеру Грей-Лукасу видится следующее: Витгенштейн, явно возмущенный неподобающим, с его точки зрения, поведением Поппера, выходит из себя и размахивает кочергой. Витгенштейн ведет себя «в своей обычной манере — гротескно-высокомерной, самонадеянной, резкой и хамоватой. Поэтому потом очень удобно

было говорить, что он "угрожал" Попперу кочергой». Стивен Плейстер тоже видит, как Витгенштейн заносит кочергу над головой, но ему это не кажется ни удивительным, ни вызывающим — по его мнению, с Поппером только так и можно управиться.

С точки зрения Стивена Тулмина, сидящего всего в шести футах от Витгенштейна, вообще не происходит ничего экстраординарного, ничего такого, что можно было бы задним числом назвать «инцидентом». Тулмин внимательно слушает, как Поппер на примерах критикует идею бессмысленности философии. Возникает вопрос о причинно-следственной связи, и тут-то Витгенштейн и берет в руки кочергу, чтобы с ее помощью подчеркнуть значение причинности. И только потом, когда Витгенштейн уже ушел, Поппер излагает свой «принцип кочерги»: не нужно, мол, угрожать кочергой приглашенным докладчикам.

Существует также письменное свидетельство Хайрама Маклендона, американца из Гарварда, который в 1946/1947 учебном году учился в Кембридже у Рассела и тоже был в тот вечер в комнате НЗ. Этот вечер произвел на него такое впечатление, что много лет спустя он пишет о нем воспоминания, сверяясь с Расселом. Рассел воспоминания одобряет. В этом витиеватом рассказе наставник Маклендона выступает героем — «колосс, лев рыкающий, розга секущая». Поппер делал свой доклад, пишет Маклендон, чуть ли не «с извинениями за дерзость». Реакция на этот доклад была бурной, аудитория пришла в волнение. Витгенштейн в возбуждении схватил железную кочергу и принялся угрожающе размахивать ею перед гостем, с криками наступая на него. Рассел, до тех пор хранивший молчание, внезапно «с ревом, подобно некоему синайскому богу», ринулся на защиту Поппера; «косматые седые волосы нимбом венчали его фигуру».

Итак, у большинства очевидцев кочерга накрепко запечатлелась в памяти. Но только Джон Вайнлотт запомнил кульминационный момент почти так же , как впоследствии описал его Поппер. Вайнлотт слышит, как Поппер изрекает свой принцип кочерги, и видит, как Витгенштейн (явно раздраженный этой, на его взгляд, непозволительно легкомысленной ремаркой) покидает комнату. О хлопке дверью, правда, не сказано ни слова.

Всем этим версиям противостоит подробное свидетельство Карла Поппера. По его словам, Витгенштейн, желая подчеркнуть весомость своих аргументов, берет в руки кочергу и требует сформулировать моральный принцип, а он, Поппер, в ответ на это требование отвечает: «Не угрожать приглашенным докладчикам кочергой». После этого Витгенштейн отшвыривает кочергу и вылетает из комнаты, оглушительно громыхнув дверью.

Как реагирует профессор Гич на столь разноречивые свидетельства? Он попросту заявляет, что Поппер солгал, — и тем самым демонстрирует глубину страстей, по сей день пробуждаемых этим давним инцидентом. С точки зрения Гича, ключевой вопрос звучит очень просто: правда ли, что Витгенштейн — как утверждает Поппер — вышел из комнаты после того, как последний провозгласил принцип кочерги? Гич уверен, что Витгенштейн вышел раньше и что он это видел своими глазами.

Профессор Уоткинс, в свою очередь, после скандала в Times Literary Supplement усомнился в собственной версии. Он провел дополнительное расследование и написал, что воздержится от окончательного вывода о том, когда именно Витгенштейн покинул заседание Клуба, поскольку это «не самая существенная деталь». Это была рискованная уступка. В конце концов, согласно автобиографии Поппера, именно его шутка вызвала гнев Витгенштейна, — что с точки зрения здравого смысла

невозможно, если Витгенштейн покинул комнату раньше, чем эта шутка прозвучала. Здесь, как на перекрестном допросе, уступить означало дать оппонентам новый повод для презрения и насмешек. «Если Икс сказал: "У Джона и Мэри родился ребенок, а потом они поженились", — злорадствует Гич, — а Игрек, пытаясь вступиться за друга, говорит, что того подвела память и он просто не помнит, что же произошло раньше — свадьба или роды, то много ли проку от такого заступничества?»

Во всем, что касается основных элементов этой истории — последовательности событий, атмосферы заседания, поведения антагонистов, — свидетельства очевидцев явно расходятся. Кочерга то холодная, то раскаленная докрасна. Витгенштейн то в ярости размахивает ею, то использует как указку — или как пример, или как подручное средство. Он то потрясает ею, то подчеркивает с ее помощью свою мысль, то просто рассеянно вертит в руках. Когда он покидает комнату — после пикировки с Расселом или после того, как Поппер изрекает «принцип кочерги»? Спокойно выходит — или выбегает, хлопнув дверью? Рассел слегка повышает голос — или грозно ревет?

Что же все-таки произошло на самом деле? И почему?

3 Чары Витгенштейна

Я встретил Бога. Он прибыл поездом в 5:15.

Джон Мейнард Кейнс

Он очаровывал.

Фаня Паскаль

Честное и беспристрастное сравнение наших антагонистов — задача не из легких. Она осложнена удивительной способностью Витгенштейна очаровывать людей и властно приковывать к себе внимание на целые десятилетия.

Эти чары до сих пор отражаются в блеске глаз и волнении духа его бывших учеников, когда они, вспоминая учителя, признаются, что он по сей день имеет власть над ними. Отчасти очарование Витгенштейна кроется в его загадочных высказываниях, влекущих за собой бесконечные толкования и перетолкования. Отчасти — в сложности его личности, запечатленной в воспоминаниях и комментариях, в «неотразимом сочетании монаха, мистика и механика», как пишет ученый-литератор Терри Иглтон, автор пьесы и романа о Витгенштейне.

Образ Витгенштейна как фигуры религиозной, провидца, почти святого, страдальца за человечество проходит через целый ряд текстов о нем — как документальных, так и художественных. Витгенштейн говорил экономисту Джону Мейнарду Кейнсу, что в двадцатые годы бросил философию и стал учительствовать в деревенской школе в Австрии, потому что боль, причиняемая преподаванием, затмевала собой страдания от занятий философией — как очень горячая грелка, прижатая к щеке, на время заглушает зубную боль. Эрнест Геллнер, философ и специалист по социальной антропологии, саркастически замечает, что «Витгенштейн удостоился места в философии за свои страдания». В терминах еврейской традиции Витгенштейн — это цадик-отшельник, мудрец пустыни. В одном романе о нем так и сказано: «пустынный мистик, живущий хлебом, дождевой водой и безмолвием».

Но ограничиться этими характеристиками означало бы впасть в серьезное заблуждение. Ведь воспоминания открывают нам и другого Витгенштейна — энергичного, стремительного, властного. И друзья, и враги описывают его в выражениях, далеких от умеренности. Да и количество упоминаний о Витгенштейне в литературно-художественных произведениях отнюдь не философского характера безоговорочно подтверждает, что этот человек и через много лет после смерти владычествует над умами. Чтобы разгадать секрет этого очарования, возможно, стоит посмотреть на Витгенштейна как на представителя литературного мира, которая помещается в дискурс таких авторов, как Пруст, Кафка, Элиот, Беккет, с той же легкостью, что и в рамки философского исследования.

В книге о поэтическом языке XX века «Лестница Витгенштейна» американский критик Марджори Перлофф перечисляет восемь романов и пьес, двенадцать стихотворных сборников, с полдюжины перформансов и произведений экспериментального искусства, посвященных Витгенштейну либо несущих на себе следы его влияния. Отмечая парадоксы судьбы Витгенштейна, она пишет: «Это, вне сомнения, жизнь более чем подходящая для изображения в драматургии и художественной прозе, для мифотворчества. Ибо Витгенштейн является нам как абсолютный изгой модернистской эпохи, как подкинутое эльфами дитя, которое вновь и вновь придумывает себя заново». Иными словами, Витгенштейн таков, каким мы хотим его видеть.