Евгений Лотош - Горизонты нашей мечты

• Название: Горизонты нашей мечты
• Автор: Евгений Лотош
• Жанр: Фэнтези

Вселенная равнодушна к человеку. Его жизнь — лишь краткая мимолетная искра, которую звездам не дано даже заметить. Она внезапно вспыхивает — и так же внезапно угасает в вечном мраке, бесследно поглощающем накопленные воспоминания и опыт. Так было, так есть… и так больше не будет.

Законы природы нельзя нарушить, но можно обойти. Смерти больше нет. Она превратилась лишь в один из этапов жизненного пути, который следует преодолеть, чтобы ступить на новую дорогу в вечность. Реабилитационный комплекс Ракуэна принимает в себя все новых и новых нэмусинов, чтобы смягчить постмортальный шок и помочь умершему заново обрести себя. Ложная личность рано или поздно падет под натиском настоящей. И тогда проснувшийся сможет построить новую жизнь, опираясь на прежний опыт, но не скованный ни им, ни суровой необходимостью работать для поддержания бренного тела.

…сможет ли? И как быть с теми, кто не успел накопить никаких воспоминаний? Ради чего существовать им?

Сумеют ли найти ответ хотя бы всемогущие Демиурги?

---

Почему они вообще прицепились к нему? Шли бы к своему разлюбезному Палеку Мурацию и требовали от него. Он управляет проектом, к нему все претензии. И на фаттахе говорит так, словно знает его с рождения, даром что катониец.

И, кстати, куда он запропастился?

— Мы требуем немедленно отдать нам деньги! — повторил "представитель профсоюза". — За пятнадцатый, шестнадцатый, первый и второй периоды.

Считая, он загибал пальцы, чтобы не сбиться. На взгляд Пиреша, на профсоюзного деятеля местный заводила походил примерно так же, как и местные рабочие на настоящих. То есть — никак. Небось, еще недавно грабежом на большой дороге промышлял, а теперь туда же — законности требует! То-то он ночами наиболее активен. Привычнее, небось.

— Второй период еще не кончился, — буркнул Пиреш. — За него — только в следующем.

— Тогда за пятнадцатый и шестнадцатый! — для убедительность детина показал два растопыренных грязных пальца. — И еще за первый. По три тысячи вербов за период. Каждому! Верно?

Он оглянулся за столпившуюся за ним толпу из трех десятков рабочих в перепачканных комбинезонах.

— Слушай, сан Сирхан, что ты ко мне пристал? — раздраженно спросил гулан. — Я деньгами не заведую. Я за работами наблюдаю. За деньгами к момбацу сану Палеку. Он отдаст.

— Ты главный, момбацу сан Пиреш! — заупрямился сапсап. — Ты деньги раздаешь. Ты плати!

— Я раздаю деньги, которые мне дает момбацу сан Палек. Своих у меня нет.

— Нам нужны деньги. По три тысячи за период! — упрямо повторил гулан. — Мы работали, вы не заплатили. Нам кушать хочется.

Пиреш про себя помянул мужской уд Турабара. Профсоюзник мало того, что тупой, но еще и настырный.

— У меня нет денег, — повторил он. — Приедет момбацу сан Палек — у него просите.

— Тогда мы не работаем больше! — сердито крикнул сапсап. — Мы уходим! Все!

Пиреш только пожал плечами. На его памяти рабочие вот так вот уходили раз пять, и каждый раз возвращались. Им попросту некуда было деваться. В горном Тмиталлахе другой оплачиваемой работы не найти, а горбатиться на с трудом отвоеванных у джунглей делянках кумара и комэ не хотелось никому.

И тут сквозь шум реки в Каварском ущелье он расслышал далекий, но такой желанный звук.

Мотор джипа.

— Момбацу сан Палек едет, — сказал инженер, резким хлопков казнив у себя на щеке особо наглого комара, не отпугнутого запахом репеллента. — Сейчас он все объяснит.

Рабочие возбужденно загомонили и запереглядывались. Факелы заволновались, очерчивая в ночном воздухе огненные круги и волны.

— Пусть объяснит! — угрожающе рявкнул Сирхан. — А то мы его!..

Он махнул в воздухе кулаком. Пиреш хмыкнул и отошел под навес, где и устроился на деревянной лавке рядом с молчащим сейчас электрогенератором.

Джип подъехал через минуту. Палек всегда гонял, словно на авторалли, рискуя на каждом повороте вылететь с дороги или врезаться в дерево. Однако же ни разу не вылетел и не врезался. Вот и сейчас он, сверкнув фарами в ночной темноте и ненадолго ослепив всех дальним светом, резко затормозил в метре от толпы и выпрыгнул через дверцу джипа, даже не удосужившись ее отворить.

— Ну, чем на сей раз недовольны, момбацу саны? — весело спросил он. — Сирхан, опять буянишь?

— Деньги давай! — буркнул заводила. Большой, сильный и грубый, в присутствии Палека он как-то скукоживался и притихал. — За пятнадцатый период, шестнадцатый период, первый период, второй период… За весь зимний сезон давай!

— За весь не дам, — широко ухмыльнулся русоволосый катониец. — Только за прошлый год. За пятнадцатый и шестнадцатый периоды. Остальное — через период.

Толпа громко возбужденно загомонила.

— Врешь! — угрюмо заявил сапсап. — Покажи.

— Да пожалуйста! — Палек перегнулся через борт джипа и вытащил оттуда увесистый кожаный мешок. Распустив завязки, он вытащил оттуда пачку денег и попахал ей в воздухе. — Завтра утром или днем раздадим. Всем передайте. И еще передайте, что если кто завтра не выйдет на работу, уволю нафиг. И оштрафую на месячное жалование. Ясно? Теперь топайте все спать, не действуйте на нервы. Завтра начинаем переброс тросов между пилонами. Нужно проверить и тросы, и лебедки. Прямо сейчас и займемся.

Последние слова он адресовал уже Пирешу. Тот кивнул. Сейчас так сейчас. К манере катонийца работать в любое время суток он уже давно привык, тем более что большую часть неурочной работы тот выполнял сам, не гнушаясь даже извозиться в битуме и ободрать ладони тяжелым кайлом. Поначалу гулан изумлялся такому едва ли не до потери сознания. В его представлении главный инженер всей страны, да еще и брат самой Кисаки Сураграша совершенно не вязался с образом высокого худого белокожего светловолосого парня с облупленным от солнца носом, в одних перепачканных шортах отдающего указания рабочим, каким он увидел его впервые три года назад. Но потом привык — в конце концов, кто его знает, как там принято в Катонии! Жёсток, но справедлив, умен, знает невероятно много, а уж работает едва ли не по восемнадцать часов в сутки — если бы все начальники были такими, мир давно бы стал куда лучшим местом.

— Мы никуда не пойдем, — подумав, сообщил Сирхан. — Мы останемся караулить деньги. Чтобы не украл никто.

— Флаг тебе в руки, — хмыкнул Палек. — Только не галдите. Мы скоро вернемся, и я спать завалюсь. И момбацу сан Пиреш тоже.

С денежным мешком он отошел к палатке возле навеса и нырнул в нее, чтобы минуту спустя показаться снова, без мешка, но с двумя большими электрическими фонарями и с двумя парами рабочих холщовых рукавиц. Палатку тут же окружили люди, рассевшиеся на земле с таким видом, словно намеревались провести здесь остаток вечности. Часть рабочих, впрочем, бросились в темноту ночных джунглей, подсвечивая факелами дорогу. Представитель профсоюза уселся прямо перед входом, скрестив ноги и уперев кулаки в бедра, всем видом показывая, что проникнуть внутрь вор сможет только через его труп.

— Держи, — Палек сунул Пирешу фонарь и рукавицы. — Пойдем, оглядимся по-быстрому.

Гулан взял предложенное, поднялся со скамьи и пошел вслед за Палеком по узкой тропинке между густых кустов. Восточный инженер вроде бы неспешно перебирал длинными ногами, но Пиреш с трудом за ним поспевал. Идти, к счастью, пришлось недалеко — площадка перед пилонами, на которой обрывалась дорога, располагалась от лагеря в двух минутах ходьбы. Гигантские, в пятнадцать саженей каждый, пилоны угрожающими тенями чернели на фоне звездного неба, и на их вершинах неспешно перемигивались синие и оранжевые сигнальные огни. Дурость, конечно. Какие здесь самолеты ночью? Они и днем-то среди местных горных отрогов почти не летают.

— Не следовало говорить им про деньги, — неодобрительно сказал гулан, подходя к Палеку. Он включил фонарь, сунул его в куст так, чтобы тот светил горизонтально, натянул рукавицы и принялся помогать снимать большой кусок толя, закрывавший один из барабанов с главным несущим тросом. — Тем более — оставлять деньги в палатке без присмотра. Украдут.

— У меня? — хмыкнул тот. — Щаз. Они всерьез верят, что я умею проклятья насылать. Ну, что скажешь? Нормально?

— Нормально, — Пиреш сходил за фонарем и в его свете критически оглядел верхние петли троса. Тот лоснился от смазки, признаков ржавчины на нем не наблюдалось. И то верно — если бы он под укрытием проржавел за два периода, как его использовать для моста, который должен под дождями и ветрами прослужить лет двадцать как минимум? — И все-таки зря. Я бы не сказал. Верят или не верят, а отчаянный дурак всегда найдется.

— И пусть себе. В сумке денег нет, они в мини-сейфе в багажнике. В сумке только одна бумажная кукла — и небольшая, но очень неприятная бомбочка с неотмывающейся краской. Если достать неумеючи, прямо в морду бабахнет. Прикинь, каково полгода проходить с синей рожей? Ты не отвлекайся, работай.

Вместе они снова накинули толь на катушку и перешли к следующей.

Все тросы оказались в порядке — и толстые несущие, и тонкие вспомогательные, и даже пеньковые канаты для перетаскивания несущих тросов через пропасть. Катапульта для переброски каната тоже выглядела вполне рабочей и не разукомплектованной. Разумеется, завтра, когда запустят генераторы, может выясниться, что что-то в ней все-таки не перенесло местного влажного климата, но тут уж ничего не попишешь. Вторая такая же стояла на противоположной стороне ущелья вместе с лебедками, и если ее все-таки изуродовали, можно заменить на эту.

— Перебираемся туда? — деловито спросил Пиреш, закончив укрывать катапульту.

— Нет, пожалуй, — Палек почесал в затылке. — Точнее, я перебираюсь, а ты топай-ка дрыхнуть. Последняя спокойная ночь у тебя. Завтра опять начинается нервотрепка.

— Ты хочешь в одиночку лазить по склонам? — нахмурился гулан. — Не стоит. Слишком опасно. Я с тобой.