Феликс Крес - Страж неприступных гор

• Название: Страж неприступных гор
• Автор: Феликс Крес
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47837-8

Шернь и Алер — две потусторонние силы, для которых земные царства и их правители всего лишь средство для вечной борьбы друг с другом, — ведут последний, самый жестокий бой ради обладания миром. Единственный из людей, кто способен остановить бойню, — страж законов, бессмертный носитель знаний, замурованный когда-то в одном из подземелий бывшей громбелардской столицы. Но даже он не в силах отвести от мира угрозу гибели, если темные силы первыми успеют предъявить ему символ власти, которым стала не кто иная, как преступная княжна Ридарета, волшебница и убийца.

---

Он завоевал уважение в глазах Хайны, которая не хуже его — если не лучше — знала, что порой приходится делать или говорить командиру. Сидя у отдельного костра, посланник читал письмо, которое вручила ему командующая гвардейцами королевы.

Его Благородию Готаху-лах'агару,

доверенному лицу королевы в пути

Мудрец Шерни!

Время идет быстро, но я до сих пор помню каждое слово, сказанное тобой девушке, которая посреди самого большого леса Шерера спрашивала о том, кто она такая. Ты говорил о Шерни, о мечтах поколений рыцарей и о предназначении.

Я тебе верю.

Кенесс Бавен Исс Эзена, королева Дартана, княгиня Западных побережий, госпожа Доброго Знака

У ее королевского высочества был весьма неизысканный, простой и разборчивый почерк — буквы отчасти напоминали начертанные детской рукой. Посланника это странным образом тронуло — та девушка училась читать у армектанского бродячего учителя, который на несколько месяцев заглянул в ее деревню: искусством письма она овладела еще позже, неизвестно, впрочем, где, возможно, лишь в Добром Знаке. Короткое письмо, написанное ее собственной рукой, содержало, однако, в себе намного больше, чем просто смысл слов. Готаху напоминали, что он ванасаней, доверенное лицо королевы, — почетный титул, который носили многие, но тем не менее ко многому обязывавший. Весьма многозначительно выглядела подпись — полными родовыми именами пользовались почти исключительно в крайне личной и доверительной переписке. Мало того, использование полных имен вместо инициалов ограничивалось, по сути, только кругом семьи… Могущественная дартанская королева-вана подобной подписью вполне осознанно ставила себя в несколько подчиненное положение по отношению к мудрому человеку, которому многим была обязана, подчеркнув связывавшие их дружеские отношения — примерно так, как если бы она подписалась «Эзенка» или «Эза».

— Что сказала ее королевское высочество, отправляя тебя в путь?

— Ничего. Велела мне выбрать лучших солдат из гвардии и перейти вместе с ними в твое подчинение, ваше благородие. Я знаю, что ты идешь в Громбелард. Армектанка… гм… императрица согласна и даже требует, чтобы дартанские солдаты поддерживали порядок в этой провинции Вечной империи.

«Армектанка». Значит, так при дворе Эзены называли достойнейшую императрицу… Армектанка соглашалась и даже требовала. Конечно. Формально находившийся в вассальной зависимости Дартан был обязан выставить контингент войск по требованию Кирлана. И повинность эту исполнял… хотя и не слишком усердно.

Но Готах думал прежде всего о том, что одна умная женщина в дартанской столице, слушая доклад снежно-белой служанки, сдержала все свои чувства, среди которых могли быть гнев, возмущение, уязвленная гордость… Дела, непосредственно ее касавшиеся, решали без нее. Но она никому не выдала тайну. Анесса и Хайна ни о чем не знали. Мало того, королева простила посланника и полностью ему доверяла — так, как и написала в письме.

— Мы поссорились, — добавила Хайна. — Мое место — под дверью ее спальни.

Готах улыбнулся, ибо с Черной Жемчужиной на этот счет шутить не стоило. «Поссорились…» Он вполне в это верил.

И все же ссора ни к чему не привела. Готах догадывался по крайней мере об одной из причин. Впечатлительная и верная Хайна, видимо, расплакалась — а может, и сделала с собой нечто дурное, — узнав, что королевская подруга ей… не доверяет. Воспользовавшись удобным случаем, та постаралась отправить подальше от своей особы отражение изменницы Делары…

Сидя у весело потрескивавшего костра, Готах задумчиво смотрел на доходившие до плеч каштановые волосы Жемчужины, казавшиеся в свете пламени красными. Сильно дунув, она отбросила упавшую на глаза прядь и улыбнулась. Посланнику тотчас же показалось невероятным, что на фоне этой прекрасной ночи и костров, возле которых негромко пели солдаты, существуют Рубины, способные уничтожить мир, идет сражение гигантских сил, и слышится рокот приближающейся мировой войны, в которой примут участие все края и народы Шерера… Ему хотелось просто сидеть и разговаривать ни о чем с милой и симпатичной Хайной, вспоминая былое, а потом вернуться домой и спорить с женой о том, какое значение для Вечной империи имел указ о поселениях на северном берегу.

На громбелардско-дартанском пограничье с недавних пор было не слишком спокойно, так что и Готах, и Хайна выставили вокруг лагеря стражу. Они так и не узнали, что случилось с часовыми.

Отборных гвардейцев королевы практически полностью перебили, прежде чем они успели схватиться за оружие. Готах слышал, что пираты с Островов поджигали вражеские корабли, швыряя на палубу сосуды с горящим маслом — теперь он мог сам убедиться в том, как действуют подобные зажигательные бомбы. Прямо рядом с ним упал, подпрыгивая на земле, маленький глиняный горшочек, который не попал в огонь, но несколько других попало, и в них, судя по всему, был порох. С грохотом взлетели на воздух три или четыре солдатских костра, сразу же после на сухую траву приземлились многочисленные мешки, из которых разлилась и разбрызгалась маслянистая жидкость. Край рощицы тотчас же запылал, с воплями покатились по земле и забегали охваченные огнем люди. Со свистом полетели стрелы, вонзаясь в землю, человеческие тела, солдатское снаряжение — и под этот дождь стрел бегом ворвалась громадная стая безумцев, которым, похоже, не хотелось ничего иного, кроме как насадить защитников на мечи. Готах видел когда-то подобную атаку — в Тяжелых горах, когда банда разбойников, во всю прыть мчавшаяся по склону, наткнулась на солдат. В голове у него мелькнула короткая мысль, что солдаты — настоящие солдаты — никогда не смогут противостоять стае зверей, которых не интересует жалованье, достойная служба или какая бы то ни было идея. Для большинства солдат, пусть даже и отборных, война была работой, которой они охотно, как и любые другие, избежали бы, лишь бы им платили; жалованье можно было получать и сидя в гарнизоне, а после службы пить подогретое пиво в корчме. Но для зверей с пиратских парусников резня являлась почти смыслом жизни, необходимостью, без которой не было добычи, и вместе с тем удовольствием и наградой за недели тяжкого труда на парусах. Награда эта имела вкус унижения и позора врагов, чужой боли и крови. Вооруженные мечами полузвери имели шанс доказать свою ценность — и превосходство, чего они больше нигде добиться не могли.

Дрожала земля, по которой мчался табун ободранных, иногда полуголых, размахивавших всевозможным оружием атакующих. Несколько сотен пиратов с ревом пронеслись через лагерь, опрокидывая гвардейцев и наемников Готаха, падая вместе с ними в остатки костров, тонча друг друга, хватая противников и порой в буквальном смысле насаживаясь на их мечи. Вождь, который во время обычного сражения в поле сумел бы склонить подчиненных к подобной яростной атаке, несомненно, смог бы победить вчетверо превосходящего его по силам врага. Готах собственными глазами увидел верзилу, который, сжавшись в комок и выставив перед собой копье, на полном бегу проткнул им солдата — но заодно и бежавшего впереди товарища, поскольку ему даже в голову не приходило, что с чьей-то жизнью следует считаться. Упал пират, которому в шею попала стрела, выпущенная откуда-то из-за освещенного круга. Но в этой беспорядочной резне крылась разумная тактика: разбойники не умели сражаться в строю, плечом к плечу, прикрывая и поддерживая друг друга; их союзником был хаос.

Посланник наблюдал за происходящим в позе лежащего на траве полутрупа; ему очень хотелось пошевелиться, но он не мог. Что бы с ним ни случилось — он ничего не почувствовал, вернее, не мог дать название тому, что почувствовал. Боль? Но краткая как мгновение, слишком краткая, чтобы ее оценить. Готах скорее догадывался, чем знал, что рот его полон крови, а отсутствие чувствительности в теле и невозможность пошевелить ногами, вероятно, вызваны переломом позвоночника. К нему ползло пламя, жадно пожиравшее любую добычу, уже лизавшее край жирного пятна возле каким-то чудом не растоптанного костра. Готах видел горстку гвардейцев, которые сосредоточенно и спокойно — хотелось даже сказать, аккуратно — расправлялись с нападавшими. Они блокировали удар и выставляли перед собой клинок — два движения, после которых на землю всегда оседал труп. В свете многочисленных огней он увидел невероятную картину — опьяненную в последнем танце, залитую кровью девушку, которая наверняка уже должна была быть мертва, но оставалась жива. Израненные руки все еще держали легкое копье с длинным наконечником, но оружия почти не было видно, поскольку оно пребывало в постоянном движении, образуя в воздухе нечто вроде серебристого веера. На открытом и ровном пространстве это было страшное оружие, позволявшее держать врагов на расстоянии. До воительницы с копьем пытались добраться около десятка по-разному вооруженных пиратов, но она каждый раз успевала уйти с линии удара, получая лишь легкие повреждения вместо ран, ссадины вместо ломающих кости ударов. На смену одним бежали следующие. Она перекатывалась по земле, чтобы тут же снова вскочить на ноги, невероятным образом изогнув тело, пропуская над собой или сбоку острие меча и ударяя копьем, после чего противник хватался за брызжущую кровью артерию на шее или выпускал оружие и приседал, зажимая руками рану в туловище. Она снова нанесла молниеносный удар, и Готах увидел, что нападавший, которому копье вонзилось в живот, — женщина.