Семен Красильщик - Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны

• Название: Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны
• Автор: Семен Красильщик
• Издательство: Агенство печати Новости; «Капра-пресс»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1988
• ISBN: 5-7020-0016-1

В книгу, посвященную исторической встрече воинов Красной Армии и войск союзной американской Армии на реке Эльбе в самом конце второй мировой войны, включены воспоминания советских и американских участников встречи о событиях тех незабываемых дней апреля 1945 года, о послевоенных встречах ветеранов. Боевой союз двух армий, рожденный в годы войны, является ярким примером того, как два великих народа могут и сегодня совместно бороться за мир и лучшее будущее человечества.

Книга, рассчитанная на широкие круги читателей, выходит в свет в Издательстве АПН на русском языке и в американском издательстве «Капра-пресс» на английском.

---

Ставни в нашем отсеке были закрыты. Двое ребят возились со светильником, представлявшим собой банку с маргарином, в которую был воткнут фитиль, вырезанный из солдатского ремня. Маргарин все равно был несъедобен, так что имело смысл использовать его для освещения. Лежа на нарах, мы болтали, спорили, рассказывали друг другу, как мама готовила начинку для индейки, обсуждали, что лучше всего делать с порошковым молоком, которое мы получали от Красного Креста, — оно называлось «Клим». Было около десяти часов, когда кто-то закричал: «Фрицы ушли! Прожекторы на вышках не двигаются!» Все как один вскочили с нар. «Они оставляют нас здесь!» Мы осторожно приоткрыли ставни, кто-то погасил маргариновую коптилку. Прожекторы на сторожевых вышках, которые всегда прочесывали зону, все еще светили — наверное, работал запасной генератор, — но были неподвижны.

В ту ночь почти никто не спал. На рассвете мы выбежали во двор. Двери бараков были заперты на висячий замок, так что выбирались мы через окна или тщательно замаскированные ходы, проделанные нами в полу. Ни часовых, ни собак. Все вокруг было спокойно.

На следующий день в бараках никого не осталось, кроме нескольких человек, которые занимались стиркой или пекли пироги в честь победы, причем некоторые пироги были в пять слоев, а величиной в два квадратных фута. Пекли их на жестяных противнях, сделанных из расплющенных банок из-под «Клима»; чтобы пироги поднялись, добавляли зубной порошок (в нем была сода), а пироги делали из тертых сухарей, печенья из лагерного пайка, изюма, чернослива, шоколада и других сладостей, накопленных за долгие месяцы.

Уже темнело, когда вдалеке над деревьями на западной стороне мы увидели первую ракету. Ярко-красным шаром она медленно описала плавную дугу и погасла. Через несколько секунд еще три ракеты — одна красная и две синие взмыли по той же траектории. «Пехотные ракеты, — сказал Главный, — Красная Армия!»

Громкоговоритель починили еще днем, и теперь из него неслась легкая музыка. Около десяти часов вечера посреди песенки «Дай мне простор» ворвался голос диктора, читавшего сводку новостей: «Мы установили контакт с русскими! Би-би-си сообщает, что Красная Армия взяла Берлин. Гитлер мертв!»

Новость распространилась с быстротой молнии. Мы бросились из комнат в коридор, навалились на двери и, выломав их, высыпали наружу. Из всех бараков сквозь сорванные двери выбегали люди. Нас было 2500 человек, и мы вопили, кричали, свистели, махали руками, прыгали друг на друга, хохотали как сумасшедшие, что-то истошно орали, задрав кверху головы. Когда в нашей зоне на минуту наступало затишье, на нас начинали накатываться волнами рев и крики из остальных трех зон — и так без конца, пока мы совсем не охрипли. И даже потом, через много часов, когда шум почти утих, из других зон доносились отдельные голоса: «Дядя Джо! Ура! Дядя Джо!»[51]

Первого мая в восемь утра Габрески собрал нас всех вместе. Он сказал, что мы больше не пленные, но что «мы по-прежнему солдаты и теперь это армейский лагерь». При первой же возможности, сообщил он, нас отправят домой. И добавил, что русские попросили, чтобы мы надели черные нарукавные повязки в знак траура по президенту Рузвельту. Те из нас, кто не смог достать черной материи или бумаги, нарисовали повязки карандашом на рукаве. После переклички, когда раздалась команда «разойдись», ни один человек не двинулся с места. Целую минуту мы стояли по стойке «смирно» — так мы почтили память нашего президента.

В тот же день мы сорвали колючую проволоку вокруг всей зоны. Все, что было в бараках металлического и деревянного, все шло в дело; мы прямо-таки вгрызались в эту проволоку. Те, кто опрокинул заграждение в западной части зоны, устремились через дорогу и начали крушить немецкий склад: били окна, ломали двери и, взяв вагонетки, стоявшие у сторожевых вышек, таранили его до тех пор, пока он не сдвинулся с фундамента и не рухнул.

Вечером к нам в отсек пришли гости: 11 бывших пленных красноармейцев, размещавшихся в соседней зоне. Немцы приводили их к нам под усиленной охраной два раза в неделю; при них был бак на колесах, в который они вычерпывали содержимое выгребных ям. Кое-кто из нас ухитрялся угощать их сигаретами, когда не видела охрана.

Иногда Главному удавалось переговорить с одним из них — сержантом, который всегда носил казачью фуражку. Главный рассказал нам, что это летчик-истребитель; однажды он кинул Главному пригоршню сырых луковиц, и их восхитительный аромат, когда мы потушили их вместе с картошкой, просто сводил с ума остальных ребят из нашего барака!

Этот самый сержант в казачьей фуражке и привел гостей; вот они шумно обнимаются с Главным, кричат что-то друг другу по-русски, а мы стоим и смотрим. Вдруг кто-то вспоминает, что мы все-таки хозяева, и мы делаем нашим гостям бутерброды с колбасным фаршем и консервированным тунцом, варим кофе. Все улыбаются, пожимают друг другу руки. 11 русских и 24 американца втиснуты в комнату размером всего пятнадцать на двадцать четыре фута, да еще вдоль стен стоят тройные нары. Но мы вполне можем сидеть на столе, на нарах, на полке под окном — ведь и мы и наши гости привычны к тесноте.

Немного погодя Главный начинает переводить нам, что ему рассказали русские. «Немцы, перед тем как уйти убили 98 русских военнопленных. Днем их забрали из барака и повели в концлагерь для французов, который находился в трех милях отсюда. Эти 11 человек сбежали в лес, догадавшись, что их ждет. Но не убежали совсем, а пошли вслед за колонной пленных. Они видели как немцы под дулами автоматов заставили их товарищей вырыть глубокую яму, выстроиться около нее, а потом скосили их автоматными очередями».

Когда русский в казачьей фуражке в первый раз объявился в нашей зоне, он был поражен, увидев, что колючая проволока все еще на месте. «Кто эти люди за колючей проволокой? — спросил он у нашего начальства. — И что за люди на сторожевых вышках?»

«Это наши солдаты, — был ответ. — Мы сторожим их чтобы они не разбежались куда попало, так, что их потом не найдешь».

«Если это американцы, — сказал русским, — то они освобождены, и им не место за колючей проволокой. Они свободные люди. Откройте ворота и выпустите их на волю». Тут он перешел на крик: «Они должны в городе праздновать вместе с нами свое освобождение и Великую Победу! Они должны вкусно есть, спать в чистых постелях, а не жить в этих вонючих бараках!»

Вслед за ним пришли части Красной Армии. Целыми днями мы с Главным слонялись среди русских солдат — так интересно было их расспрашивать! Мы разговаривали с 12-летним подростком, которого война сделала сиротой, и он сказал нам: «Армия для меня — отец с матерью». Мы разговаривали с врачом, работавшим круглыми сутками, чтобы спасти тех немногих из близлежащего концентрационного лагеря, которые выжили.

К 4 мая войска Красной Армии провели все необходимые восстановительные работы в нашем лагере и в Бартe, разминировали летное поле и испробовали его возможности для взлета и посадки. Русские учредили в Барте новые административные органы и сообщили в штаб-квартиру союзных войск в Лондоне о нашем освобождении и о том, что аэродром в полном порядке. Кроме того, они пригнали коров и свиней, обеспечив нас свежим мясом.

Большинство из нас покинуло лагерь 13 мая: бомбардировщики «В-17», демонстрируя внушительную мощь, один за другим прилетали за нами в Барт. Это был первый этап нашего возвращения с войны.

Да, я помню наше освобождение так ясно, будто это было вчера. Сегодня и в Советском Союзе, и повсюду в Европе, и в Японии, и в США на могилы миллионов павших во второй мировой войне возлагают цветы, их оплакивают, о них вспоминают. Но мы оплакиваем и других — их тоже были миллионы — миллионы матерей и отцов, сыновей и дочерей, от которых остались груды обуви и одежды, зубов и волос, людей, которые были превращены в топленый жир, абажуры и золу. У них нет могил.

Я до сих пор вижу лица, множество лиц, которые за все эти годы не состарились в моей душе. Отчаявшиеся лица бесчисленных беженцев, задыхающихся на пыльных сельских дорогах разоренной Германии. Изможденное лицо матери, у которой не было молока для младенца. Оскаленные морды рычащих овчарок и лицо молодого немецкого солдата, который не пошел против своей совести, предпочтя смерть. Лицо нашего Главного, лицо Габрески, лицо русского сержанта в казачьей фуражке. И я помню все те лица — лица, исполненные радости и надежды, — которые я видел, когда русские воины освободили наш лагерь американских военнопленных. Было это, в общем-то, не так уж давно, когда мы соединились с русскими на дорогах войны.

Мы этой памяти верны

Мюрри Шульман[52]. Как мы «стали богачами»

Кто из американских ветеранов встречи на Эльбе поехал в 1955 году в Россию? Всего нас было 9 человек: я, Илайджа Сэмс из Северной Каролины, Чарльз Форрестер из Южной Каролины, Фред Джонстон из Пенсильвании, Боб Хааг из Индианы, Байрон Шивер из Флориды, Клод Мур из Теннесси, Эдвин Джири из Мичигана и Джо Половски из Чикаго.