Сергей Рафальский - Что было и что не было

• Название: Что было и что не было
• Автор: Сергей Рафальский
• Издательство: Альбатрос
• Жанр: Биографии и Мемуары

Статистика — она, помимо всего прочего, может быть прочитана совсем по-разному. Недаром в СССР бытует пословица: есть ложь грубая, есть ложь тонкая, а есть и статистика… Вы, наконец, читаете воспоминания о той эпохе, какую описывает в этой книге ее автор, Сергей Милиевич Рафальский (1895–1981). Мемуары А. Ф. Керенского — и Л. Д. Троцкого, П. Н. Милюкова — и Суханова, ген. А. И. Деникина — и, скажем, графа Игнатьева… Но все эти деятели тех лет, вольно или невольно, сознательно или бессознательно, но стремятся в первую очередь оправдаться «перед лицом истории», да при этом еще и мало были причастны к той непосредственной, рядовой, именуемой ими «обывательской», — жизни, какая и есть жизнь народа, жизнь страны, жизнь эпохи. Из книг этих, из этих воспоминаний вы не почувствуете никак того самого существенного, самого главного, что называется, очень неточно, атмосферой эпохи. Вы ее не увидите, а потому — и до конца не поймете.

Но вот воспоминания не вождя, не «деятеля», не партийного вожака, а просто современника той или иной эпохи — они неизмеримо больше дают для понимания самого воздуха времени, «шума времени» (по словам О. Мандельштама), «музыки эпохи» (выражение А. Блока). В них мы чувствуем сам пульс эпохи, саму ее живую жизнь. Видим, как эпоха переживалась ее рядовыми, пусть и не выдающимися дарованиями, современниками. А ведь в этом-то и сама суть жизни, суть истории, ни в какие даты и статистику не укладывающейся, никакими схемами не объясняемой.

Этот-то вот неповторимый воздух эпохи, все пронизывающий — от столиц до «глубинки», и передают нам ярко и выпукло картины, нарисованные умелой рукой С. М. Рафальского.

---

Но в общем, революционные герои главным образом интересовались «изъятием ценностей». Правда, они тоже очень настойчиво искали вербовщика Деникина, но у него, вероятно, была своя агентура, потому что след его, как след Тарасов у Гоголя, отыскался уже только в «цветных» частях.

Рассказывали (но, возможно, что это было творчество «ворожих до уряду»), что, когда городской голова (щирый украинец), беспокоясь за участь сограждан, вышел навстречу ворвавшемуся в город первому взводу, как полагается, с хлебом-солью, подскакавший навстречу всадник отстранил и то, и другое саблей и торопливо спросил: «Где казначейство?» Слегка дрожащей рукой городской голова указал направление, и моментально весь взвод, как медный всадник, поднял коней на дыбы и ринулся в указанную сторону.

Весь этот неожиданный вулканический налет объясняется, помимо всего прочего, и полной никчемностью наших «щирых». Оба полка, оказывается, уже с утра были почти у города в лесу и ждали только момента, когда петлюровцы начнут парад. В город из леса через болотистые луга вели — с мостами — три плотины. В начале и в конце каждой петлюровцы поставили пулеметные заставы. Но, рассказывали, что первый пулеметчик проснулся только от очень чувствительного удара сапогом в бок: «Эй, товарищ! Вставай! Стрелять пора!» Заставы на самых подступах к городу пытались что-то сделать, но было уже поздно: по плотине неслась лава всадников. И каких всадников! Одному прострелили руку, так он взял поводья в зубы и успел зарубить пулеметчика…

Возвращаясь домой из-за отца и объявленного «осадного положения», я почти бежал по своей плотине.

На одном из мостов рядом застучали конские копыта. И довольно насмешливый голос меня окликнул: «А куда ты так нажимаешь? Краля, что ли, ждет?»

Начинается!.. подумал я и пожалел, что надел в город новые сапоги, но улыбающееся лицо моего спутника было абсолютно доброжелательно.

«Нет, краля не ждет, но вы знаете, какое сейчас время».

«Ну, времени еще хватает, — сказал он, важно посмотрев на свои бесчисленные часы, — а ты вот лучше со мной закури!» — И он вытащил из кармана своих нечеловеческих галифе сигарную коробку, туго набитую папиросами. Я прикурил от зажатой в коробочку ладоней спички и, затянувшись, искренне восхитился: «Отличный табак! Откуда такой?»

«А из Староконстантинова! Богатейшие жиды! Три дня весь город мы, как мешок, трусили, и, поверишь ли, еще осталось! Вот ето был цыганский праздник! Зайдешь в лавку, а там всякая посуда буржуйская и вправо, и влево, аж до потолка! Двинешь шашкой в одну сторону — дзинь! Двинешь в другую — брынь! Весело! Понимаешь — весело!»

Потом завязался совершенно мирный разговор о войне вообще, Великой, в частности, и революции — в особенности… Когда мы прощались, мой спутник, разбирая поводья, как-то тепло сказал:

«А ты, браток, нас не боись. Все русские люди. Есть, конечно, которые шалят, но понимаешь, четыре года: «так точно, Вашбродь! никак нет, Вашбродь»! Да еще по зубам порой за здорово живешь…

А тут воля, свобода… которая братва шалит… А ты все-таки ее не боись! А вот те, что за нами придут — у них злоба чужая. С ними держи ухо востро! Они никому не прощают…»

«А что?» — спросил я, стараясь себе представить, что нас ожидает. Но боец распространяться не пожелал: «Когда молодому постель стелют, поздно ему говорить, что невеста б…», — и, махнув на прощанье рукой, галопом ушел к лесу. Во вторую ночь, каюсь, я уже не спал сном праведника — все чудились звонкие копыта по булыжной мостовой или скрип нашей полуразбитой калитки. Когда совсем рассвело и не стало мочи метаться с боку на бок в постели, я поднял штору, раскрыл окно в упоительную утреннюю свежесть и удивился, что сосед наш, сапожник Парфентий Степанович, по старинной привычке метет перед своей усадьбой тротуар и улицу.

Оглянувшись на стук оконной рамы, он приветливо помахал рукой: «Чего же это вы так рано? Идите, досыпайте! Они уже ушли».

«Как ушли?!»

«Да так… Собрались ночью и ушли… Похоже, петлюровцы их окружать стали…»

«Так у нас, значит, сейчас петлюровцы!»

«Никого нет… Сами по себе и живем… Похоже, что так-то лучше…»

И вдруг добавил, испортив весь гордый анархизм последней фразы: «Вроде как при Николае…»

Примечания

1

намек одновременно и на пьесу Меттерлинка, и на синие околыши студенческих фуражек

2

Имеется в виду ген. Корнилов.