Федор Кнорре - Рассвет в декабре

• Название: Рассвет в декабре
• Автор: Федор Кнорре
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

---

— Да, девочка, — сказал Король. — Тут невесело. Знаешь что? Сделай, что я попрошу. Я тебя щедро награжу!

Девочка засмеялась:

— А чем? Может быть, ты наградишь меня куском моего пирога?

Король опомнился и сказал:

— Да, ты права, сейчас у меня ничего нет.

— Неужто? А вчера-то небось был полный карман серебряных монет? Чудак ты, узничек! Ну, выкладывай, что ты хотел просить.

— Добеги до замка, девочка, и скажи, чтобы в тюрьму поскорей пришел кто-нибудь из министров. Скажи, что его требует Король!

— Так и разбежалась, — сказала девочка, — За это знаешь как меня стукнут по затылку, да еще поддадут метлой! Глупенькие шуточки ты шутишь, чудачок узничек! Ну, я пошла! Прощай!

— Постой минутку, ну, не ходи к министрам, найди попросту Верного слугу Короля и скажи ему: «В тюрьме тебя ждет человек, который обменялся с тобой штанами». Он все сразу поймет.

— Ах, штанами? Ну, обязательно так прямо и передам! — И быстро убежала, потому что ей стало жалко узничка, который порет такую чушь, свихнувшись от сидения в темнице.

Он развернул тряпочку и отломил кусочек пирога с его собственного стола, и странно было, что его подала ему девочка в рваной юбчонке — из милости.

Тут Король услышал тонкий писк и увидел, что прямо перед ним на полу сидят на задних лапках три мышонка, смотрят на пирог и нетерпеливо пищат.

— Ах, вот оно что! — сказал Король. — Вы тоже привыкли, чтоб с вами делились? Что ж, вполне справедливо: девочка поделилась со мной, и я должен поделиться с вами! — Он отломил и положил перед каждым мышонком по кусочку пирога. Мышата понюхали сперва недоверчиво, они ведь никогда еще не пробовали пирогов, не то что королевских, а даже и обыкновенных, а потом, разнюхав, вцепились сразу обеими лапками и начали уплетать.

Король за ними наблюдал, пока они не кончили еду, а потом отдал им весь остаток пирога. Мышата подхватили кто сколько мог поднять и радостно поволокли куда-то в норки.

Мышата убежали, и Король остался опять один на всем белом свете.

И он снова почувствовал, что, кажется, скоро умрет, что он уже стар и очень устал.

Он сидел, прислонившись к сырой каменной стене, на гнилой соломе. Сквозь тюремную решетку светила луна, а тень решетки лежала в ярком лунном пятне на другой стене, так что казалось: в тюрьме два окна и две решетки — железная и лунная.

Он не очень удивился, увидев в пустом окне черный силуэт кого-то с долговязыми лапками, и узнал знакомого кузнечика. И сразу же в тюремную сырость дохнуло запахом цветущей липы.

— Я умираю, кузнечик, — тихо сказал Король. — Спасибо, что ты меня навестил. Не думай, что я жалуюсь, что умру в тюрьме. В конце концов, тут умереть можно ничем не хуже, чем в золотой постели под балдахином. И здесь на стене нацарапаны имена многих людей, с которыми я дружил и перед которыми был виноват.

Кузнечик слушал очень внимательно, смышлено поглядывая с высоты окошка вниз на тюремную подстилку, где сидел Король.

Королю еще раз в жизни стало нестерпимо больно: он вспомнил, чьи имена нацарапаны на стене, и сердце сжалось от сочувствия и жалости к ним и от горечи вины перед ними, и он заплакал, совсем позабыв о себе. Лунные лучи задрожали, потянулись радугами и расплылись у него в глазах, так что он не сразу даже заметил, как кузнечик преспокойно вскочил и начал спускаться в темницу прямо по лунному лучу, упирающемуся в пол. Добравшись до полдороги, кузнечик остановился и поманил к себе лапкой Короля.

Тот поднялся послушно на ноги и с замиранием сердца тоже попробовал ступить ногой на лунный луч. И луч легко, упруго дрогнул, тихонько и знакомо зазвенел под ним.

Легкими прыжками кузнечик помчался впереди, показывая дорогу, и вместе они прошли по лунной дорожке прямо сквозь призрачную лунную решетку окна на свежий воздух.

Скоро гул голосов толпы на площади и музыка остались уже где-то далеко позади, а сладкий запах цветущей липы с каждым шагом становился все сильней, так что голова у Короля начала медленно кружиться.

Они все шли и шли вдвоем по лунной дорожке, пока не оказались на дальней лесной полянке, полной отчаянного стрекотания кузнечиков, лунного света и пляшущих в воздухе светлячков. Вокруг покачивалось целое море ромашек, у которых был такой вид, будто они перешептываются друг с другом о чем-то очень интересном, только ничего не хотят сказать вслух!

А посреди полянки маленькая Вила плясала в лунном луче, и серебряные тряпочки ее одежды струились, когда она кружилась, и золотые волосики развевались, взлетая в воздух, и она была такая же маленькая, как в ту ночь, когда крошка Принц увидел ее в первый раз, и так же смеялась, и ни на один день она не стала старше с тех пор!

— Маленькая Вила! — закричал старый Король и побежал к ней, спотыкаясь оттого, что сердце готово было у него разорваться от радости.

— Здравствуй! Вот и ты, мой милый! — маленькая Вила пошла к нему навстречу.

— Я уже старик, — сказал Король. — Но почему-то я тебя люблю по-прежнему!

— Да, я вижу, что это правда, — сказала маленькая Вила, и Король заметил, что она уже не такая маленькая, как минуту назад. — А почему ты плачешь?

— Мне грустно, что я был таким плохим королем!

— Ну, не всегда, — улыбнулась маленькая Вила.

— Ах, не утешай, мне стыдно, что я был таким неважным королем, ах, чего бы только я не наделал хорошего, доброго и мудрого, если бы у меня еще оставалось хоть немного времени. Только времени у меня не осталось.

— Да, времени не осталось, — тихо проговорила маленькая Вила. — Но это не беда, ты все-таки еще очень счастливый король — о тебе сложили песенку! Это так редко, чтоб после короля оставалась людям песенка. Обычно остаются какие-нибудь статуи, но у них мальчишки потом отбивают носы. Только песенки разбредаются с уличными музыкантами по всему свету…

Маленькая Вила с любовью всмотрелась в лицо Короля и сказала:

— Но до чего ты устал, мой милый, милый, бедный маленький Принц. Ах, какой ты усталый!.. — Она, нежно улыбаясь, стала тихонько гладить своими легкими и прохладными, как цветочные лепестки, ладошками изрытые жесткими морщинами щеки старого Короля. И все слаще кружилась у него голова, все дурманнее благоухали липы…

А незадолго до этого в городе девочка в рваной юбчонке спела песенку в трактире и потом, сидя на лавке, прихлебывая из кружки и болтая ногами, рассказывала деду, что отдала свой кусок пирога чудаку узнику, который сидит в темнице за решеткой.

— Что ты выдумываешь! — строго оборвал ее кто-то из компании лесорубов, сидевших рядом за столом. — В тюрьме никого не осталось!

— Осталось! — упрямо твердила девочка. — Я сама с ним разговаривала, и он говорил всякие глупости!

Лесорубы переглянулись, разом встали из-за стола и целой ватагой двинулись к тюрьме.

Они вошли в ворота, отпихнули в сторону тюремщика и, отодвинув засов, открыли единственную запертую дверь темницы.

Все увидели при свете луны старого Короля, который полулежал на куче прелой соломы, и, конечно, не узнали его.

— Эй, поднимайся, братец, и выходи на свободу! — закричали лесорубы. Но человек не шевелился.

Тогда старый Лесоруб подошел поближе, наклонился, присмотрелся и понял, что тот никогда уже не поднимется и не выйдет на свободу. Он повернул лежащего к свету луны. И долго вглядывался, хмурясь и припоминая.

— Ты его знаешь? Видел когда-нибудь? — спрашивали у Лесоруба товарищи.

— Видел я где-то этого парня… Только, сдается, давно это было!.. Уж не в день ли битвы на ромашковом лугу?.. Да, так оно и есть! Провалиться мне, если этот парень не стоял в тот день со мной в одном ряду, у самого моего плеча. Клянусь, он самый и прикрыл меня от длинного рыцарского копья, да, кажись, и я его прикрывал, когда приходилось, от стрел!.. Эх ты, какая же это беда, старый товарищ, не дождался ты праздника!..

Старый Лесоруб сокрушенно вздохнул, приподнял с гнилой соломы голову лежащего и бережно погладил грубыми своими ручищами его изрытый глубокими морщинами лоб.

Самым последним, что еще успел почувствовать в своей жизни старый Король, была эта прощальная ласка, отрадная прохлада прикосновения нежной, как лепесток цветка, руки маленькой Вилы…

Вот как у нас сочиняют. Лихо отчубучено? — Нина свернула тетрадку трубкой и отстукала себе по затылку: пум-пу-пу-пу… пум-пум!

Алексейсеич все время молчал, пока Нина читала, и, когда она кончила, все продолжал молчать. Ожидал продолжения или не заметил, что чтение кончилось?

— Я тебя зачитала совсем? Может, ты подремать хочешь?.. Да ты слушал, что я тут бормотала?

Вместо ответа он понемногу повернул голову на подушке и очень внимательно стал смотреть ей в лицо, редко и медленно моргая.

— Знаешь, ты на англичаночку похожа. На картинках такие бывают… глаза, знаешь, и такой горячий румянец на щеках.