Александр Широкорад - Упущенный шанс Врангеля. Крым-Бизерта-Галлиполи

• Название: Упущенный шанс Врангеля. Крым-Бизерта-Галлиполи
• Автор: Александр Широкорад
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3637-6

«Сломаюсь – но не согнусь» – начертано на фамильном гербе рода Врангелей, и этот девиз определял весь жизненный путь генерала П.Н. Врангеля. «Идея жертвенного служения, идея национальной и личной чести, идея стояния за священные истоки русской государственности вела Врангеля по пути его доблестного служения», – писал один из его биографов. И все-таки, кто был он, Петр Николаевич Врангель, – «кровавый черный барон» или последний рыцарь Белого движения? Какова его роль в Гражданской войне? Что происходило внутри Белого движения в армейских штабах, экономике, финансах? Могли ли реформы Петра Врангеля в Крыму стать образцом для всей России? И, наконец, была ли альтернатива «великому исходу»?

Об этом и многом другом говорится в книге историка Александра Широкорада.

---

Что же касается вождей Белого движения, то они, будучи ярыми монархистами, о чем сами признавались в мемуарах, обманывали армию и народ лозунгами непредрешенности. Мол, побьем большевиков и тогда всем миром решим, что делать.

В конце августа и в начале ноября генерал Деникин произнес две речи, в которых он высказал «общие основания добровольческой политики».

26 августа, при первом посещении Ставрополя, Деникин говорил: «Добровольческая армия, совершая свой крестный путь, желает опираться на все государственно мыслящие круги населения. Она не может стать орудием какой-либо политической партии или общественной организации. Тогда она не была бы русской государственной армией. Отсюда – недовольствие нетерпимых и политическая борьба вокруг имени армии. Но, если в рядах армии и живут определенные тенденции, она не станет никогда палачом чужой мысли и совести. Она прямо и честно говорит: будьте вы правыми, будьте вы левыми, – но любите нашу истерзанную родину и помогите нам спасти ее. Добровольческая армия чужда социальной и классовой борьбы. В той тяжелой болезненной обстановке, в которой мы живем, когда от России остались лишь лоскутья, не время решать социальные проблемы. И не могут части русской державы строить русскую жизнь каждая по-своему. Поэтому те чины Добровольческой армии, на которых судьба возложила тяжелое бремя управления, отнюдь не будут ломать основное законодательство. Их роль – создать лишь такую обстановку, в которой можно было сносно, терпимо жить и дышать до тех пор, пока всероссийские законодательные учреждения, представляющие разум и совесть народа русского, не направят жизнь по новому руслу – к свету и правде».[19]

В другой речи декларативного характера, которую Деникин произнес 1 ноября, в день открытия Кубанской рады в Екатеринодаре, он призывал к единению, говорил о том, что интересы Кубани требуют тесного взаимодействия с Добровольческой армией, ставшей единственной преградой от нашествия большевиков с севера. Он указывал на необходимость в условиях жесткой борьбы иметь единую армию с единым командованием. Он заявлял, что его армия, «ведя борьбу за самое бытие России, не преследует никаких реакционных целей и не предрешает формы будущего образа правления, ни даже тех путей, какими русский народ объявит свою волю». Он также заявлял, что «Добровольческая армия признает необходимость и теперь, и в будущем самой широкой автономии составных частей русского государства и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта».[20]

Итак, государственная форма правления, государственные границы, земельный вопрос, реституция собственности, перешедшей к иным владельцам, – все это, равно как и многое другое, оставлялось на потом. Кто будет решать эти вопросы? Какая-нибудь «Учредиловка» или просто победители-генералы своими декретами?

При всей своей политической безграмотности крестьяне прекрасно понимали, что генералы заставят их вернуть помещичьи земли и захваченное в усадьбах имущество. В пропагандистском и идейном отношении белые напрочь проиграли красным в самом начале Гражданской войны.

Глава 6 Что несла России Добрармия?

В музее Политической истории России в Петербурге во дворце Кшесинской экспонируется агитационный плакат Добровольческой армии, изображающий линию фронта. Слева – жиденькая цепь бойцов, одетых в лохмотья и подгоняемых в бой нагайками евреев-комиссаров. Позади их – разрушенные дома и заводы с плакатами «Рабство», «Голодная смерть», «Насилие». А сверху языки пламени обрамляют демоническую физиономию еврея – то ли Льва Давыдовича, то ли символа еврейства. Еврей протягивает когтистые руки к русской земле.

А вот справа, как на параде, идут плечом к плечу фирменно одетые добровольцы. Позади их подводы с радостными поселянами, привезшими хлеб белым рыцарям. Дымят трубы заводов, на них плакаты «Труд», «Законность», «Порядок». На заднем плане – церковь, идут поезда, плывут пароходы.

Ну а в качестве подписи к плакату процитирую самого Врангеля:

«В станице Курганной я застал грабивших лавки и отбиравших у иногороднего населения лошадей казаков дивизии генерала Покровского. К моему негодованию во главе грабителей оказалось несколько офицеров. Я приказал их привести к себе и предупредил, что ежели через час они окажутся еще в расположении моей дивизии, то я предам их тут же военно-полевому суду и расстреляю как мародеров. Через полчаса ни одного казака в станице уже не оказалось. Я телеграфировал генералу Покровскому о действиях его людей».

Тут я чего-то вспомнил и речь пьяного матроса из стихотворения Максимилиана Волошина «Большевик»: «Буржуй здесь мой, и никому чужим их резать не позволю».

Опять предоставлю слово нашему герою:

«К сожалению, как мне пришлось впоследствии убедиться, генерал Покровский не только не препятствовал, но отчасти сам поощрял дурные инстинкты своих подчиненных. Среди его частей выработался взгляд на настоящую борьбу не как на освободительную, а как на средство наживы. Конечно, трудно, почти невозможно было искоренить в казаках, дочиста ограбленных и разоренных красными, желание отобрать награбленное добро и вернуть все потерянное. Почти все солдаты красной армии имели при себе значительные суммы денег, в обозах красных войск можно было найти все, начиная от мыла, табака, спичек и кончая собольими шубами, хрустальной посудой, пианино и граммофонами. В этот первый период Гражданской войны, где одна сторона дралась за свое существование, а в рядах другой было исключительно все то мутное, что всплыло на поверхность в период разложения старой армии, где страсти с обеих сторон еще не успели утихнуть и озлобление достигало крайних пределов, о соблюдении законов войны думать не приходилось. Красные безжалостно расстреливали наших пленных, добивали раненых, брали заложников, насиловали, грабили и жгли станицы. Наши части со своей стороны, имея неприятеля и спереди и сзади, будучи ежедневно свидетелями безжалостной жестокости врага, не давали противнику пощады. Пленных не брали. Живя исключительно местными средствами, имея недостаток во всем и не получая казенных отпусков, части невольно смотрели на военную добычу, как на собственное добро. Бороться с этим, повторяю, в первый период было почти невозможно. Я старался лишь не допустить произвола и возможно правильнее распределить между частями военную добычу».

Но, может быть, Врангель сгущал краски, пытаясь дискредитировать своего главкома Деникина?

Вот одно их писем Деникина, отправленное им генералу Май-Маевскому, впоследствии попало в руки большевиков и было опубликовано. В нем Деникин обрушивался на командующего Добровольческой армией: «Происходят грандиозные грабежи отбитого у большевиков государственного имущества, частного достояния мирного населения; грабят отдельные воинские чины, небольшие шайки, грабят целые воинские части, нередко при попустительстве и даже с соизволения лиц командного состава. Разграблено и увезено или продано на десятки миллионов рублей самого разнообразного имущества начиная с интендантских вещевых складов и кончая дамским бельем. Расхищены кожевенные заводы, продовольственные и мануфактурные склады, десятки тысяч пудов угля, кокса, железа. На железнодорожных контрольных пунктах задерживаются (представителями деникинской власти) отправляемые под видом воинских грузов вагоны с громадным количеством сахара, чая, стеклом, канцелярскими принадлежностями, косметикой, мануфактурой. Задерживаются отправляемые домой захваченные у неприятеля лошади…»[21]

Письмо это было написано 10 сентября, но Май-Маевский был удален с должности всего лишь 23 ноября.

Имущество, захваченное у неприятеля и полученное самоснабжением, скрывалось местными воинскими частями от главного интендантского управления. «Армии, – писал Деникин, – скрывали запасы от центрального органа снабжения, корпуса от армии, дивизии от корпусов, полки от дивизий… Военная добыча стала для некоторых снизу – одним из двигателей, а для других сверху – одним из демагогических способов привести в движение иногда инертную, колеблющуюся массу».[22]

Донская армия в этом отношении не уступала Добровольческой. Она перевозила на Дон даже заводские станки, не говоря уже о нашумевшем в свое время рейде генерала Мамонтова, прорвавшегося с отборным отрядом донской конницы в глубокий тыл противника. Возвращаясь из этого рейда, Мамонтов телеграфировал в Новочеркасск: «Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки; донской казне – 60 миллионов рублей; на украшение церквей – дорогие иконы и церковную утварь»[23], и эта телеграмма, по выражению Деникина, «воистину прозвучала похоронным звоном».

Деникин издавал законы о самых суровых наказаниях за грабежи, вплоть до смертной казни. По наиболее вопиющим случаям массовых грабежей создавались следственные комиссии. Военачальники также издавали грозные указы против грабежей, которые разлагали армию. Но все эти приказы и законы разбивались о стену глухого сопротивления казаков и офицеров. Деникин прекрасно понимал, что нужно «рубить с голов», а не «бить по хвостам». Однако к этому времени печать и молва возвеличили удачливых и смелых, но поощряющих грабежи военачальников, таких, как Шкуро, Мамонтов, Покровский, до народных героев, дав им тем самым «служебный иммунитет».[24]