Автор неизвестен - Европейская старинная литература - Песнь о Сиде

• Название: Песнь о Сиде
• Автор: Автор неизвестен - Европейская старинная литература
• Издательство: Художественная литература. Москва
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1979

«Песнь о моём Сиде» (Cantar de mio Cid) — памятник испанской литературы, анонимный героический эпос (написан после 1195, но до 1207 года) неизвестным певцом-хугларом). Единственный сохранившийся оригинал поэмы о Сиде — рукопись 1307 года, впервые изданная не раньше XVIII века.

Главным героем эпоса выступает доблестный Сид, борец против мавров и защитник народных интересов. Основная цель его жизни — освобождение родной земли от арабов. Историческим прототипом Сида послужил кастильский военачальник, дворянин, герой Реконкисты Родриго (Руй) Диас де Бивар (1040–1099), прозванный за храбрость Кампеадором («бойцом»; «ратоборцем»). Побеждённые же им арабы прозвали его Сидом (от араб. «сеид» — господин). Вопреки исторической правде Сид изображён рыцарем, имеющим вассалов и не принадлежащим к высшей знати. Образ его идеализирован в народном духе. Он превращён в настоящего народного героя, который терпит обиды от несправедливого короля, вступает в конфликты с родовой знатью. По ложному обвинению Сид был изгнан из Кастилии королём Альфонсом VI. Но тем не менее, находясь в неблагоприятных условиях, он собирает отряд воинов, одерживает ряд побед над маврами, захватывает добычу, часть из которой отправляет в подарок изгнавшему его королю, честно выполняя свой вассальный долг. Тронутый дарами и доблестью Сида, король прощает изгнанника и даже сватает за его дочерей своих приближённых — знатных инфантов де Каррион. Но зятья Сида оказываются коварными и трусливыми, жестокими обидчиками дочерей Сида, вступаясь за честь которых, он требует наказать виновных. В судебном поединке Сид одерживает победу над инфантами. К его дочерям сватаются теперь достойные женихи — инфанты Наварры и Арагона. Звучит хвала Сиду, который не только защитил свою честь, но и породнился с испанскими королями.

«Песнь о моём Сиде» близка к исторической правде в большей степени, чем другие памятники героического эпоса, она даёт правдивую картину Испании и в дни мира, и в дни войны. Её отличает высокий патриотизм.

---

          110

"Донья Химена, творцу хвала!
Эльвира и Соль, говорю я вам:
Нам к чести и пользе послужит ваш брак.
Но знайте: его устроил не я.
Мой сеньор дон Альфонс вас просватал сам.
Так просил он меня, настаивал так,
Что ему я не смог ни в чем отказать
И в руки его отдал, дочки, вас.
Выдаю вас замуж не я — государь".

          111

Алькасар в тот день разубрали на диво;
Застлали полы и стены обили
Дорогими коврами, парчой, аксамитом.
Счастлив, кто зван в хоромы такие!
Все рыцари Сида на свадьбу явились.
За инфантами тотчас гонцов отрядили.
Едут инфанты в алькасар к Сиду
В одежде богатой, с оружьем отличным,
Но входят пешком со смиренным видом.
Встречать их мой Сид с вассалами вышел.
Пред тестем и тещей инфанты склонились.
На резную скамью женихов усадили.
Все Сидовы люди отменно учтивы —
Подражают тому, кто в час добрый родился.
Встал Кампеадор и громко воскликнул:
"Раз всё мы решили, мешкать нет смысла.
Бесценный мой друг Альвар Фаньес, приблизьтесь!
Вручаю я вам дочерей любимых,
Как обещал своему властелину,
А слово мое вовек нерушимо.
Вы ж, в свой черед, женихам их вручите,
И в церковь пускай идут молодые".
Минайя ответил: "Рад вам подчиниться".
Вот за руки взял обеих девиц он,
Инфантам молвит слова такие:
"Вам я, Минайя, вручаю ныне,
Как велел дон Альфонс, мой и ваш владыка,
Двух этих девиц из семьи именитой.
Обеих с честью в жены возьмите".
С радостью те их принять согласились,
Тестю и теще к рукам приникли.
Затем мой Сид своих ближних кликнул,
Повел их в церковь святой Марии,
Где уж давно дон Жером облачился.
У входа во храм их встретил епископ,
Благословил, обвенчал по чину.
Отслушав мессу, все на конь вскочили,
За городом начали ратные игры.
Как Сид с вассалами в них отличился!
Коня под собою менял он трижды.
Остался доволен он тем, что увидел:
Инфанты Каррьона скакали лихо.
В Валенсию женщин отвез дон Родриго,
В алькасаре свадьбу отпраздновал пышно.
Прибить семь мишеней велел он с денницей —
Еще до обеда их изрешетили?
Две полных недели свадьба продлилась,
На третью гости домой запросились.
Рожденный в час добрый, мой Сид Руй Диас
Лишь мулов одних и коней ретивых
Приезжим рыцарям роздал сто с лишним.
Раздарил он шубы, плащи цветные,
А деньгам там счет и вовсе забыли.
Не поскупилась и Сидова свита —
Каждый принес от себя гостинцы.
Все, кто хотели, дары получили.
Все богачами вернутся в Кастилью.
Вот уже гости в путь снарядились,
Прощаются с тем, кто в час добрый родился,
С семейством его, а также с дружиной.
Гости премного довольны ими.
Никто не помянет хозяев лихом.
Фернандо и Дьего — в веселье великом.
Граф дон Гонсало обоим родитель.
Вот гости снова в стране кастильской,
А Сид с зятьями — в земле валенсийской"
Целых два года инфанты там жили,
В холе и чести, ни с чем не сравнимых.
С вассалами вместе мой Сид веселится.
Да не попустят господь с пречистой,
Чтоб Сиду тот брак во зло обратился.
Вот мы эту песнь до конца и сложили.
Храни вас создатель с небесной силой!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ОСКОРБЛЕНИЕ В ЛЕСУ КОРПЕС

112

В Валенсии Сид и его родня.
С ним инфанты Каррьона, его зятья.
Прилег на скамью и уснул он раз,
Но тут, узнайте, стряслась беда:
Лев вышел из клетки, запор сломав,
Весь двор привел в смятенье и страх.
Спавшие сбросили плащ с себя,
Окружили скамью, где сеньор их лежал.
Фернандо Гонсалес, каррьонский инфант,
Забыл с перепугу, куда бежать, —
Залез под скамью и спрятался там.
Дьего Гонсалес — за ворота,
Кричит что есть мочи: "Каррьон, прощай!"
К столбу в давильне припал он, дрожа,
Измарал в грязи свой камзол и плащ.
Проснулся тот, кто рожден в добрый час,
Видит, вокруг вассалы стоят.
"Что тут стряслось? В чем у вас нужда?"
"Из-за льва, сеньор, сумятица вся".
Оперся на локоть мой Сид и встал,
Пошел на льва с плащом на плечах.
Устыдился лев, его увидав,
Поник головой, перестал рычать.
Взял за гриву его мой Сид де Бивар,
В клетку отвел и запер опять.
Удивились все, насколько он храбр,
Вернулись с ним в алькасар назад.
Мой Сид дон Родриго зятьев стад звать.
Искали их долго, нашли едва.
С лица они были белей полотна.
Послушать бы вам, как двор хохотал,
Покуда мой Сид не велел всем молчать.
Сгорели инфанты в тот день от стыда;
Уж больно обида была велика.

          113

Чуть кончилось это, им на позор,
Марокканцы пришли под Валенсию вновь.
На поле Куарто стоит их шатров
Пять десятков тысяч иль больше того.
Слыхали про Букара? То их король.

          114

Рад Кампеадор с баронами вместе,
Что вновь им поживу шлет царь небесный.
Лишь у инфантов смутно на сердце:
Страшит их число шатров у неверных.
Отходят в сторонку Фернандо и Дьего:
"Не выгоду брак нам сулит, а потери.
Заставят ввязаться нас в бой, без сомненья,
Каррьона мы не увидим этак,
И дочери Сидовы овдовеют".
Муньо Густиос услышал их речи,
Явился к Сиду с такою вестью:
"Ваши зятья — смельчаки, наверно,
Коль им перед битвой домой захотелось.
Внушите вы им, чтоб смирно сидели:
Ни пользы, ни проку от них нам нету.
Даст бог, мы и сами одержим победу".
Сид входит к зятьям с улыбкой приветной;
"Да хранит вас создатель земли и тверди,
Мужья моих дочек, что солнца белее!
Вас тянет в Каррьон, а меня — в сраженье.
Останьтесь в Валенсии, отдыхом тешьтесь.
С маврами я управляться умею.
С помощью божьей, мы их рассеем".

          115

Пока они вели такие речи, король Букар приказал передать Сиду, чтобы тот ушел из Валенсии и впредь не нарушал мир, не то поплатится за все свои дела. А Сид ответил посланцу: "Ступай и скажи Букару, этому вражьему сыну, что не минет три дня, как получит он то, чего добивается".

Заутра Сид велел вассалам взяться за оружье и повел их на врага. Каррьонские инфанты попросились в передовой отряд, и когда Сид развернул войско к бою, дон Фернандо, один из инфантов, поскакал вперед, собираясь напасть на мавра по имени Аладраф. Мавр увидел это и сам ринулся на инфанта, а тот насмерть перепугался, повернул коня и пустился наутек, даже не дождавшись противника.

Педро Бермудес, скакавший рядом с инфантом, увидел это, напал на мавра, взял над ним верх и убил его. Потом поймал лошадь убитого, нагнал беглеца и крикнул: "Дон Фернандо, возьмите коня и скажите, что это вы убили его хозяина-мавра, а я подтвержу ваши слова".

Инфант ответил: "Дон Педро Бермудес, премного вам благодарен…

Коль буду жив, вам воздам я вдвое".

Обратно к своим возвратились оба.
Стал хвастать инфант, дон Педро не спорит.
Доволен мой Сид и его бароны:
"Коль царь небесный и впредь нам поможет,
Зятья мои станут для битвы годны".
Говорят они так, а враги подходят.
Барабанный бой сотрясает воздух.
Тех, кому служба у Сида внове,
Немало дивит неслыханный грохот,
А Дьего с Фернандо дивятся всех больше.
Не видали б их здесь, будь на то их воля!
Услышьте, что молвил рожденный в час добрый:
"Эй, Педро Бермудес, племянник мой кровный,
Блюдите Фернандо и Дьего тоже,
Зятьям моим милым будьте оплотом.
Мавров, бог даст, мы с поля прогоним".

          116

"Клянусь вам, мой Сид, милосердьем небесным,
Что дядькой инфантам быть не намерен.
Пусть блюдет их, кто хочет: нет мне до них дела"
Людей вести я должен в сраженье.
Вы ж стойте в тылу и ждите известий.
Коль выйдет нам худо, на помощь приспейте".
Вот и Минайя к Сиду подъехал:
"Внемлите, мой Сид, боец несравненный!
На войне лишь господь посылает победу,
А он всегда вашу сторону держит.
Распоряжайтесь, как надо, сечей,
А долг свой исполнить мы все сумеем.
Даст бог, удача вам не изменит".
Воскликнул мой Сид: "Так не будем мешкать!"
Но тут епископ, успеха предвестник,
Предстал перед Сидом в броне отменной;
"Отслужена троице мною обедня,
Но затем я покинул родную землю,
Чтоб вместе с вами разить неверных;
Свой орден и меч мне прославить хотелось.
Дозвольте мне врезаться в нехристей первым.
На значке моем — посох, герб — на доспехах,
Даст бог, испытаю их нынче в деле,
Чтоб душу и сердце вдоволь потешить
И чтоб вы меня похвалили за рвенье.
Коль откажете, вас я покину немедля".
"По нраву мне просьба, — мой Сид ответил. —
Выбирайте мавра, с ним схватку затейте.
Посмотрим, как бьется служитель церкви",

          117

Пришпорил коня дон Жером, епископ,
С ходу ворвался в стан супротивный.
Успех ниспослал ему вседержитель.
Двух мавров разом пронзил он пикой,
Древко сломал, за шпагу схватился.
Какой, о боже, он славный воитель!
Двоих заколол, пятерых зарубил он.
Но мавров много, его окружили,
Бьют, да броню раздробить не в силах.
Рожденный в час добрый это увидел,
Копье наставил, щитом прикрылся,
Пришпорил Бабьеку, что мчится лихо,
Ударил на мавров с охотой великой.
Сквозь строй их пробился мой Сид Руй Диас,
Четверых пронзил, семерых опрокинул.
По милости божьей, взял верх он в битве,
Одолел супостата с людьми своими.
Рвутся растяжки шатров сарацинских,
Из земли вылетают колья резные.
Мой Сид из лагеря Букара выбил.

          118

Из лагеря выбил, погоню начал.
Видеть бы вам, как щиты отлетают,
Как головы в шлемах валятся наземь,
Как мечутся кони, лишившись хозяев!
Целых семь миль продолжалась скачка.
За Букаром мчится мой Сид из Бивара:
"Стой, Букар! Приплыл из-за моря сюда ты.
Взгляни же? вот Сид, бородою славный.
Поцелуйся со мной, и станем друзьями".
Букар в ответ; "Вот так друг отыскался!
Лошадь ты шпоришь и держишь шпагу, —
Знать, ее на мне испытать желаешь.
Но если мой конь не споткнется случайно,
Хоть до моря скачи — меня не достанешь".
Ответил мой Сид; "Не бахвалься напрасно".
На ногу легок скакун у араба,
Но Сидов Бабьека резвей гораздо.
У моря с Букаром Сид поравнялся,
Занес Коладу, сплеча ударил,
Повыбил из шлема карбункулы разом,
Навершье рассек, раздробил забрало,
От лба раскроил до пояса мавра,
Убил короля из заморского края,
Добыл Тисону, меч в тысячу марок,
Победу стяжал в бою небывалом,
Покрыл себя великою славой.

          119

Вспять христиане поворотили.
Разграблен дочиста стан супротивный.
К нему едет тот, кто в час добрый родился,
Мой Сид Руй Диас, отважный воитель.
Две шпаги при нем бесценные ныне.
По вражьим трупам мчится он быстро,
Панцирь горит, на лице улыбка,
Заломлена шапка на самый затылок.
Скачет вокруг удалая дружина.
Вдруг нечто отрадное он увидел;
Едут к нему от шатров сарацинских
Дьего с Фернандо, зятья дорогие.
Граф дон Гонсало — обоим родитель.
Улыбнулся приветно мой Сид дон Родриго;
"Вы ль это, зятья, что, как дети, мне милы?
Я знаю, вы нынче славно рубились.
В Каррьоне вас не помянут лихом:
Букара с вами мы нынче сломили.
Коль господь со святыми нас не покинут,
Принесет нам победа немало выгод".
Вот и Минайя вернулся к Сиду,
На шее щит, весь мечами избитый,
А дыр от копий в нем не исчислить,
Но Минайя за них сполна расплатился.
По локтю его кровь наземь струится:
Сразил он врагов два десятка с лишним.
"Слава создателю ныне и присно
И вам, кто в час добрый на свет явился!
Букар убит, победа добыта,
Все вражьи богатства — наша пожива.
Зятья ваши тоже нас убедили,
Что маврам в поле не кажут спину".
Мой Сид ответил: "Рад это слышать.
Кто смелы сейчас, те потом знамениты".
Он хвалит, а братья мнят, что глумится.
В Валенсию-город отвозят добычу.
Мой Сид ликует с людьми своими,
Шесть сотен марок он каждому выдал.
Долю свою зятья получили,
Припрятали так, что никто не сыщет,
Мнят, что не узнают нужды до кончины.
Живется в Валенсии им отлично:
Одеты богато, кормятся сытно,
С дружиной своею мой Сид веселится.

          120

Рад Кампеадор, весь двор его рад;
Выигран бой, и Букар в нем пал.
Бороду гладит мой Сид де Бивар:
"Сеньор наш небесный, тебе хвала!
Ты мне сегодня увидеть дал,
Как рядом со мною сражались зятья.
Каррьона о них достигнет молва.
Будет им честь и выгода нам".

          121

Поделили часть поживы огромной,
Спрятали часть про запас надежно.
Велел вассалам рожденный в час добрый,
Чтоб из добычи, захваченной с бою,
Взял себе каждый законную долю,
А пятину Сида никто не трогал.
Приказ исполнили все как должно.
Досталось Сиду коней шесть сотен,
А мулов под вьюк и верблюдов столько,
Что счета никто им не знает толком.

          122

Богатой добычей мой Сид завладел.
"Сеньор наш небесный, хвала тебе!
Был прежде я беден, богат — теперь;
Добыл я землю, золото, честь;
За каррьонских инфантов отдал дочерей.
Ниспослал мне господь немало побед.
Христиан и мавров — страшу я всех.
Марокканцы в мечетях ждут каждый день,
Что ночью на них пойду я в набег,
Хоть и в мыслях того у меня еще нет:
Что там искать, коль нехудо и здесь?
Зато уж дань — свидетель творец! —
Заплатят они, раз угодно мне".
В Валенсии-городе радость и смех.
Ликуют дружина и Сид вместе с ней,
Вспоминают, как взяли над маврами верх.
Инфанты Каррьона довольны вполне:
Пять тысяч марок им выплатил тесть.
Мнят себя богачами они в душе.
Вот пришли они на сбор во дворец.
Там Сид, дон Жером, — нет прелата храбрей! —
Альвар Фаньес Минайя, лихой боец,
И много других, кто ест Сидов хлеб.
Поклоном встретил Минайя гостей,
Ради Сида повел к ним такую речь:
"От вас, свояки, честь нашей родне".
Рад Кампеадор, что зятьев узрел:
"Пред вами мы все — я с супругой моей,
Эльвира и Соль, наши дочери две.
Пусть верно вам служат, вас любят и впредь,
Слава той, кем Спаситель рожден на свет!
Принесет ваш брак честь вашей семье —
Пойдет в Каррьон о вас добрая весть".

          123

Дон Фернандо Сиду на это молвил;
"По милости вашей и с помощью божьей,
Добру своему мы не знаем счета.
Ради вас мы славу добыли с бою,
Мавров разим, побеждаем в поле.
Убит нами Букар, изменник подлый.
О других пекитесь — мы всем довольны",
Вассалы сидят, смеясь втихомолку:
Сами ходили и в бой и в погоню,
Но там не видали инфантов обоих.
Так разозлили каррьонцев бароны,
Потешаясь над ними и днем и ночью,
Что инфанты задумали дело злое.
Зашептались они, — вот уж братья точно! —
Да будет господь им за это судьею:
"Вернемся в Каррьон — загостились мы очень,
Домой мы приедем с поживой огромной,
Навряд ли ее истратим до гроба",

          124

"Попросим, чтоб Сид с нами жен отпустил:
Мол, мы их в Каррьон увезти хотим —
Пора им взглянуть на владенья свои;
А как уйдем из здешней страны,
Сотворим что угодно с ними в пути —
Пусть львом нас больше никто не корит.
От графов Каррьонских мы родились,
Уедем домой с богатством большим,
А Сидовых дочек вольны осрамить".
"Выдаст за нас — так богаты мы —
Любой государь дочерей своих.
Мы, каррьонцы, родом из графской семьи.
А Сидовых дочек навек осрамим,
Чтоб львом нас больше никто не корил".
Сговорившись, к Сиду вернулись они.
Взял слово Фернандо, и двор затих:
"Коль дозволит творец небес и земли,
И донья Химена, и сами вы, Сид,
И Минайя, и все, кто здесь собрались,
Мы жен богоданных хотим увезти.
В наши земли, в Каррьон, доставим мы их,
Покажем угодья, что им отдадим,
И все, чем владеет наш род искони,
Что к нашим сынам должно перейти".
Не почуял мой Сид ни обмана, ни лжи,
"Вручаю вам дочек и с ними дары.
Вы женам поместья в удел отвели,
Я ж дам серебром вам тысячи три,
Мулов, коней под седло и вьюки,
Боевых скакунов, быстроногих, лихих,
Сукна, шелка, дорогие плащи,
Коладу с Тисоной, мои мечи —
В честном бою я себе их добыл.
Я отдал вам дочек, вы мне — как сыны,
Но сердце мое увозите вы.
Пусть видит Леон и Кастилья узрит,
Что не нищи вернулись зятья мои.
Ваших жен, наших дочек, беречь вы должны,
А я вам воздам за любовь и труды".
Инфанты жен беречь поклялись.
Дочек мой Сид каррьонцам вручил.
Братья дары принимать пошли,
Понабрали всего, что по сердцу им,
Велели на мулов поклажу грузить.
В Валенсии-городе гомон и крик:
Каждый в доспехах на лошади мчит
Сидовых дочек в Каррьон проводить.
Пора и в дорогу — все заждались.
Эльвира и Соль, две родных сестры,
Спешат перед Сидом колени склонить.
"Отец и сеньор, пусть бог вас хранит!
Мы матерью нашей от вас рождены.
Пред нею и вами мы обе стоим.
В Каррьон приказали вы нам отбыть.
Вашу волю исполнить нам долг велит.
Одну лишь милость просим явить —
Извещайте нас там о себе и родных".
В объятья дочек мой Сид заключил,

          125

Отец обнимает их, мать им молвит;
"Дочки мои, отправляйтесь с богом.
Я и отец ваш — с вами душою.
Поезжайте в Каррьон, ваш удел законный.
Сдается, вас выдали замуж в час добрый",
Родителям руку целуют сестры,
Благословляют те их любовно.
Сбираются Сид и вассалы в дорогу.
Ретивы их лошади, крепки брони.
Из Валенсии светлой инфанты уходят.
Служанок обняли Сидовы дочки.
На рысях выезжают все за ворота.
Скачет мой Сид с вассалами бодро,
Хотя по птичьему видит полету,
Что проку не будет от брака такого.
Но он заключен, и его не расторгнешь.

          126

"Эй, Фелес Муньос, мой кровный племянник,
Двоюродный брат милых дочек наших,
Тебе проводить до Каррьона их надо.
Взгляни на надел, что дан им мужьями,
И с вестью ко мне возвращайся сразу".
Муньос в ответ: "От души согласен".
Тут к Кампеадору подъехал Минайя:
"В Валенсию, Сид, вернуться пора нам,
Коль соизволит творец всеправый,
У каррьонцев в гостях мы еще побываем".
"Эльвира и Соль, храни вас создатель!
Ближним своим живите на радость".
"Дай бог вам здоровья!" — зятья отвечают.
Нелегким и долгим было прощанье.
Отец и дочери громко рыдают.
Вторят вассалы их горькому плачу.
"Эй, Фелес Муньос, мой кровный племянник,
В Молине вы нынче станете на ночь.
Абенгальбону поклон передайте.
Он друг мне, так пусть окажет вниманье
Мужьям моих дочек, каррьонским инфантам,
Что нужно в пути — им все предоставит,
Вплоть до Медины проводит сам их.
А я с ним потом с лихвой рассчитаюсь".
Как ноготь с перстом, тут они расстались.
В Валенсию Сид вернулся обратно.
Инфанты каррьонские едут дальше,
В Санта-Мария-д'Альварассин скачут,
Там отдыхают на кратком привале,
В Молину спешат, поспевают к закату.

          127

Мавр Абенгальбон увидеть их счастлив,
Гостей принимает с великим тщаньем.
Боже, как щедр он, как ласков с каждым!
В путь провожает их сам спозаранок,
Две сотни конных берет для охраны.
Проходят они по Лусонскому кряжу,
По Арбухуэло к Халону съезжают,
В Ансарере на ночь становятся станом.
Сидовым дочкам дал мавр подарки,
А каррьонским инфантам — коней немало.
Сделал все это он Сида ради.
Достатки мавра увидели братья,
Предательство злое задумали тайно;
"Раз Сидовых дочек мы бросим со срамом,
Убьем и Абенгальбона также,
Себе заберем все богатство мавра,
Как доход с Каррьона, надежно припрячем.
Сиду взыскать его с нас не удастся".
Подслушал сговор каррьонцев коварных
Один из мавров, по-нашему знавший,
Таиться не стал, остерег алькальда:
"Тебя как сеньора я предупреждаю;
Инфанты на жизнь твою злоумышляют".
Мавр Абенгальбон и храбр и умен.
Две сотни конных ведет он с собой,
Подъезжает к инфантам, играя копьем.
Пришлись им не по сердцу речи егоз
"Не будь мне помехой пред Сидом долг,
Узнал бы весь мир, как плачу я за зло.
Сидовых дочек к отцу б я отвез,
А вам бы вовек не увидеть Каррьон".

          128

"Скажите, инфанты, в чем я провинился,
Что вы за службу мне смерти хотите?
От вас ухожу я, предатели злые.
Простите меня, доньи Соль и Эльвира,
Но нет до каррьонцев мне дела отныне.
Дай бог, что с небес управляет миром,
Чтоб горя ваш брак не доставил Сиду".
Так молвил мавр и уехал быстро,
Реку Халон перешел с дружиной,
Вернулся, разумный, к себе в Молину,
Вот с Ансарерой инфанты простились,
И ночью, и днем едут без передышки,
Взяли правей Атьенсы скалистой,
Сьерру-де-Мьедос минули рысью,
За Монтес-Кларос перевалили.
Слева владенье Аламоса — Гриса,
Где Эльфу он в гроте держал, как в темнице;
Справа Сант-Эстеван, но дотоль не близко.
В лес Корпес инфанты теперь углубились.
Горы вокруг, дубы вековые,
Хищные звери повсюду рыщут.
Нашлась там лужайка с источником чистым.
Шатер у воды инфанты разбили,
Заночевали с людьми своими.
Обнимают их жены, ласкают пылко,
Но худо бедняжкам придется с денницей.
Заутра на мулов добро погрузили,
Свернули шатер, для ночлега служивший.
Слуги господ обогнали на милю:
Велели инфанты, чтоб все удалились —
И челядинцы, и челядинки,
Чтоб только жены остались с ними, —
Любовью, мол, хочется им насладиться.
Вот они — вчетвером, далеко — остальные.
Недоброе дело у братьев в мыслях;
"Эльвира и Соль, говорим вам открыто:
Ждет вас бесчестье в горах этих диких,
Уедем мы сами, а вас покинем.
Надела вам в Каррьоне не видеть.
Пусть узнает об этом мой Сид Руй Диас.
За шутку со львом мы ему отплатили".
Не оставили женам ни шуб, ни накидок,
До исподнего сняли, что на них было.
Шпоры остры у изменников низких,
Плети ременные крепко свиты.
Донья Соль это видит и молвит тихо:
"Фернандо и Дьего, явите милость.
У вас на боку две шпаги стальные,
Колада с Тисоной, что дал наш родитель.
Обезглавьте нас, и умрем мы безвинно,
Знают все, христиане и сарацины:
Ни в чем перед вами мы не согрешили.
Дурной вы пример, нас избив, подадите,
Навеки за это чести лишитесь,
На себя навлечете везде укоризну".
Не вняли злодеи, как их ни просили,
Избивают они сестер беззащитных,
Плетьми ременными хлещут с гиком,
Шпорами колют — кровь так и брызжет.
У женщин рубцами тело покрыто,
Исподнее взмокло и все обагрилось,
А сердце ноет от тяжкой обиды.
Вот счастье бы им ниспослал вседержитель,
Кабы мой Сид там тогда объявился!
Несчастных до смерти чуть не забили,
Алеет кровь на одежде их нижней.
Примахались у братьев руки и спины —
Лютовали инфанты в полную силу.
Сидовы дочки без чувств поникли.
Бросили их в дубраве пустынной,

          129

Забрали их шубы из горностая.
Без накидок в платьев, в одних рубахах,
В горах, меж птиц и зверей плотоядных,
Лежат они, знайте, почти бездыханны.
Окажись здесь мой Сид, вот было бы счастье!

          130

Инфантами брошены замертво жены,
Сказать друг дружке не могут ни слова.
Бахвалясь, мужья их мчат через горы:
"За брак наш постылый свели мы счеты.
Наложниц — и то нам не надо подобных.
Насильно король нас женил на неровнях.
За шутку со львом мы отметили с лихвою",

          131

Бахвалясь, инфанты мчат через лес.
О Фелесе Муньосе слово теперь.
Сид, его дядя, с ним в кровном родстве.
Вперед он уехал за челядью вслед,
Но тревога и страх у него на душе.
Отстал он, свернул, незаметно исчез
И в чаще густой у тропы засел:
Сестер двоюродных хочет узреть,
Узнать, не чинят ли мужья им вред.
Инфантов он видит, слышит их речь,
А тем невдомек, что тут кто-то есть:
Будь это не так, не остался б он цел,
Скрылись каррьонцы среди дерев,
Помчался Муньос назад по тропе,
Нашел сестер без чувств на земле.
Вскрикнув: "О сестры!" — с седла он слез,
Коня привязал, подбежал к воде.
"Эльвира и Соль, — помоги вам творец! —
Пострадали безвинно вы от мужей.
Да воздаст им небо за этот грех!"
В чувство стал приводить сестер он затем,
А бедняжки молчат — язык онемел.
Взывает Муньос в слезах и тоске:
"Эльвира и Соль, ответьте же мне!
Сестры, в себя придите скорей,
Пока не стемнело и длится день,
Чтоб звери в горах не могли нас съесть".
Очнулись Эльвира и Соль наконец,
Увидели вдруг, что брат подоспел.
"Да поможет, сестрицы, нам царь небес!
Узнав, что меня меж челядью нет,
Инфанты разыщут нас в дубняке.
Вставайте живо, или всем нам смерть".
Шепчет донья Соль — не сказать ей слышней:
"Коль дорог вам, братец, мой Сид, наш отец,
Воды Христа ради прошу нам принесть",
Дорогою и новой шапкой своей —
Привез из Валенсии он эту вещь —
Фелес Муньос воды зачерпнул в ручье,
Дал напиться старшей и младшей сестре,
Уговорил приподняться и сесть,
Стал увещать еще потерпеть,
Собраться с духом помог, как умел,
Поднял с земли, устроил в седле,
Укутал обеих плащом потеплей,
Под уздцы взял лошадь, дубняк пересек,
Поехал горами, таясь от людей,
Спустился к Дуэро, чуть день померк.
Оставил он сестер на реке,
Где башня Урраки стоит на скале,
К Дьего Тельесу в Сант-Эстеван полетел;
От Минайи держал этот Тельес лен.
Вести он внял, изменился в лице,
Взял мулов, набрал про запас одежд,
За дочками Сида поехал во тьме,
Их в Сант-Эстеван доставил чуть свет,
Принял тепло — ничего не жалел.
Люд сант-эстеванский отзывчив к беде:
Каждому Сидовых жаль дочерей,
Каждый их рад приютить и беречь,
Пока не станут здоровы вполне.
Каррьонцы бахвалятся дома уже.
О расправе известно стало в стране.
Король дон Альфонс всей душой воскорбел.
В Валенсию мчит за гонцом гонец.
Выслушал Сид печальную весть,
Погрузился в раздумье, долго был нем.
Вот поднял он руку, поднес к бороде.
"Господи, слава тебе за честь,
Что мне воздана инфантами днесь!
Клянусь бородою, не рваной никем,
Вовек не спущу я каррьонцам их дел,
А дочки мои вновь пойдут под венец".
Опечален мой Сид, весь двор помрачнел,
А Минайя — так тот огорчен вдвойне.
Вот Минайя, Бермудес, смелый боец,
И Мартин Антолинес шпорят коней,
Двести мой Сид им дал человек,
Без передышки скакать велел —
В Валенсии ждет он своих детей.
Служа сеньору, мешкать не след:
Мчатся послы, не щадят лошадей,
В замке Гормас становятся, верьте молве,
В сумерках поздних на краткий ночлег.
Сант-эстеванцы узнали меж тем,
Что Минайя сестер увезет на заре.
Как умные люди, пошли они все
Навстречу посланцу, хоть ночь на дворе,
Принесли оброк — и вино и снедь.
Минайя был рад, но припасы отверг:
"Сант-эстеванцы, спасибо за честь,
Что вы оказали нам в нашей нужде.
Я благодарю всех собравшихся здесь
От себя и от Сида, хоть он вдалеке.
Да воздаст вам господь в своей доброте!"
Понравился всем учтивый ответ,
Ночь досыпать все ушли к себе.
Минайя сестер разыскал скорей,
На него наглядеться не могут те.
"Как бога, мы счастливы вас лицезреть.
Восславьте его, что мы живы досель.
В Валенсию нас везите, к родне —
Расскажем мы там о своем стыде",

          132

Плачут обе сестры, и Минайя тоже,
А Педро Бермудес в слезах им молвит;
"Эльвира и Соль, позабудьте горе,
Коль скоро вы живы и в добром здоровье,
Ваш брак не удался — удастся новый,
А день отмщенья наступит скоро",
Проспали ночь они с сердцем легким,
Ехать домой собрались с восходом.
Сант-эстеванцы гостей в дорогу
До Рио-д'Амор проводили с почетом;
Там, с ними простившись, вернулись в город.
Чрез Алькосебу Минайя проходит,
Влево берет, огибает Гормас,
У Вадо-дель-Рей спускается к броду,
В замке Берланга ночлег находит,
В путь отправляется снова с зарею,
До Медины скачет без остановки,
Назавтра в Молину женщин привозит.
По нраву пришлось это Абенгальбону.
Встречать их мавр поехал охотно,
Употчевал славно Сиду в угоду,
В Валенсию прямо отправил оттоле.
Узнал обо всем рожденный в час добрый,
Выехал сам встречать своих кровных,
Играет копьем, веселится душою.
Вот Кампеадор милых дочек обнял,
Расцеловал и с улыбкой молвил:
"Вы ль это, дочки? Господь вам в помощь!
Каюсь, ваш брак не посмел я расстроить.
Но если на то меня бог сподобит,
Мужей получше найду я вам снова,
Зятьям же инфантам воздам с лихвою".
Целуют дочери руки отцовы.
Въезжают все в город, вздымая копья.
Как донья Химена ласкает дочек!
Рожденный в час добрый не мешкал нисколько,
На тайный совет он созвал баронов,
Гонца в Кастилью шлет к дону Альфонсу,

          133

"Эй, Муньо Густиос, мой верный вассал!
Взращен в моем доме ты в добрый час.
В Кастилью гонцом к королю поезжай,
Руки ему целуй за меня:
Я — его ленник, он — мой государь,
Обида, что мне нанесли зятья,
Моего короля не задеть не могла:
Просватал дочек не я — он сам,
А их обрекли на позор мужья.
Коль нас постигнет от этого срам,
На доне Альфонсе за все вина.
Увезли каррьонцы немало добра,
Отчего обида вдвойне тяжела.
Короля я прошу кортесы созвать —
Пусть держат ответ лиходеи там.
Возмездия алчет моя душа".
Муньо Густиос вскочил на коня.
Два рыцаря с ним, два верных бойца.
Их оруженосцев с собою он взял.
В Кастилыо они из Валенсии мчат,
Скачут, не знают ни ночи, ни дня.
В Саагуне нашли они короля.
Леон и Кастилья — его земля,
И вкруг Овьедо Астурия вся.
До Сантьяго подвластна ему страна.
Галисийские графы сеньора в нем чтят.
Муньо Густиос спрыгнул с седла,
Святым помолился, восславил творца,
Вошел во дворец, весь двор там застал.
Два вассала его идут по бокам.
Король дон Альфонс увидел посла,
Муньо Густиоса в нем узнал,
Поднялся, сделал навстречу шаг.
Густиос пред ним повергся во прах,
Устами припал к королевским стопам.
"Явите милость, владыка наш!
Сид ноги и руки целует вам.
Ему вы сеньор, а он ваш слуга.
С каррьонцами сами его дочерям
Вступить вы велели в почетный брак.
Вы слыхали про честь, что нам воздана.
Осрамили жестоко инфанты нас:
С Сидовых дочек одежду сорвав,
Обеих избили они без стыда,
Их бросили в Корпесе, в диких горах
На съедение птицам и хищным зверям.
В Валенсию Сид привез их назад.
Вам руки целуя, он молит вас
Злодеев суду кортесов предать.
Он опозорен, но вы — стократ.
Такую обиду спускать нельзя.
Заставьте каррьонцев ответ держать".
Король помрачнел и долго молчал.
"Обида моя, признаюсь, тяжка.
Правдивы, Густиос, ваши слова.
Да, Сидовых дочек просватал я,
Кампеадору желая добра.
Лучше б той свадьбе вовек не бывать!
Для нас с ним бедой обернулась она.
Встать за него бог и долг мне велят.
Кортесы сбирать не хотел я пока,
Но повсюду весть разошлю сейчас,
Что в Толедо на них король приказал
Звать графов, вельмож и прочую знать.
Велю я каррьонцам явиться туда,
Чтоб призвал их к ответу мой Сид де Бивар.
Честь его отстоять постараюсь там",

          134

"Пусть Кампеадор, рожденный в час добрый,
Через семь недель, взяв вассалов с собою,
Прибудет в Толедо, наш город стольный,
Где сберу я кортесы, Сиду в угоду.
Поклонитесь своим — пусть забудут горе!
Честью им воздадут за обиду скоро".
Густиос простился и к Сиду отбыл.
Дон Альфонс Кастильский сдержал свое слово.
Через гонцов, не медля нисколько,
Известил Сантьяго, дал знать Леону,
Стране португальской, Галисии тоже,
Кастильским баронам, равно и каррьонцам,
Что всяк в Толедо прибыть к венценосцу
Через семь недель на кортесы должен.
Во всех владениях дона Альфонса
Королевский приказ решено исполнить.

          135

Инфантам каррьонским куда как досадно,
Что король в Толедо кортесы сзывает,
Встретить там Сида они боятся,
Просят в ответ на приказ монарший
Дозволить им не являться в собранье.
Король возразил: "Ни за что не согласен.
На кортесы прибудет мой Сид из Бивара,
Ответьте на иск, что он вам предъявит.
А кто осмелится дома остаться,
Тот мне не люб и пойдет в изгнанье".
Пришлось покориться каррьонским инфантам,
Весь род их сошелся и стал совещаться.
Граф дон Гарсия примкнул к ним тайно:
Он Кампеадору недруг заклятый,
Инфантам — советчик и благожелатель.
В указанный срок кортесы собрались.
С королем средь первых приехали графы
Дон Энрике с доном Рамоном старым,
Чьим сыном был император славный,
Дон Фруэла с доном Бирбоном храбрым
И много людей разумных и знатных
Со всех концов кастильской державы.
Граф дон Гарсия, Граньонец Курчавый,
И Альвар Диас, Оки держатель,
И бахвал пустозвонный Асур Гонсалес,
И два Асуреса — Педро с Гонсало,
И оба каррьонца — Дьего с Фернандо
С роднёю своей явились туда же,
Чтоб Сида обречь бесчестью и сраму.
Не прибыл в Толедо из всех, кого звали,
Лишь тот, кем в час добрый надета шпага.
Встревожен король его опозданьем.
Лишь на пятый день подоспел биварец.
Гонцом к королю отрядил он Минайю:
Пусть руки целует сеньору и скажет,
Что будет Сид на кортесы к закату.
Доставила весть государю радость.
С большою свитой верхом он скачет,
В час добрый рожденного с честью встречает,
Сид едет с дружиной в доспехах богатых;
Каков сеньор, таковы и вассалы.
Как только король его замечает,
Сид сходит с коня и бросается наземь,
Хочет сеньора почтить, как пристало.
Король, это видя, воскликнул сразу:
"Святым Исидором прошу я, встаньте!
Рассержусь я на вас, коль не сядете на конь,
От всей души нам обняться надо.
Легло мне на сердце горе ваше.
Приезд ваш кортесы почтит и прославит".
"Аминь", — ответил мой Сид государю,
К руке припал, потом с ним обнялся.
"Хвала творцу, что вас вижу во здравье!
Граф дон Рамон, вам кланяюсь также,
Вам, граф дон Энрике, и всем, кто с вами.
Да хранит короля и всех вас создатель!
Дочки мои и супруга честная
Бьют вам челом и руки лобзают.
Наша обида вам тоже в тягость".
Ответил король: "Видит бог, вы правы".

          136

К Толедо король коня повернул,
Но за Тахо мой Сид не спешит отнюдь.
"Явить мне милость, сеньор, прошу:
Возвратиться извольте в столицу свою,
А я на ночлег в Сан-Серван поскачу.
Все силы мои туда подойдут.
В том месте святом я ночь промолюсь,
А с зарею в город людей поведу,
Еще до обеда в него вступлю".
"Согласен", — король ответил ему.
Дон Альфонс пустился в обратный путь,
В Сан-Серван мой Сид поскакал во весь дух,
Потребовал свеч, приник к алтарю,
В месте святом помолился творцу,
Поведал ему про свою беду.
Минайя, а с ним и весь Сидов люд
В путь собрались, чуть рассвет блеснул.

          137

Молились они на рассвете долго.
Заутреня кончилась лишь с восходом.
Получила обитель даяний много.
"Поедете вы, Минайя, со мною,
Затем дон Жером, служитель господень,
Бермудес с Густиосом, свычные к бою,
Мартин Антолинес, копейщик ловкий,
Два Альвара — Альварес и Сальвадорес,
И Мартин Муньос, в час добрый рожденный,
И Фелес Муньос, чей дядя я кровный,
И Маль-Анда, который сведущ в законах,
И Галинд Гарсиас, храбрец арагонский,
И сверх того сотня бойцов отборных.
Чтоб тело доспехи вам не натерли,
Наденьте камзолы под светлые брони,
Поверх же броней шубы набросьте,
Шнуровку на них затяните плотно,
А мечи плащами прикройте надежно.
Идти на кортесы с оружьем придется,
Иначе мы век своего не добьемся.
А коли каррьонцы там с нами повздорят,
Всегда их уйму я при свите подобной".
"Охотно, сеньор", — все ответили хором,
Как Сид приказал, снарядились вскоре.
Рожденный в час добрый не мешкал нисколько!
Чулки натянул от ступней до бедер,
Обул сапоги, что сшиты на совесть.
Рубаха на нем светлее, чем солнце,
Золотой и серебряной блещет строчкой,
Закрывает руки до самых ладоней.
Поверх рубахи — камзол парчовый.
Шитьем золотым он слепит все взоры.
На алой шубе из золота пояс.
Мой Сид Руй Диас всегда в нем ходит.
Из виссона шапка у Кампеадора.
Поплотней ее он надел нарочно,
Чтоб его за кудри никто не дернул.
Бороду он подвязал тесьмою —
Пусть и ее никто не коснется.
Набросил он на плечи плащ роскошный:
Каждый дивится, кто ни посмотрит.
С сотней своею, в путь снаряженной,
Из Сан-Сервана он скачет галопом,
В Толедо стольный въезжает гордо,
Слезает с коня у ворот дворцовых,
Идет к палатам шагом нескорым,
Вассалы — вокруг, он сам — посередке.
Король дон Альфонс увидел, кто входит,
Навстречу Сиду встал благосклонно.
Поднялся граф Рамон, граф Энрике тоже
И все, кто туда на кортесы сошелся.
Рожденный в час добрый встречен с почетом.
Не встал перед ним лишь Курчавый Граньонец
С прочей роднёю каррьонского дома.
Король дон Альфонс взял за руку гостя:
"Сядьте, мой Сид, со мною бок о бок
На эту скамью, ваш дар добровольный.
Не всем вы любы, но нам всех дороже".
Валенсию взявший признательно молвил:
"Как пристало сеньору, воссядьте на троне,
А я помещусь со своими поодаль".
Ответом король доволен был очень.
Сел Сид на скамью с богатой резьбою.
Вкруг сотня стоит, готова к отпору.
Смотрит на Сида весь люд придворный:
Борода подвязана крепкой тесьмою,
Барона в нем сразу видать по убору.
Глаз не поднять от стыда каррьонцам.
Вот дон Альфонс поднялся с престола:
"Внемлите, вассалы, господь вам в помощь!
Дважды сзывать я кортесы изволил:
Сначала в Бургосе, после в Каррьоне;
Теперь на них прибыл в Толедо стольный,
Чтоб Кампеадора почтить особо.
Зятьев к ответу призвать он хочет:
Он ими, мы знаем, обижен жестоко.
Пусть судят их графы Энрике с Рамоном
И прочие все, кто каррьонцам не родич.
Вникните в иск — вам законы знакомы,
Решите по правде — мне ложь неугодна,
А стороны пусть берегутся ссоры —
При всех я клянусь святым Исидором:
Зачинщик в изгнанье дни свои кончит.
Кто прав, за того я и встану сегодня.
Пусть же мой Сид свой иск нам изложит.
Инфантов каррьонских послушаем после".
Встал Сид и приник к руке венценосца:
"Я вам, государь, благодарен покорно,
Что созвали кортесы вы мне в угоду.
Вот в чем мой иск к инфантам каррьонским.
Король, с дочерей смыть позор я должен.
Их просватали вы своею рукою.
Зятья покидали Валенсию-город
В мире со мной и согласии полном.
Я дал им две шпаги, Коладу с Тисоной
(Как истый барон, взял я с бою обе) —
Пусть славой себя, вам служа, покроют.
Но, в дубраве Корпес жен своих бросив,
Они за любовь мне воздали злобой.
Пусть шпаги вернут: я не тесть им больше".
Рассудили судьи, что иск законен.
"За нами слово", — рек граф Ордоньес.
Инфанты Каррьона со всею роднёю
И свитой своей отошли в сторонку,
Посовещались, решили тотчас:
"Мой Сид поистине нам мирволит,
Не ставя в вину позор своих дочек,
А король эту тяжбу уладить склонен.
Шпаги вернем, как биварец просит.
Тогда бароны разъедутся снова.
Управы на нас Сид найти не сможет".
Вернулись они, возвысили голос:
"Явите милость, король благородный!
Сид шпаги нам отдал — об этом нет спору.
Коль дар свой ему отобрать охота,
При вас возвратить их мы Сиду готовы".
Вынимают инфанты шпаги из ножен,
Вручают их королю с поклоном.
Сверкают клинки так, что глазу больно,
Эфесы золотом блещут червонным.
Дивятся кортесы богатству такому.
Король оружие Сиду отдал.
Облобызал тот руку сеньору,
Уселся вновь на скамье узорной.
Держит он шпаги, глаз с них не сводит:
Они не подменены — это уж точно.
Вот Сид улыбнулся, голову поднял,
Погладил бороду с видом довольным:
"Не рваной никем клянусь бородою,
За дочек моих вы сведете счеты".
Окликнул мой Сид Бермудеса громко:
"Примите Тисону, племянник мой кровный.
Прежний владелец ее не стоил".
Мартин Антолинес, копейщик ловкий,
Вслед за Бермудесом к Сиду подозван:
"Возьмите Коладу, вассал мой достойный.
Владел ею прежде, чем я ее добыл,
Раймунд Беренгарий, граф Барселонский.
Дарю ее вам, чью изведал доблесть.
Себя вы покроете в час урочный
При этой шпаге славой большою".
Тот Сиду к руке припал по-сыновьи.
Встал Кампеадор и опять взял слово:
"Хвала вам, король, и господу богу!
Я шпаги забрал и рад всей душою,
Но с инфантами все ж не сполна расчелся.
В Валенсии дал я им на дорогу
Три тысячи марок в монете звонкой.
Мне злом и за это воздали с лихвою.
Пусть деньги вернут: я не тесть им больше".
Как тут инфанты взвыли от злости!
Спросил граф Рамон: "Иск верен иль ложен?"
Отвечают инфанты с тяжелым вздохом:
"Мы шпаги вернули с целью одною —
Чтоб Сида унять и с тяжбой покончить".
Граф дон Рамон возражает обоим:
"Я вот что скажу, коль король дозволит;
Ответьте тотчас на иск, вам вчиненный".
Прибавил король: "Я согласен с судьею".
Поднялся мой Сид со скамьи проворно:
"Верните деньги, что взяли с собою,
Иль предо мной оправдайтесь в расходах".
Вновь зашептались каррьонцы тихонько:
Не знают, что делать, где взять им столько, —
Ведь деньги у них разошлись давно уж.
Судьям они говорят в одно слово:
"Валенсию взявший прижал нас безбожно,
Но долг мы, коль Сид нас решил обездолить,
Уплатим землей из каррьонских угодий".
Судьи в ответ: "Вы признались в долге.
Платите землею, коль Сид не против,
А мы по закону требуем только,
Чтоб долг был уплачен под нашим присмотром".
Король же добавил, вняв приговору:
"Известно и нам, и всему народу,
Сколь перед Сидом инфанты виновны.
Из трех тысяч марок за мною две сотни!
Их принял я в дар, как отец посаженый,
Но верну каррьонцам, коль так им плохо, —
Пусть расплатятся с тем, кто рожден в час добрый.
От тех, кто в нужде, брать дары негоже".
Фернандо Гонсалес молвит в расстройстве;
"Столько наличных у нас не найдется".
Граф дон Рамон отвечает сурово:
"Спустили вы деньги, их нет у вас вовсе.
Вот как мы решим пред монаршей особой:
Платить вам натурой, а Сиду — не спорить".
Смекнули инфанты: перечить не стоит.
Видеть бы вам, как ведут иноходцев,
Надежных мулов, коней легконогих,
Сколько несут и мечей и броней!
Все принял мой Сид по оценке законной.
Кроме двух сотен, монарху врученных,
Вернули инфанты добро остальное —
Чужим одолжились, как вышло свое-то.
Обернулась тяжба для них бедою.

          138

Принял мой Сид все это добро,
Отдал вассалам его под присмотр.
Покончив с одним, речь повел о другом"
"Явите милость, король и сеньор!
Забыть я не в силах горшее зло.
Внимайте, кортесы, печальтесь со мной!
Каррьонцами тяжко я оскорблен,
Без боя не дам им уйти домой".

          139

"Скажите, инфанты, что я вам сделал
Словом, поступком иль хоть помышленьем?
Коль кортесы решат, повинюсь я немедля.
Но за что же меня вы ранили в сердце?
Из Валенсии вас отпустил я с честью,
Отдал вам своих дочек, добро и деньги.
Коль жен не любили вы, псы, лиходеи,
Зачем их с собой понуждали уехать?
За что их шпорами били и плетью?
За что их бросили в чаще леса,
Где их растерзали бы птицы и звери?
Да будет за это позор вам уделом.
Ответьте, иль пусть нас рассудят кортесы".

          140

Вскочил тут на ноги граф дон Гарсия.
"Смилуйтесь, первый испанский властитель!
Пусть взглянут кортесы на этого Сида.
Отрастил он бороду, ею кичится,
Одних запугал, помыкает другими.
Но инфанты Каррьона столь родовиты,
Что даже в наложницы Соль и Эльвиру —
Не то что в жены — им брать неприлично.
По праву они, бросив их, поступили.
А Сидовы речи — угрозы пустые".
Погладил бороду Сид десницей:
"Слава господу богу и здесь и в вышних!
Да, граф, я оброс бородою длинной,
Но отчего же вам это обидно?
Не краснел за нее я ни разу в жизни,
Никому не давал ее рвать доныне —
Ни нехристю-мавру, ни христианину,
Как вашу мне в Кабре дергать случилось.
Когда эту крепость я взял с дружиной,
Драл вас за бороду каждый мальчишка.
Доселе в ней проплешины видны.
В кошельке у меня клок ее хранится".

          141

Фернандо Гонсалес встал, в свой черед:
Услышьте, что громко вымолвил он:
"Пора б с этой тяжбой покончить давно.
Вернули вам, Сид, все ваше добро.
Не стоит длить между нами спор.
От графов каррьонских ведем мы род.
Любой государь отдаст за нас дочь.
Не ровня нам идальго простой.
По праву мы бросили в Корпесе жен.
Лишь пуще теперь мы гордимся собой".

          142

С усмешкой мой Сид на Бермудеса глянул:
"Вновь, Педро Молчун, ничего ты не скажешь?
Иль дочкам моим не доводишься братом?
Кто метит в меня, тот тебя задевает.
Коль сам я отвечу, тебе не драться".

          143

Тут Педро Бермудес слово берет.
Он не речист, на ответ не скор,
Но уж как начал, с ним лучше не спорь.
"У вас, мой Сид, в привычку вошло
В собраньях меня прозывать Молчуном,
Хоть знаете вы: я с детства таков.
Но не станет за мной, как до дела дойдет. —
Фернандо, ты лжец и болтаешь вздор.
Лишь честь принесло вам с Сидом родство.
Сейчас про тебя расскажу я все.
Припомни-ка, враль, под Валенсией бой.
Сид дал тебе первым вступить в него.
Полетел ты на мавра во весь опор,
Но, с ним не схватившись, пошел наутек.
Не будь там меня, ты бы ног не унес.
Я вместо тебя сразился с врагом,
Спешил его и пронзил насквозь.
Тайком его лошадь тебе подвел,
Никому о том не сказал до сих пор.
Ты ж Сиду и всем похвалялся потом,
Что мавра убил, как истый барон,
И каждый бахвальство за правду счел.
Труслив ты и подл, хоть пригож лицом.
Безрукий болтун, бесстыдно ты врешь!"

          144

"Ну-ка, Фернандо, признайся нам,
Как в Валенсии лев привел тебя в страх,
Когда убежал он, а Сид дремал.
Как себя показал ты в беде тогда?
Под скамью, где спал Сид, заполз ты, дрожа,
И гроша за тебя я больше не дам.
Сеньора мы кинулись все защищать.
Тут проснулся мой Сид, что Валенсию взял,
Встал на ноги, смело пошел на льва.
Потупился зверь перед ним от стыда,
И Сид его в клетку отвел опять.
Когда воротился мой Сид назад,
Он всех вассалов вокруг увидал,
Спросил про зятьев, но вас не было там.
Бейся со мною, изменник и тать.
Сражусь я с тобой пред лицом короля
За доний Эльвиру и Соль де Бивар.
Вы бросили их, и грош вам цена.
Хоть вы мужчины, а пол их слаб,
Стоят они куда больше вас.
На поединке нашем, бог даст,
Придется тебе это, вор, признать.
Ни словом единым я здесь не солгал".
На этом меж ними; кончилась пря.

          145

Дьего Гонсалес молвил надменно;
"Мы — графского званья и знатны рожденьем.
О, если бы не было свадьбы этой!..
Нам с Кампеадором родниться невместно.
Мы бросили жен и о том не жалеем,
Они ж пусть вздыхают до самой смерти:
Их опозорили мы навеки.
На поединок я выйду смело.
Их бросив, себе мы прибавили чести".

          146

Мартин Антолинес с места встает:
"Лжив твой язык, предатель и вор!
Вспомни, как струсил ты перед львом,
Как удрал за ворота на скотный двор,
Как в давильне, дрожа, стоял за столбом,
Как в грязи измарал свой плащ и камзол.
Не уйдешь ты нынче от боя со мной.
Не Сидовым дочкам, а вам позор!
Не стоите вы вами брошенных жен.
Признаться тебя я заставлю мечом,
Что ты — изменник, а речь твоя — ложь".

          147

Кончилась пря между ними на этом.
Тут Асур Гонсалес входит в кортесы.
Обшит его плащ горностаевым мехом,
Лицо лоснится — всласть он наелся.
Не очень ведет он разумные речи.

          148

"Кто это вздумал, бароны, чтоб мы
С каким-то биварцем тяжбу вели?
Пусть у себя на Увьерне сидит,
Дерет с мужичья за помол три цены.
Невместно каррьонцам родниться с таким".