Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

• Название: После смерти Пушкина: Неизвестные письма
• Автор: Ирина Ободовская
• Издательство: "ТЕРРА"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02724-3

В этой работе авторов, являющейся продолжением книги «Вокруг Пушки­на», собраны письма Н. Н. Пушкиной и ее сестер, написанные ими после смер­ти А. С. Пушкина. Эти письма позволяют расширить наши представления о личности Натальи Николаевны, узнать о ее дальнейшей судьбе и жизни детей Пушкина после гибели поэта. Особенный интерес представляют публикуемые в книге письма Александры Гончаровой-Фризенгоф, ее мужа Густава Фризенгофа, а также Екатерины Дантес, Жоржа Дантеса и Луи Геккерна, которые дают возможность почувствовать отношения, которые сложились между ос­новными действующими лицами трагедии, произошедшей так давно, но не пе­рестающей волновать всех любителей творчества Пушкина. Вступительная статья Д.Благого.

---

Видимо, так.

Но чем объяснить, что Наталья Николаевна терпела столько лет излияния Вяземского, его назойливые посеще­ния, почему поддерживала она (хотя бы внешне) дружеские отношения с семьями Карамзиных и Вяземских, которых она должна была бы, по словам Екатерины Дантес, «упре­кать во многих несчастьях»? Мы не знаем, в чем обвиняет Екатерина Николаевна этих людей, но Наталья Николаев­на, вероятно, об этом знала, и именно в этом, мы полагаем, лежит объяснение ее поведения: она их боялась. В приводи­мом (во второй части книги) письме Наталья Николаевна пишет, что женщина должна бояться общественного мне­ния: «законы света были созданы против нее, и преимуще­ство мужчины в том, что он может не бояться». И хотя у нее и произошло что-то вроде ссоры с Вяземским, ей пришлось «примириться» с ним и поддерживать внешне дружеские от­ношения. Пушкин пал жертвою клеветы и ненависти великосветского общества, и это было слишком хорошо извест­но его жене. Но не ей было бороться с ним. Арапова пишет: «Она не принадлежала к энергичным, самостоятельным на­турам, способным себя отстоять». Ради детей, которым предстояло жить в этом обществе, ради их будущего поддер­живала она, как мы увидим далее, светские знакомства; не могла она порвать и с Карамзиными и Вяземскими, тесно связанными с этими кругами. Но положение в корне изменилось, когда Наталья Николаевна вышла замуж: она пере­стала бывать у Карамзиных. В последующие годы она, види­мо, изредка встречалась с Вяземским, иногда они обменива­лись письмами. «Карамзиных я очень редко вижу, — пишет Наталья Николаевна Вяземскому в 1853 году. — Самой не­когда заезжать, княгиня (Е. Н. Мещерская, дочь Карамзиных) всегда больна... Софи все бегает, но к нам никогда не попадает. Вечера их, говорят, много­численны, но я на них ни разу не была». Вряд ли Наталье Николаевне было «некогда» заехать к Карамзиным, просто она не хотела больше посещать этот дом, и Софья Никола­евна, как мы видим, тоже не бывала у нее. «Дружба» кончи­лась...

В письмах-дневниках 1841 года к Фризенгофам за грани­цу есть письмо, которое рисует нам и чувства Натальи Ни­колаевны, и ее отношение к так называемым друзьям.

«16 декабря (1841 г.)

...Я получила ваши хорошие письма, мои добрые, доро­гие друзья. Спасибо, Ната, что ты потрудилась написать раз­борчиво, и пора было это сделать, мы уже начали подозре­вать вас в обмане.

Фризенгоф, я очень опасаюсь, как бы удовольствие, ко­торое вы предвкушаете получить от чтения моего дневника, не было обмануто, он совершенно не интересен: я ограни­чиваюсь только изложением фактов, а что касается чувств, которые мы можем еще испытывать, принимая во внимание наш возраст, то я вам о них не говорю. Могу сказать вам от­кровенно, заглянув в самые сокровенные уголки моего серд­ца, что у меня их нет. Саша, которую я на днях об этом спро­сила, может вам сказать то же самое. Я также ничего не ска­жу о тех, кто может за мной ухаживать. Часто люди стано­вятся смешными, говоря об этом, и вы могли бы меня упрек­нуть в самомнении, упрек, который вы мне часто делали, хо­тя я всегда хранила в отношении вас самое глубокое молча­ние о моих победах. Что касается Саши, то она сама может рассказать о своих. Она говорит, что их очень мало, а я ей приписываю больше.

Я очень вас жалею, милая Ната, что вы живете в чужой стране, без друзей. Хотя настоящие друзья встречаются ред­ко, и всегда чувствуешь себя признательной тем, кто берет на себя труд ими казаться. Вы, по крайней мере, можете ска­зать, что оставили истинных друзей здесь, они вам искрен­не сочувствуют».

К глубокому сожалению, в архиве Араповой сохрани­лось всего 9 листов этих писем-дневников, очевидно, вер­нувшихся к Наталье Николаевне после смерти Натальи Ивановны. Фризенгофы пробыли много лет за границей, и если бы удалось обнаружить остальные письма, это было бы значительным вкладом в биографию Пушкиной. Но и эти немногие страницы дают нам представление о жизни сестер в начале 40-х годов и дополнительные штрихи к об­лику Натальи Николаевны. Мы видим, что беспокойство Вяземского в отношении ее поклонников в действительно­сти не имело основания: сердце ее свободно. Но особенно интересны здесь ее мысли о друзьях: настоящие встреча­ются редко, будем же благодарны и тем, кто хочет ими ка­заться!

Лето 1842 года Наталья Николаевна с семьей снова про­вела в Михайловском. За этот период обнаружено всего 3 ее письма. Из писем Вяземского и Загряжской мы узнаем, что там опять жил Сергей Львович, но только с июля месяца, а также, по-видимому, и Лев Сергеевич, упоминание о кото­ром мы встречаем в одном из писем Загряжской. В архиве Араповой сохранилось 10 писем Екатерины Ивановны к На­талье Николаевне в Михайловское за 1842 год. Письма эти дышат заботой и любовью к милой Душке, как она ее назы­вала, и ее детям. Тетушка посылает им три иллюстрирован­ных тома истории и томик мифологии, детский журнал, а Наталье Николаевне — «Мертвые души», упоминая при этом, что сюжет был дан Гоголю ее покойным мужем. Но писались эти письма уже тогда, когда Екатерина Ивановна была серьезно больна, она сама говорит, что больше не мо­жет передвигаться без посторонней помощи, ее возят в кресле. Последнее письмо ее датировано концом июля, а 18 августа она скончалась. Это была большая потеря для На­тальи Николаевны. Не только моральная, но и материаль­ная. Приехать к похоронам Наталья Николаевна не успела бы, и она послала Г. А. Строганову очень теплое письмо:

«...Тетушка соединяла с любовью ко мне и хлопоты по моим делам, когда возникало какое-нибудь затруднение, — пишет она 25 августа 1842 года. — Не буду распространяться о том, какое горе для меня кончина моей бедной Тетушки, вы легко поймете мою скорбь. Мои отношения с ней вам хо­рошо известны. В ней я теряю одну из самых твердых моих опор. Ее бдительная дружба постоянно следила за благосос­тоянием моей семьи, поэтому время, которое обычно смяг­чает всякое горе, меня может только заставить с каждым днем все сильнее чувствовать потерю ее великодушной под­держки». На Александро-Невском кладбище в Ленинграде сохранилось надгробие, на котором мы прочитали следую­щую надпись: «Здесь покоится тело Двора ея императорско­го величества фрейлины девицы Екатерины Ивановны Загрязской. Родившейся 14 марта 1779 года и скончавшейся 18 августа 1842 года».

Летом 1842 года много неприятных переживаний доста­вили Наталье Николаевне и власти Опочецкого уезда, пы­тавшиеся возбудить процесс против наследников Пушкина и оттягать 60 десятин из Михайловских земель, якобы под­лежащих возврату.

Наталья Николаевна собиралась пробыть в деревне эко­номии ради до середины октября, но смерть Екатерины Ивановны ускорила ее отъезд.

«Ты, может быть, будешь удивлен, дорогой, добрейший Дмитрий, — читаем мы в письме от 17 сентября, — увидев пе­тербургский штемпель на моем письме. Столько разных неприятных обстоятельств, и самых тяжелых, произошли одни за другими этим летом, что я вынуждена была уско­рить на два месяца мое возвращение. Это решение было принято после письма графа Строганова, который выслал мне 500 рублей на дорогу (зная, что у меня ни копейки), на­стоятельно рекомендуя мне вернуться незамедлительно»».

Из письма Екатерины Дантес, которое будет приведено ниже, мы узнаем, что тетушка Местр, очевидно, выполняя волю покойной сестры, отдала Наталье Николаевне «все ве­щи, а также мебель и серебро». Как мы уже говорили, недви­жимое имущество между сестрами поделено не было, и Ека­терина Ивановна просила Софью Ивановну после ее смер­ти передать любимой племяннице поместье в 500 душ. Од­нако при жизни графиня Местр этого не сделала. Умерла она в 1851 году и, по завещанию, все свое состояние остави­ла племяннику Сергею Григорьевичу Строганову, обязав его исполнить волю Екатерины Ивановны в отношении На­тальи Николаевны. Впоследствии это завещание также при­чинило ей много волнений и неприятностей, так как Стро­ганов потребовал от Натальи Николаевны уплаты полови­ны долгов, лежащих на имениях, хотя львиную долю наслед­ства получал он.

В 1843 году Наталья Николаевна впервые после смерти мужа появилась в великосветском обществе и стала бывать при дворе. Очевидно, она где-то встретила императора или императрицу, и те решили украсить придворные балы при­сутствием знаменитой красавицы. Отказаться от «всемило­стивейших» приглашений было, конечно, невозможно.

«Этой зимой, — пишет Наталья Николаевна брату 18 мар­та 1843 года, — императорская фамилия оказала мне честь и часто вспоминала обо мне, поэтому я стала больше выез­жать. Внимание, которое они соблаговолили проявить ко мне, вызвало у меня чувство живой благодарности. Импе­ратрица даже оказала мне честь и попросила у меня портрет для своего альбома. Сейчас художник Гау, присланный для этой цели ее величеством, пишет мой портрет».