Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

• Название: После смерти Пушкина: Неизвестные письма
• Автор: Ирина Ободовская
• Издательство: "ТЕРРА"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02724-3

В этой работе авторов, являющейся продолжением книги «Вокруг Пушки­на», собраны письма Н. Н. Пушкиной и ее сестер, написанные ими после смер­ти А. С. Пушкина. Эти письма позволяют расширить наши представления о личности Натальи Николаевны, узнать о ее дальнейшей судьбе и жизни детей Пушкина после гибели поэта. Особенный интерес представляют публикуемые в книге письма Александры Гончаровой-Фризенгоф, ее мужа Густава Фризенгофа, а также Екатерины Дантес, Жоржа Дантеса и Луи Геккерна, которые дают возможность почувствовать отношения, которые сложились между ос­новными действующими лицами трагедии, произошедшей так давно, но не пе­рестающей волновать всех любителей творчества Пушкина. Вступительная статья Д.Благого.

---

В начале 1852 года Фризенгоф вновь в Петербурге, жи­вет у овдовевшего к тому времени Ксавье де Местра. Види­мо, он повредил ногу и в течение некоторого времени не мог ходить, поэтому из дома Ланских к дому Местра и обрат­но курсирует все тот же преданный слуга Фридрих, кото­рый сопровождал Наталью Николаевну в заграничном путе­шествии. Жених и невеста переписываются. Письма Фри­зенгофа дошли до наших дней. Это по большей части коро­тенькие записки (без дат, иногда с указанием дня недели и часа отправления), сообщающие о состоянии его здоровья, о том, как прошел день, а главное, пламенные уверения в его любви к ней. Сохранились и три конверта с шутливо-лас­ковыми адресами: «Мадемуазель Александрине Гончаро­вой, самой лучшей из невест». «Густаву принадлежащей Александрине, иначе говоря Гончаровой, дочери Нико­лая». «Любимейшей из невест». Приведем несколько выдер­жек из этих писем, характеризующих его чувства к ней.

«Я тебя люблю как всегда, а больше или меньше — было бы невозможно».

«Я тебя обожаю и жду с нетерпением».

«Правда ли, дорогая подруга моего сердца, что ты меня любишь как и раньше? Я был бы счастливейшим из мужчин, если бы был совершенно в этом уверен».

«Я тебя обожаю, я тебя люблю так, как не могу выразить словами, и больше, чем ты меня, хотя ты меня и очень лю­бишь, но невозможно любить меня так, как я тебя люблю».

«Как ты себя чувствуешь, ангел моего сердца, солнце ду­ши моей».

Только одна записка имеет дату, она здесь очень важна для Фризенгофа:

«18/6 марта. Через месяц, моя Александрина, будет 18/6 апреля, твое сердце радуется». Нет сомнения, что он говорит об уже назначенном дне свадьбы.

Свадьба состоялась, очевидно, в назначенный срок, и молодые уехали из России, по-видимому, сначала в Вену, а потом в Бродзяны, поместье Фризенгофа в Венгрии, где они и прожили большую часть своей жизни. Это, судя по пи­сьмам, было очень счастливое супружество. Наталья Нико­лаевна верно предчувствовала, что любовь и материнство изменят характер сестры. И кто бы мог предполагать, что мятущаяся душа Александрины найдет покой и счастье не в пышном, шумном Петербурге, а в глухом уголке, в замке Бродзяны...

БРОДЗЯНЫ

В горах, в долине реки Нитры, среди большого парка стоял старинный замок Бродзяны, принадлежавший вен­герским аристократам Brogyanyi. Это большое поместье ку­пил Густав Фризенгоф еще при жизни первой жены Ната­льи Ивановны, привел в порядок запущенные дом и парк. В Бродзянах в 1938 году побывал у потомков Фризенгофов Н. А. Раевский, рассказавший об этой интереснейшей поез­дке в статье «В замке А. Н. Фризенгоф-Гончаровой» и в кни­ге .«Портреты заговорили». Воспользуемся его описанием замка и парка.

«Замок — охряно-желтое трехэтажное строение — не очень велик и совсем не роскошен. Скромная резиденция небогатых помещиков. Не зная архитектуры, вида здания описывать не берусь. Оно красиво, но единого стиля во вся­ком случае нет. Создавался замок на протяжении многих ве­ков. Некоторые помещения нижнего этажа, по преданию, построены еще в одиннадцатом столетии, главный корпус, вероятно, в семнадцатом, другая часть — в половине восем­надцатого, а библиотечный зал пристроен уже в девятнадцатом. В нижнем этаже помещаются апартаменты для гос­тей и службы, во втором — жилые комнаты. В третьем я не был, кажется, сейчас там живет прислуга».

«...Вот и ворота старого парка. Они открыты. Очень на­поминают знакомый всем по фотографиям вход в Ясную Поляну — те же белые приземистые столбы. Машина оста­навливается у подъезда. Открывается тяжелая дубовая дверь со старинным железным кольцом, вставленным в львиную пасть. Я не без волнения переступаю порог замка, в котором жила и умерла Александра Николаевна». «...Обста­новка замковых покоев почти целиком старинная. Сохрани­лось и немало вещей, принадлежавших Александре Никола­евне: ее бюро работы русских крепостных мастеров, к сожа­лению, переделанное, несколько икон, столовое серебро, печати с гербами Гончаровых и Фризенгофов, под стеклян­ным колпаком маленькие настольные часы — очень скром­ный свадебный подарок императрицы Александры Федо­ровны фрейлине Гончаровой». «...После кофе Вельсбург пригласил меня пройтись по парку. Он невелик, но красив. Хорошо распланирован в английском вкусе и немного напо­минает Павловск. Старые толстые деревья — липы, дубы, ясени, вязы, лужайки с видами на замок. Немного позднее здесь зацветет сирень. Не помню, где я еще видел такие огромные кусты. Вероятно, им не менее ста лет. Может быть, любуясь ими, Александра Николаевна невольно вспо­минала гончаровское имение Полотняный Завод. И неболь­шая белая беседка с ампирными колоннами, можно думать, построена по ее желанию или по просьбе первой жены Фризенгофа Натальи Ивановны — в Средней Европе ампир­ных построек почти нет». «...Мы ужинали при свечах. Все было как во времена Александры Николаевны. На столе ска­терть из русского льна, искрящийся богемский хрусталь, массивное серебро из приданого шведской принцессы вперемежку с серебряными вещами с монограммой «А. Г.». В полусумраке чуть видны портреты — Дантес, Жуковский, «русские гравюры» с забытыми людьми. Воспоминания, воспоминания... После долго беседуем в малой гостиной. В разных местах комнаты мягко горят свечи. Я сижу в старин­ном глубоком кресле... Вот здесь, в этой комнате, в этих са­мых креслах сиживали две стареющие женщины — генера­льша Ланская и ее сестра. О чем они говорили, о чем дума­ли?..»

Не так давно в Бродзянах в замке Фризенгофов был науч­ный сотрудник Института балканистики АН СССР Л. С. Кишкин. Он рассказал нам, что на косяке двери одной из комнат сохранились отметки о росте Натальи Николаев­ны и ее детей. Рост Натальи Николаевны и ее дочери Ната­льи Александровны — 173 см, Александра Александровича — 174 см. Эти отметки так ярко характеризуют отношения двух сестер, стремление Александры Николаевны перенес­ти и в свой дом (очевидно, это было в обычаях Полотняно­го Завода) милые приметы родственной близости.

В этом старинном замке прошла вся остальная жизнь Александры Николаевны. Сорок лет прожила она в Бродзянах, окруженная дорогими ее сердцу русскими реликвиями, портретами родных и знакомых. По этим аллеям парка гуля­ла с Натальей Николаевной, несколько раз приезжавшей к сестре. Здесь посещали ее Иван Николаевич и, по-видимому, Сергей Николаевич, племянники и племянницы Пушки­ны и Ланские. Здесь она скончалась.

Граф Георг Вельсбург, правнук Александры Николаев­ны, любезно предоставил Н. А. Раевскому возможность ознакомиться с богатой библиотекой, бесчисленным коли­чеством портретов и альбомов, хранящихся там со времени кончины Александры Николаевны. Мы не имеем возможно­сти дать подробное описание всего того, что совершенно неожиданно было обнаружено там Раевским, и отсылаем читателя к его книге «Портреты заговорили». Но на некото­рых моментах, имеющих прямое отношение к нашему повествованию, должны остановиться.

Среди множества портретов и рисунков там оказались портреты Гончаровых, Пушкиных и Ланских, Фризенгофов и Ксавье де Местра, а также П. А. Вяземского, Ю. П. Строгановой и др. Обращает на себя внимание порт­рет Дантеса с собственноручной подписью, висевший в сто­ловой. Наличие этого портрета в бродзянском замке дало повод некоторым пушкинистам упрекать Александру Нико­лаевну в неэтичном отношении к памяти Пушкина. Так, А. Ахматова писала: «В замке у Александрины в столовой до самой войны 1940 года висел портрет Дантеса. Для меня лично этого было бы достаточно, чтобы доказать, что она никогда не любила Пушкина. ...Несомненно, этот портрет в столовой — это остаток культа Дантеса...». Эта гипотеза не имела никакого документального подтверждения. И, как мы видели выше, у Александры Николаевны не было никакого культа Дантеса.

Что касается того, как попал портрет Дантеса в Бродзяны, то этому можно найти объяснение теперь, когда мы имеем письма Екатерины Николаевны Дантес. В 1842/43 году Дантесы провели зиму в Вене, где встречались с Ната­льей Ивановной и Густавом Фризенгофами. В высшем об­ществе венского двора убийцу Пушкина и его жену не при­нимали, и единственным домом, где они бывали запросто, был дом Фризенгофов. Как мы уже говорили, возможно, Дантесы и Фризенгофы были давно знакомы, так как все эти семьи происходили из Эльзаса. В 1843 году осенью Ека­терина Николаевна умерла, но Жорж Дантес и после ее кончины, конечно, бывал в Вене у Луи Геккерна, и там он мог подарить Фризенгофам свой портрет (он датируется 1844 годом). С этой нашей точкой зрения согласен и Н. А. Раев­ский, посетивший Бродзяны. Висел ли он в доме при Ната­лье Ивановне, мы не знаем, но думаем, что нет, учитывая ее очень близкие отношения с Натальей Николаевной. Тем бо­лее трудно предположить, что ежедневно могла спокойно смотреть на убийцу Пушкина Александра Николаевна... Ве­роятно, портрет этот появился в столовой гораздо позднее. Отметим здесь также знаменательный факт: в Бродзянах среди множества портретов родственников Александры Николаевны не было обнаружено ни одного портрета Ека­терины Николаевны! На это как-то до сих пор не обратили внимания. (Вспомним, что и в доме Натальи Николаевны не было ни одного изображения старшей сестры.) И если даже предположить, что Александра Николаевна могла по­весить на самом видном месте портрет Дантеса, то почему бы ей не иметь рядом или в альбомах портрет его жены, своей родной сестры? Однако его не было... А портретов На­тальи Николаевны было несколько. Нет, не висел при Алек­сандре Николаевне портрет убийцы Пушкина!