Наталья Труш - Куда он денется с подводной лодки

• Название: Куда он денется с подводной лодки
• Автор: Наталья Труш
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9524-4013-5

Второе предательство со стороны мужчины стало для Инги последней каплей. Еще в юности ей пришлось пережить расставание с любимым, а теперь – столкнуться лицом к лицу с изменой. Пытаясь справиться с болью, она в полном одиночестве поселилась на даче подруги Антонины. Кроме нее в поселке остался лишь нелюдимый Илья. Встреча с ним принесла Инге ответы на все мрачные вопросы ее прошлого. Оказывается, она была лишь звеном в цепи странных роковых совпадений...

---

Аллочка в ту пору уже была беременна, и они справедливо решили, что все складывается удачно: Илья – в море, Алла – к маме, рожать.

В подарок родным Алла повезла пачку местной соли. Была она чернее в сто раз той, которой в Ленинграде в гололед посыпали улицы. Задумаешь суп варить – приготовься к сложному процессу. Сначала варится соленая вода, затем фильтруется через слой марли с ватой, на которой остается черный осадок, а уж затем в соленой воде варится все, что положено для супа.

* * *

В день своего возвращения на родную базу из самого первого плавания Баринов получил из Ленинграда телефонограмму: у него родился сын. За рождение Андрюшки выпили у причала по соточке шила. А когда Баринов возвращался домой, в окне своей квартиры увидел свет. «Странно! – подумал Илья. – Алла в роддоме, в Ленинграде. Кто же тут у меня пристроился пожить?..»

Войдя в квартиру, увидел свои вещи связанными в узелки, вроде как собранными.

Не успел Баринов расположиться на отдых и откупорить бутылочку шампанского по случаю рождения ребенка, на пороге квартиры нарисовалась дама с двумя детишками в руках и тут же подняла хай, возмущенно потрясая бумажками.

– Ты хто таков? – вопрошала она, смешивая по-хохляцки три самостоятельные буквы русского алфавита «к», «г» и «х». – А вот это видел?

Дама сунула под нос Баринову листочек с лиловой расплывшейся печатью – ордерок на эту вот самую квартирку, в которой он жил. Спорить с напористой дамой у Баринова не было ни сил, ни желания. Покопавшись в узлах, он нашел кое-какие вещи, сунул их в большой пластиковый мешок, туда же кинул чистые носки и комнатные тапочки. Остальной нехитрый скарб сдвинул в угол, сказал, что на днях все заберет, и покинул квартиру. Дверь за его спиной захлопнулась с победным треском.

На лестнице, такой же бездомный, как и Баринов, сидел отощавший Тигр.

– С тобой-то что делать? – вслух подумал Баринов.

Потом махнул рукой, решительно подобрал кота, пристроил его поудобней на согнутой в локте руке и отправился в пристанище холостых и одиноких офицеров – в гостиницу с названием «Золотая вошь». Вообще-то официально – общага для одиноких, а в народе вот так красиво – «Золотая вошь»!

Там, то ли с горя – все-таки без дома остался, то ли от радости – сын родился, Баринов напился до бесчувствия в компании холостяков. А ночью ему снился сон, который не давал ему покоя весь год. Ему снился ромашковый луг и девочка, бегущая по лугу. Он знал, кто это, и очень хотел хоть раз догнать. Догнать, остановить, развернуть к себе, посмотреть ей в глаза. Ему казалось, что случись это во сне – и он узнает некую тайну.

Но догнать девочку ему ни разу не удалось. Он бежал, задыхаясь от бега, падал носом в траву, от бессилия плакал. Он боялся этих снов, потому что Алла пару раз говорила ему, что во сне он называет ее чужим именем.

Жена после этого подозрительно принюхивалась к нему, осматривала одежду, украдкой заглядывала в его записную книжку.

Однажды Баринов не выдержал и сказал:

– Это прошлое...

– Хорошенькое прошлое, если снится тебе чуть ли не каждую ночь...

Но сны тем и хороши, что нельзя ими управлять, нельзя распорядиться, чтобы кто-то кому-то перестал сниться! Илья тогда посмеялся беззлобно над плачущей Аллочкой, потом облапил ее в знак примирения, а она вырвалась, закрылась в ванной и что-то злое оттуда фыркнула.

«Зря она так, – подумал Баринов. – Я, что ли, виноват, что ей ничего подобное не снится...»

...Утром после той ночи в гостинице «Золотая вошь» мужики замучили его вопросами: что это за эротика снилась подводнику, что он никому не дал спать по пьянке? Только Тигр ни о чем не спрашивал Баринова. Смотрел с пониманием на хозяина. Тигр был первым живым существом, которое Илья увидел утром с похмелья, и сразу вспомнил о том, что остались они с котом без дома. Куда вести жену с сыном – не ясно.

К обеду историю о выселении Баринова из квартиры узнал его первый кэп. Он от души покрыл стоэтажным цветистым матом политотдел эскадры, схватил Баринова за шкирку и буквально ворвался в кабинет начальника политотдела.

От того, что Илья услышал в следующий момент, у него покраснели уши.

– Погуляй, Баринов! – попросил его кэп, и виновник происшествия покинул кабинет со вздохом облегчения.

Целый час весь политотдел ходил на цыпочках, прислушиваясь к шуму в кабинете начальника.

Наконец все стихло. Потом бабахнула тяжелая дверь, красный как рак начпо выскочил в приемную и гаркнул во всю ивановскую:

– Ну и где этот герой дня, мать его за ногу?!

– Баринов! – Это уже звал кэп.

Илья высунул нос из-за угла.

– Не боись, иди ордер получай! Мудозвоны хреновы, крючкотворы сухопутные!

Так лейтенант Илья Александрович Баринов получил ордер на одну комнату в трехкомнатной квартире в новом доме. Первым в новое жилище зашел Тигр – на счастье, чтобы в доме жилось всем...

* * *

Жизнь в том доме у них вроде получилась. Жили не хуже других. Алла была настоящей женой и матерью. Обед могла из топора и горсти крупы сварганить. В доме все было аккуратно разложено по ящичкам да по полочкам. Рубашки у Баринова переглажены, майки-трусы – стопочкой, носки попарно в шарики свернуты и спрятаны в коробку из-под ботинок.

И для ребенка лучшей матери желать было нельзя. Андрюшка накормлен по часам, прививки – как положено, садиться стал вовремя, пошел рано. Когда он первые шаги делал, Алла уже поднимать его боялась – второго ребенка ждала.

И все бы хорошо, только не было между Аллой и Ильей тех отношений, о которых мечтал Баринов, и это немного выбивало его из колеи. И так-то для себя не пожили, он даже разнюхать не успел, что это такое – настоящая интимная жизнь. Мужики говорили: не печалься, мол, потерпи, после родов куда «вкуснее» будет жена. Но не успел он понять нового «вкуса». Как-то все и сначала было не так, как представлялось, а уж потом и вовсе начались проблемы.

И вообще как будто повинность она в постели отбывала – молча, терпеливо. Будто и слов ласковых не знала никогда. А однажды заявила, что «долг супружеский» она выполнила.

– Я тебе детей родила! Я больше ничего не хочу!

– Как это не хочешь? – удивленно спросил Баринов. – Нам лет-то сколько? Да у других знаешь как все это происходит?!

– Не знаю и знать не хочу! Набрался где-то... – отрезала Алла, развернулась и поплыла мимо.

«Может, она права? – подумал тогда Баринов. – Предназначение мужчины и женщины – дать жизнь детям, что мы и сделали». Но это были разговоры в пользу бедных. Молодой мужской организм требовал своего. И в командировках Баринов отрывался по полной программе.

Странно, но Алла, догадываясь, что у Ильи на стороне кто-то есть, совсем не ревновала. Это так задевало его, что ему хотелось даже, чтобы жена узнала о его подвигах. Однажды в запале он выдал ей все, что думает по этому поводу. А в конце добавил, что ему есть с чем сравнить.

Жена выслушала его и холодно сказала:

– Ну вот и сравнивай! Только в семью дерьма не притащи...

Этим было сказано все. Как будто она главное озвучила: «Я не люблю тебя». Впрочем, мог ли он ее осуждать за это, если и сам относился к ней так же? Вот так с тех пор и жили параллельно: семья, родительский долг, дети, обеды и чистое белье – на одной линии и холодок в отношениях, который особенно пробирал к ночи, и изредка костер страстей, у которого грелся Илья Баринов по чужим постелям, – на другой. Две эти параллельные прямые никоим образом не пересекались.

Понятно, что вольности Баринов позволял себе только за пределами Большого Лога, как и положено подводнику. В Росте или в Мурманске, где частенько бывал в командировках. Или в Севастополе, куда порой его заносило на отдых. А в Большом Логе – ни-ни. Да и с кем? Любая женщина в поселке была непременно женой подводника, и подвалить к ней с чем-то, зная, что муж в море, – было все равно что икону в церкви осквернить. Потому что те, к которым можно было подвалить, с Севером быстро расставались. Или сами уматывали в большие города, или мужики их за выкрутасы высылали на хрен. Мучились потом, в запой уходили, но с женами, не выдержавшими испытаний, не жили. А те, которые верность свою доказывали, проживая каждый день за три, были достойны уважения. Еще бы! Одна лестница с сопки на сопку чего стоит! Двести тридцать пять ступенек вверх и сто девяносто восемь – вниз! И при этом в одной руке авоська с картошкой, а в другой – ребенок, которого из садика жена после работы тащит домой.

Такая если и придет глубокой ночью к одинокому соседу, так только затем, чтоб перегоревшую пробку в щитке поменял мужик. Ну, и пока шарахается он где-то под потолком с отверткой, накручивает «жучка» на древнюю, как Греция, пробку, может с ним поболтать мирно, по-семейному, о том, что муж прислал недавно сразу десять писем.

Такое бывало не раз. Письмо же в море не опустишь! Это ж не бутылочная почта, а морская, более того – военно-морская! Письма подводникам их жены и подруги писали на адрес войсковой части. Затем они политотделом соединения доставлялись в Москву и оттуда отправлялись к месту плавания лодки. Поэтому и получали их адресаты раз в два-три месяца. Зато сразу кучкой.