Екатерина Щербакова - Мама! Не читай...

• Название: Мама! Не читай...
• Автор: Екатерина Щербакова
• Жанр: Современная проза

От автора: "Книгу я написала почти за год до кончины матери — известной писательницы Галины Щербаковой и впервые опубликовала в Интернете ещё при её жизни. Насколько мне известно, мама так и не прочитала её. В общем-то, исполнив моё пожелание, вынесенное в название. Для кого же эта книга? Наверное, для когда-то близких мне людей, ставших совсем чужими. А ещё для тех, кто был 'обожжён' нелюбовью и непониманием родителей и воспринимал или до сих пор воспринимает жизнь как мýку, как наказание, часто задумываясь об избавлении от страданий вместе с самой жизнью. И для тех, кто хочет, чтобы их дети были счастливыми, а не 'тянули лямку жизни'. Мамы больше нет. Но у меня её не было уже давно. Поэтому боль от утраты некогда самого дорогого мне человека возникла гораздо раньше её физической кончины, а боль от маминых поступков растянулась на долгие-долгие годы и не утихла до сих пор. Поэтому нет точного дня, про который я могла бы сказать: сегодня я потеряла маму..."

Очень противоречивое и неоднозначное произведение. Это действительно история болезни. Душевной.

---

Интересный получился разговор с Женей, итогом которого стали следующие выводы: отец разлюбил меня, когда я выросла, мать, если и любила, то разлюбила некоторое время назад, брат не любил никогда, бывший муж после большой любви возненавидел, Алиса любит очень даже в меру, чуть-чуть, как умеет. Остался один Женя. Он, что, рад этому? Рад тому, что больше я никому не нужна? Грустно...

Женя прав: задница у меня стала жуткая. То есть он это вроде как шутит, повторяя всё время, что я очень красивая, но я-то вижу и понимаю, что он тоже всё видит и понимает. Конечно, возраст, но ещё и абсолютная гиподинамия. Никакой физкультуры, никакого плавания, вот вам и результат — ужас, ужас, ужас! Пока никак не нахожу сил на элементарную зарядку. Неужели всё? Неужели я больше никогда не вернусь к своей вполне нормальной, подтянутой фигуре? Катастрофа.

Завтра Женя будет звонить врачу. Ну-ну... Это только без меня. Ничего не хочу слышать, ничего не хочу знать. Никаких больниц. В задницу.

...А почему, собственно, глупо подарить человеку, лежащему в больнице, добрую мягкую игрушку? Мне было бы приятно. Но в Жениных глазах я идиотка. Ну и ладно.

Ещё раз прошу, господи, на завтра сил. И на послезавтра. Дурдом: всё время надо выклянчивать элементарных сил на полужизнь. И если бы эти «моления» имели хоть какой-то смысл! Ну что за фигню Женя смотрит по телеку! Так, переключил... Боюсь, опять на дрянь. На боевик дурацкий. Или как он говорит — шпионский детектив. Хрен редьки не слаще. Глупые мужские игры. На уровне футбола. Всё бы ничего, ради бога, но только не надо выдавать это за достойное кино! А он почему-то именно этим и занимается. Ах, Ле Каре! Ах, Гришем! Тошниловка... Хи-хи! Ну, что — нарвался? По-моему, редкостная дрянь. Смотри, смотри... Переключил.

Надо идти спать. И хочется, и колется. Не хочется, чтобы наступило завтра. Не хочется, чтобы было утро. А вот спать уже хочется. Устала я сегодня. От чего?

Любая цена

«Хороший левак укрепляет брак». Этот пошлый совет я впервые услышала из маминых уст. То ли она хотела слыть супер-пупер-демократичной, широковзглядой и передовой... То ли на самом деле натура у неё всегда была такая... как бы это помягче сказать-то, даже не знаю... ну, вот самое интеллигентное, что могу подобрать — шалавистая натура. Ей-богу, до сих пор не знаю, как оно было на самом деле с моим папой, что за душа у этой женщины и как в этой самой душе она относится к нему, что такое для неё любовь и верность... Я великолепно знаю, как она отвечает на подобные вопросы в интервью, но никто, уверена — никто! — понятия не имеет, что же на самом деле она думает и чувствует, какие булыжники лежат у неё за пазухой.

Она не хотела ни слышать, ни знать ничего из того, что творится в моей душе, как складывается моя семейная жизнь... Она чуралась моих попыток поговорить с ней, как будто я пыталась засунуть ей в рот грязную жабу. Она отмахивалась от меня так, будто я хотела поделиться с ней мечтами о битье кнутом грудных младенцев. А я, как дура, и так, и эдак старалась уткнуться родной маме в халатик и по-женски, или даже по-детски, пожалобиться ей, спросить совета, рассказать о своих переживаниях. Я всё ещё пребывала в наивной вере, что мама — это самый родной человек, что она любит меня и всегда готова по крайней мере выслушать и пожалеть. Или пожурить. Поучить жить. Подумать вместе. Ну, сделать хоть что-нибудь. Только не равнодушно отмахиваться от меня, как от назойливой мухи!

Моё упрямство, конечно, было достойно лучшего применения. Меня игнорировали, а я продолжала соваться со своими проблемами то так, то эдак. Однажды я почему-то решила, что можно маме рассказать, как я знакомлюсь в Интернете. Реакция была весёленькой такой.

— Ну, погуляй, дочь, погуляй, попасись, — с сальной улыбочкой откомментировала мама. — Не увлекайся только сильно. Хотя — хороший левак укрепляет брак...

Что ж, тебе видней, мамуля: брак с моим отцом у тебя долгий и крепкий.

Про Женю мать не знала ничего до самого моего к нему переезда. Удивительно, но когда в моей жизни появился он, у меня вдруг отпало желание делиться, советоваться с мамой, а уж тем более спрашивать её мнения. Я вдруг в кои-то веки почувствовала себя взрослой, умной, цельной, красивой, самостоятельной, Личностью, в конце концов! Меня вообще не интересовало ничьё мнение о наших отношениях. Убивало и тормозило только одно: вселенская жалость к не любимому уже давно, оставляемому навсегда мужчине.

И я совершила преступление. Ужасное. Я предала и себя, и Женю, и нашу любовь. Всё то, что потом происходило со мной, все муки и боли, кошмары и умирания я считаю расплатой за это предательство. Оправдания мне нет. Но есть объяснение: я просто подыхала от жалости и хотела любой ценой облегчить мучения и страдания Шуричка.

Любуйтесь, вот она, та самая цена.

Я решила донельзя опорочить себя, возвысив мужа, чтоб он не жалел обо мне, чтобы перестал уважать и любить, чтобы решил, что я — падшая тварь, не достойная его. Хотела стать ему противной...

Регулярно, ежедневно и методично я стала внушать ему:

— Ты же видишь, какая я дрянь: я при тебе искала в Интернете мужика. Самая настоящая б... Ты думаешь, я просто так искала? Я искала богатого, денежного. Меня же не устраивают твои заработки, я ведь жадная, алчная... Да молчи ты, я лучше себя знаю...

— Ты не такая, не такая... — как заведённый бубнил Шуричек. — Я тебя знаю: ты — чудесная, честная, добрая! Господи, только не уходи! Не можешь не уйти — уходи, поживи с ним, только вернись потом, обязательно вернись!

— М-да... Очень возможно, что вернусь... Вот высосу из него «бабла» побольше, попользуюсь и вернусь. Он, кстати, обещал свозить меня в Париж, вот я и съезжу за его счёт, здóрово же, правда?

— И потом, правда, вернёшься?

Я с удивлением посмотрела на мужа. Хоть он и был всю жизнь не большого ума, но тут совсем потерял голову и плохо соображает.

— И потом... вернусь... конечно... Только не сразу, пойми. Нехорошо как-то... сразу. Хотя... Он ведь, возможно, не самый хороший человек...

— Да! — радостно вспыхивал Шуричек. — Разве может честный человек в наше время и в нашей стране честно заработать деньги и быть богатым?

Мысленно я усмехалась глупым и ничтожным мыслям мужа. Во-первых, Женя не был «богат». Он был самостоятелен и вполне состоятелен. А во-вторых, его небольшой бизнес был полностью создан его трудом, абсолютно честен и чист перед законом и людьми. Он никаким образом не был связан ни с бандитами, ни с нефтью, ни с наркотой и прочей мерзостью. Бизнес держался его умом, трудом по 24 часа в сутки и его же собственными, заработанными деньгами, вкладываемыми в дело. Ни одного дня ни он, ни уже потом мы вместе, не жили в страхе перед «разборками», долгами, налоговой полицией и т.п. Никогда ему не нужны были охранники. И почиваем мы спокойно, ибо Женина совесть чиста во всём, и в бизнесе тоже.

Но я не сказала всего этого жалкому, несчастному человечку, который ничего не мог добиться в этой жизни и который плакал в мои ладони, умоляя о пощаде.

— Ну, разумеется, какая уж там честность, — да отсохнет мой язык!!! — Все они одним миром мазаны. А если человек честный, — при этих словах я легонько гладила Шуричка по голове, — так ему ничего и никогда не достаётся. Всё только этим бандитам! Ты — такой хороший, добрый, чистый, чудесный! Зачем тебе такая тварь, как я? Ты достоин лучшего! Ты найдёшь своё счастье, непременно найдёшь. А я уж буду плавать в своей луже грязи, где мне самое место...

Я сделала то, чему нет оправдания, чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах! Нельзя себя порочить, унижать, наговаривать на себя. А уж тем более на кого-то ещё... господи, на любимого человека! Этого делать нельзя в принципе, но ещё и потому, что никогда не знаешь, какой крокодил вдруг вылезет из вроде бы хорошо знакомого индивидуума. И как он, этот гибрид гомо сапиенс и земноводного, воспользуется всей той информацией, которую ты вывалила на него в порыве своей тупой и слепой жалости. «Жалость унижает человека». С этими словами персонажа классика часто спорят умники. А я так полностью согласна. С добавлением: и унижает, и убивает, и губит, и ломает. Причём, жалеющего...

А уж предательство любви вообще последнее дело. Женя меня давно простил, но сама я себя — нет. И, видимо, не прощу никогда...

Шуричек, шмыгая носом, плача и отрицательно мотая головой, всё же запомнил мои слова, усвоил их хорошенько и потом, как попка, повторил их моей мамочке. Именно тогда, когда она пригревала и утешала его по моей же просьбе. Я ведь тогда мно-о-ого глупостей понаделала...

Не буду клеветать на мужчинку, вполне допускаю, что поначалу он рассказывал обо всём этом без всякой задней мысли, просто хотел поплакаться в жилетку и по-детски поябедничать на потерянную жену. Но вот его бывшая свекровь, со своими противоестественными реакциями, парадоксальным образом (от своего большого ума, что ли?) приняла всё за чистую монету и возненавидела... мою любовь. Представляю себе, как она надела на себя маску католической монахини, хранящей верность Христу и ненавидящей любые людские чувства и страсти. Создалось впечатление, что пожилую женщину обуяла дикая зависть к вспыхнувшей рядом любви — настоящей, нежной, страстной, но не её, чёрт возьми.