Владимир Возовиков - Особое задание

• Название: Особое задание
• Автор: Владимир Возовиков
• Издательство: «Советская Россия»
• Жанр: О войне
• Год: 1989

В новую книгу писателя В. Возовикова и военного журналиста В. Крохмалюка вошли повести и рассказы о современной армии, о становлении воинов различных национальностей, их ратной доблести, верности воинскому долгу, славным боевым традициям армии и народа, риску и смелости, рождающих подвиг в дни войны и дни мира.

Среди героев произведений — верные друзья и добрые наставники нынешних защитников Родины — ветераны Великой Отечественной войны артиллерист Михаил Борисов, офицер связи, выполняющий особое задание командования, Геннадий Овчаренко и другие.

---

Комсоргу артиллерийского дивизиона сержанту Борисову едва исполнилось девятнадцать, а воевал он уже два года. В дни Курской битвы ему всё время вспоминалось трагическое лето сорок второго года в донской степи. Вцепившись в высокий берег реки, под свирепыми бомбежками, из последних сил отбивали они танковые атаки врага. И случалось, в бессонные ночи, в изматывающих бросках с одного конца плацдарма в другой — навстречу новому бою, шатаясь от смертной усталости, он шел, бережно неся панораму от разбитой сорокапятки, — верил, что ещё приладит этот дорогой прибор к новому орудию и поквитается с кровавым врагом за погибших товарищей, за всё горе и всю боль родной земли… Теперь у них в дивизионе не маломощные сорокапятки — новые семидесятишестимиллиметровые противотанковые пушки, о которых минувшим летом, будучи артиллерийским наводчиком, Борисов так мечтал…

И вот снова лето, снова враг наступает. И танки у него теперь много мощнее тех, с которыми приходилось иметь дело год назад…

Сержант Борисов, товарищи его думали об одном: чтобы их позиция стала последним рубежом, до которого дополз враг…

В летних густых сумерках Борисов шел из штаба дивизиона на третью батарею — накануне вероятного боя надо было хотя бы накоротке провести собрания комсомольцев. Прислушиваясь к далекому громыханию, он старался задавить в душе тревогу, но она росла. Борисов достаточно хорошо знал врага, и в одном он не сомневался: предстоящий бой будет предельно жестоким. Как поведут себя молодые бойцы, не дрогнут ли душевно в столкновении с «тиграми» и «пантерами», о которых тогда много говорилось на фронте? Массовое появление новых фашистских танков в битве на Курской дуге вовсе не явилось для наших воинов ошеломляющей неожиданностью, как рассчитывал враг. Ещё зимой сорок третьего, при попытке деблокировать окруженную в Сталинграде группировку фашистских войск генерал-фельдмаршал Манштейн применял «тигры», но, как известно, они ему не помогли. Несколько позже, на Южном фронте, советские бойцы буквально из-под носа у гитлеровцев утащили «тигр», присланный на фронт для боевых испытаний и застрявший в степи. Так что наши воины хорошо знали уязвимые места вражеской техники, отрабатывали способы борьбы с нею. Но и другое знали: новые вражеские танки оснащены не только повышенной броневой защитой — на них установлены мощные дальнобойные пушки и самая совершенная для того времени оптика, позволяющая точно поражать цели даже на предельных дистанциях. Враг был исключительно силён и опасен; чтобы его остановить, необходимы предельное мужество, полная самоотдача в бою и, конечно же, вера в себя, в свое оружие, уверенность в товарище, который не дрогнет, выстоит на своем месте до конца, а при нужде придет на помощь, выручит из беды.

…В темном капонире под маскировочной сетью вспыхнул огонек самокрутки, комсорг замедлил шаг, намереваясь по-своему пропесочить неосторожного артиллериста, и вдруг остановился, пораженный забытым видением, которое с невероятной отчетливостью всплыло перед глазами. Может быть, это запах вскопанного чернозема, особенно сильный ночью, напомнил такую же темную и теплую июльскую ночь в родной лесостепи… Отец тогда остался у рыбацкого костра над протокой за починкой сети, а он, двенадцатилетний подросток Мишка Борисов, с увесистой холщовой сумкой, в которой ещё трепыхались холодные красноперые окуни и язи, побежал домой через ночное поле. На середине пути в сумраке забелели стволы сухих берез на краю диковатого степного колка, и мальчишку словно толкнули в грудь: в глубине зарослей кто-то внезапно зажег два странных зелено-фиолетовых огня. Филин?.. Лиса?.. Два первых огонька ещё не погасли, когда ближе вспыхнула вторая пара глаз, а чуть в стороне — третья. Из-за деревьев за ним настороженно следило волчье семейство — это он сообразил сразу, потому что лисы не ходят стаями на охоту и ещё потому, что отец недавно показывал ему следы волков недалеко от того места…

Трудно назвать страхом то, что в первый миг пережил двенадцатилетний подросток, — жуткое, темное, неодолимое желание бросить сумку с рыбой и бежать, бежать… Но юный сибиряк много раз слышал, что от волков бежать нельзя. И в следующий миг над его страхом поднялась злая, недетская решимость, а с нею — необъяснимое упрямство, может быть, ещё неосознанная гордость. Бежать как трусу?.. Да лучше умереть на этом месте!..

Ещё не отдавая себе отчета, не чуя земли — будто по досточке над бездонным провалом, — он двинулся вперед, через колок, стараясь лишь не потерять в темноте тропинку. Он шел, насвистывая какую-то лихую песенку, и даже не заметил, когда и куда скрылись зелено-фиолетовые огоньки волчьих глаз. Он ни разу не оглянулся, и до самого дома чудился ему за спиной вкрадчивый шорох звериных лап. Однако, отдав матери рыбу, наскоро проглотив ужин и захватив еду для отца, не мешкая, побежал обратно, хотя отец ждал его утром. То же непонятное гордое упрямство — доказать себе, что не боится никаких волков, — погнало его в ночь. Снова чудились в черном поле и березовых зарослях алчно горящие глаза голодных зверей, но он убеждался, что теперь их рисует страх — тот самый противный и ненавистный страх, который он, Мишка Борисов, старался растоптать в себе раз и навсегда. Лишь дня через два рассказал отцу о ночном происшествии. Тот, выслушав, пристально посмотрел, спокойно сказал: «Ну и правильно, сынок, что не побоялся серых. Мы ж люди, а человеку бегать от зверья — грешно и стыдно. — Озорно усмехнувшись, добавил: — А волки, между прочим, за людьми не охотятся. Чего бы про них ни рассказывали — не верь. — Снова построжав, ткнул в газету, где сообщалось о жестоких расправах германских фашистов над коммунистами и демократами, о концентрационных лагерях в гитлеровской Германии, в которых томились десятки тысяч людей: — Вот эти двуногие твари, фашисты, — они-то как раз и охотятся на человека. Глядишь, нам ещё придется иметь с ними дело — и то будет дело страшное. А волк что — дикая собака…»

Знал бы отец, сколь пророческими окажутся его слова!..

И вот в ночь перед новой встречей с железным фашистским зверьём короткое воспоминание о том, как ещё мальчишкой сумел перешагнуть собственный страх, отодвинуло душевную тревогу.

Собрание в третьей батарее было недолгим. Постановили: «В бою драться насмерть. Погибнуть, но без приказа позицию не оставлять». Когда проголосовали за решение, кто-то попросил:

— Миша, прочти нам стихи напоследок.

Борисов знал, что бойцы любят его чтение, но время ли для стихов?.. Оглядев знакомые лица, комсорг встал. Он читал «Бородино». Может быть, оттого, что близко гремела жесточайшая битва, знакомые лермонтовские строчки словно взрывались в душе, зажигая необычайным волнением, и волнение его передавалось слушателям. Когда он с силой произнес: «…Уж мы пойдем ломить стеною, уж постоим мы головою за родину свою!» — увидел, как заблестели широко открытые темные глаза молодого наводчика Ахтама Ходжаева, сжались в камни лежащие на коленях руки другого наводчика — Георгия Сидорова, как подались вперед все бойцы. Словно встали рядом герои бородинских редутов, а с ними — те, кого сержант Борисов и товарищи его потеряли на военных дорогах, встали с одним вопросом: «Ну как вы тут, братья?..» В такие минуты бойцы отчетливо понимают: то, что им выпало, не сделает никто другой.

Потом комсорг проводил собрания в других батареях, заканчивая каждое лермонтовским стихотворением, и всякий раз видел, как товарищи благодарны ему. Через сто с лишним лет после того, как были написаны простые и проникновенные слова поэта-воина о солдатской готовности умереть за Родину, о солдатской чести, гордости и верности долгу до последнего вздоха сохраняли необычайную силу воздействия на людские сердца в час грозного испытания. Не тогда ли Михаил Борисов дал себе слово: если вернется с войны, непременно напишет стихи о том, как дрались за Советскую Родину, как умирали и побеждали его друзья…

Угрюмое утро застало их среди просторного поля, тогда-то и прокатилась по колонне резкая, как выстрел, команда:

— Танки с фронта!.. К бою!

На полном ходу тормозили машины, бойцы бросались к пушкам, выхватывали из кузовов снарядные ящики. От расчета к расчету вполголоса неслось: «Тигры»… Из степи, задернутой то ли туманом, то ли оседающим чадом и пылью, наползал характерный скрежет танковых траков. Терпко пахло землей, горелым порохом и бензином… Командир третьей батареи старший лейтенант Павел Ажиппо, пробегая мимо Борисова, окликнул:

— С нами, комсорг?

— С вами, товарищ старший лейтенант.

— Спасибо, комсорг. Помоги Красноносову.

Борисов и сам понимал, что место его в огневом взводе старшего лейтенанта Красноносова, потому что там много необстрелянных бойцов, а позиция взвода — ключевая в батарее. Он стал в расчет рядом с наводчиком — помогал развернуть пушку, сложить боеприпасы. Сейчас всего нужнее были его опытные руки, к тому же пример спокойной работы в боевой обстановке действует на молодежь неотразимо — это он проверил на себе.