Фумико Энти - ЦИТАДЕЛЬ

• Название: ЦИТАДЕЛЬ
• Автор: Фумико Энти
• Издательство: Гиперион
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89332-144-9

Роман «Цитадель» ошеломляет своей профессиональной исторической точностью, почти жестокой эротикой, страстным феминизмом, классической изысканностью слога и совершенно не японской откровенностью. Его автор — классик XX в. Фумико Энти (1905–1986) с фотографической точностью воссоздаст Японию начала переломной, богатой страстями эпохи Мэйдзи. История семьи влиятельного чиновника, упрямо живущего по старому феодальному укладу, несмотря на происходящие в стране революционные преобразования, воспринимается не как банальный любовный роман, а как поразительной яркости и драматизма глубокое психологическое исследование. Повествование похоже па водоворот, бурлящий подзеркальной гладью воды. Неистовые, почти безумные нотки звучат словно под сурдинку, порок исполнен очарования, а очарование способно вызвать омерзение. Галерея красавиц, словно сошедших со средневековых гравюр, поражает воображение. Но главное достоинство романа — это запредельная честность, с которой Фумико Энти открывает читателю самые потаённые уголки женской души…

---

Каждый день ей нужно общаться, словно бы ничего не случилось, с женщиной, что однажды отнимет у Томо всё. Разве это справедливо? Как почитать распутного супруга, для которого её многолетнее истовое служение, самопожертвование и обжигающая любовь — всего лишь надёжность вышколенной служанки? Нет, такой муж не достоин любви, и брак с ним — уродливый фарс… Собственно говоря, у неё уже отняли всё — мужа, которому она верно служила, дом, о котором она неусыпно пеклась… Томо стояла среди пепелища, отчаянно пытаясь понять, что же ей делать. Если она упадёт, ей уже не подняться. Тройное парадное кимоно с фамильным гербом, угодливость слуг ничего не изменят. Они не вернут ей уверенности в себе. О, если бы можно было вернуться назад, в те времена, когда она доверяла супругу, несмотря на его многочисленные измены… Увы! Бурный поток неумолимо нёс её в смутную даль, и она лишь с тоскою взирала на проплывавшие мимо недосягаемые берега…

В результате Томо, пересилив себя, с удвоенным рвением взялась за дом — и за себя. Она возвела аккуратность в культ, не позволяя и волоску выбиться из причёски. Она не померкла в сиянии ослепительной Суги. По мере того как хорошела и расцветала её конкурентка, прямая спина Томо обретала столь горделивую силу, что изумлялись даже видавшие виды слуги. Томо молчала, но в этом молчании крылось нечто такое, что было сильнее лжи и обмана и страшнее, чем гнев самого Юкитомо.

Однажды Томо получила письмо от матери, начертанное корявыми иероглифами. Томо ничего не сообщала родным о нововведениях в доме, но, видно, кто-то, знакомый с семьёй Сиракава, приехав на Кюсю, открыл матери правду. Мать пришла в ужас, представив, как её дочь живёт под одной крышей с молоденькой наложницей, и написала Томо.

Никто в семье не достиг столь высокого положения в свете, как Сиракава, а потому Томо должна благодарить богов за удачу, писала она. Такие влиятельные господа и прежде нередко брали в свой дом наложниц. Но старой жене следует ещё больше заботиться о собственной внешности и не опускаться, дабы не потерять мужа…

Да, у Томо двое детей — Митимаса и Эцуко, и Томо вряд ли совершит опрометчивый поступок… Однако мать всё равно беспокоилась: ревность жены не должна вредить детям! Иероглифы были кривые, неровные, линии прерывались и бумагу усеивали кляксы, однако строки дышали искренней тревогой. Мать старательно пыталась донести до Томо свои мысли. Читая, Томо словно воочию слышала голос, уговаривавший её, как ребёнка, и невольно расплакалась, словно девочка. Эти сладкие слёзы на миг возродили тупую боль в сердце, которую она постаралась забыть. Но если чувства угасли, к чему тогда подобные наставления? Сколько раз в своей жизни она слышала о покорности господину? Нет, Томо давно отринула этот кодекс. Ей пришлось сделать это. Так что интерес в ней вызвали лишь последние строки письма: «В этом бренном мире, полном адских горестей и страданий, невежество вынуждает человека совершать грехи — один за другим… А посему доверься воле милосердного Будды Амиды[41], денно и нощно поминай его имя и предоставь ему судьбу свою. Как бы мне хотелось, пока я жива, встретиться с тобой и поговорить об этом… Я так надеюсь, что господин Юкитомо когда-нибудь дозволит тебе навестить отчий дом».

Читая эти строки, Томо вдруг отчётливо вспомнила полузабытую картину детства — мать кладёт земные поклоны у домашнего алтаря каждое утро, и повторяет: «Наму Амида Буцу! Наму Амида Буцу![42]» Маленькая Томо цепляется за её подол и заглядывает в лицо. Материнские губы безостановочно, механически шевелятся. И три слова сливаются в одно целое — «намуамидабуцу!» Маленькая Томо пытается подражать…

Сколько же лет она не произносила «Наму Амида Буцу»? Все эти сказки про Будду Амиду — для маленьких детей! Совет матери «доверить Будде Амиде свою судьбу» только разозлил Томо. Что она может доверить ему и как?! Если бы боги и в самом деле наблюдали за миром людей, неужто бы допустили такое? Неужто не даровали бы Томо достойной жизни — за то, что она так старалась, так трудилась, не покладая рук?.. Тем не менее Томо твёрдо решила исполнить желание матери — навестить её, как представится случай. Она должна услышать последнюю волю матери — лично от неё услышать то, что та не смогла доверить бумаге.

Весной следующего года губернатора Кавасиму назначили обер-полицмейстером Токио, и Юкитомо Сиракава с семьёй последовал за ним в столицу. После соответствующей церемонии семья Сиракава разместилась в резиденции полицейского департамента района Сото-Канда. В связи с переходом Эцуко в другую школу, Томо выдали книгу посемейной регистрации. Машинально перелистывая тоненькие странички, она вдруг невольно ахнула. Сразу же после имени Эцуко стояла строка: «Суга, приёмная дочь Юкимото Сиракавы и его жены Томо Сиракава».

Глава 3 ПРЕКРАСНАЯ СЛУЖАНКА

Стоял прекрасный, немного прохладный, но яркий солнечный день сезона цветения хризантем.

Кин Кусуми поспешно вошла в ворота префектуральной полицейской управы, держа в руках коробочку с красиво упакованным фигурным печеньем. Она купила её в подарок в квартале Каминаримон при посещении храма богини Каннон. Собственно говоря, Кин направлялась в резиденцию Юкимото Сиракавы, размещавшуюся на территории управы. Это был просто визит вежливости, других формальных причин для посещения Сиракавы у неё не было, так что Кин немного нервничала. Удастся ли осуществить задуманное?..

Здание нового особняка Сиракавы, возведённое в прошлом году, было таким большим и помпезным, что вызывало в городе толки. Поговаривали, что оно уступает в роскоши разве что особняку самого обер-полицмейстера Токио — Кавасимы. За аллеей была большая площадка, куда обычно подкатывали кареты, посредине росла изысканно подстриженная сосна, а за сосной просматривался вход в просторный вестибюль, около которого сейчас как раз стояла наготове пара рикш. На колясках красовались золотые фамильные гербы. Рикши явно поджидали важных персон. В такой час самого хозяина дома быть не должно… Ну а если это госпожа Сиракава, то Кин фантастически повезло!

Вообще-то многолетняя дружба предполагала более тёплые отношения, однако при общении с Томо Кин по-прежнему чувствовала себя стеснённо — она прямо вся цепенела. Сегодня она шла в дом Сиракава с тайной весточкой от матери Суги, которую при её посредничестве продали в дом Сиракавы несколько лет назад. При мысли, что сейчас она увидит Томо, одиноко сидящую в гостиной, Кин напряглась ещё сильнее.

Навстречу гостье в прихожую вышла незнакомая красивая девушка с высокой причёской «такасимада». Она склонилась перед Кин в такой чопорно-церемонной манере, что у Кин отчего-то забилось сердце, и она попросила вызвать к ней Сэки, с которой была на дружеской ноге.

— Госпожа Сиракава с дочерью с минуты на минуту изволят отбыть на благотворительный базар, у них сейчас как раз портниха из Европы — помогает одеться к выходу, — сообщила Сэки. — Не угодно ли полюбоваться, Кусуми-сан?

Кин всегда была падка до всего необычного, и её разобрало любопытство. Она с готовностью последовала за Сэки по длинному коридору с натёртыми до зеркального блеска полами.

— У вас что, новенькая служанка? Такая изысканная красотка…

— Да, с позапрошлого месяца… — Сэки бросила на Кин многозначительный взгляд. — Дело в том, что она похожа на актёра театра Кабуки Эйдзабуро, исполняющего женские роли. Ну просто как две капли воды!

Кин машинально кивнула, отметив, что мать Суги волновалась не зря: новость дошла до её ушей едва ли не прежде всех.

— Сколько ей лет? Откуда родом? — поинтересовалась Кин с деланным безразличием, но голос её прозвучал так пронзительно резко, что ей самой стало неловко. Подобное любопытство не пристало женщине в её возрасте… От смущения по лицу Кин пошли красные пятна.

— Вроде, шестнадцать… На два года моложе Суги-сан. Но она очень высокая. Поэтому разница не видна. Говорят, её отец служил князю Тода… Вообще-то, по мне она чересчур нос задирает. Гордячка.

— О-о-о… И она… она ещё… не стала?.. — глаза у Кин округлялись всё больше с каждым словом. Сэки всякий раз утвердительно кивала.

Внезапно служанка стиснула хрупкие плечи Кин и, жарко дыша, прошептала ей в самое ухо:

— Ещё нет… пока… Но рано или поздно…

Кин охнула.

— А госпожа, госпожа знает об этом?

— Скорее всего… Слышите? Она хлопнула в ладоши. Кажется, меня зовёт!..

Словно судорога пробежала по телу Сэки, и она рысью помчалась по коридору на зов хозяйки.

На пороге комнаты стояла Томо в европейском платье бежевого цвета, изукрашенном тончайшей вышивкой. Пышные складки юбки, укреплённые китовым усом, веером расходились от талии. Её несовременное лицо с гладкой, слегка желтоватой кожей и тяжёлыми, набухшими веками странно противоречило стягивавшему шею высокому воротничку. Рот был слегка великоват, губы плотно сжаты. Кин вдруг подумалось, что Томо похожа на китаянку. Взгляд Томо не отрывался от дочери, стоявшей перед большим, во весь рост зеркалом в резной раме. Вокруг Эцуко вертелась англичанка-портниха, застёгивая на ней платье. Кин вошла и опустилась на колени рядом с Сугой, восхищённо следившей за процессом одевания.