Георгий Баевский - «Сталинские соколы» против асов Люфтваффе

• Название: «Сталинские соколы» против асов Люфтваффе
• Автор: Георгий Баевский
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», 2009; ООО «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-33201-4

В годы Великой Отечественной Герой Советского Союза Г.А. Баевский воевал в прославленном 5-м гиап (самый результативный истребительный авиаполк советских ВВС), участвовал в Курской битве и сражении за Днепр, Львовско-Сандомирской, Висло-Одерской и Берлинской операциях, дважды был тяжело ранен, лично сбил 19 самолетов противника, участвовал в Параде Победы.

Эта книга — захватывающий рассказ о боевой работе советских истребителей, о воздушных боях и штурмовках вражеских аэродромов, прикрытии ударной авиации и «свободной охоте». Особый интерес представляет мнение автора о боевой подготовке асов Люфтваффе и достоверности их боевых счетов.

---

В одной из комнат стояло пианино, на стене — портреты Бетховена и Вагнера. На пианино играла мама. Пытались учить и меня, но желания заниматься музыкой у меня так и не появилось.

Спокойная, величественная красота подмосковного леса, тихая речка Битца с плотиной и водокачкой навсегда остались в памяти. Летом мы ловили в реке пескарей и карасей, зимой расчищали лед от снега и катались на коньках.

С одной стороны нашего дома находился детский профилакторий, с другой — дача, которая принадлежала некоему Лемкулю, богатому англичанину. Он с семьей уехал во время революции, оставив в округе слухи о зарытом на его участке кладе. Уже перед самой войной в поселок приезжала одна из женщин из их семьи, что-то копали, но якобы ничего не нашли. После того как она уехала, там все изрыли уже наши доморощенные кладоискатели.

На память от деда у меня остались некоторые книги и картина Ю.Козлова, на которой с незаурядным мастерством изображена избушка, занесенная снегом. Ее перерисовывали уже мои дети.

…Безмятежная пора продолжалась недолго, и в 1929 году я поступил в первый класс 49-й (переименованной затем в 275-ю) школы города Москвы. Жили мы в центре, на Лубянке, около польского костела. Занимали две большие комнаты в коммунальной шестикомнатной квартире.

Шумной и многолюдной казалась тогда Москва: звонки трамвая «А» («аннушки»), гудки красных автобусов английской фирмы «Лейланд». Сретенский бульвар, где часто появлялись цыгане с медведем, Сухарева башня и рынок с его постоянной толкучкой — это был особый мир. И вместе с этим «Князь Игорь» — в Большом, «Синяя птица» — в Художественном театре и, конечно, Третьяковка. Особенное впечатление произвели «Боярыня Морозова» Сурикова, «Иван Грозный и сын его Иван» Репина, «Апофеоз войны» Верещагина… Для театров и музеев, несмотря на свою занятость, родители всегда находили время. Отец много работал, домой приходил поздно. Уже в то время запомнилось его увлечение музыкой, особенно классической, — Чайковский, Бородин, Бетховен… Это увлечение осталось у него с юношеских лет, когда он совмещал занятия на аттестат зрелости с музыкальным образованием.

В Берлине 1930–1934

В начале 1930 года отец был направлен в длительную командировку в Германию. В Берлин поехали всей семьей: отец, мать и мы с младшим братом Владимиром.

В те годы о работе отца мы знали только одно: он — сотрудник советского посольства в Берлине, а с 1934 года — в Стокгольме. Несколько лет назад мне попал в руки третий том книги «Очерки истории российской внешней разведки» («Международные отношения», 1992), где на стр. 334–335 говорится о том, как решался вопрос о дальнейшей работе некоего К., который выполнял задания не только берлинской резидентуры, но и Центра. С интересом прочитал я строки: «…Центр решил иначе и дал команду в Берлин: передать К. на связь резиденту в Стокгольме Баевскому, который раньше работал с К. в Берлине». Связь была установлена, и «…так продолжалось до июля 1937 года, когда Баевский выехал из Стокгольма в Москву и связь с К. прекратилась вообще».

Но это своеобразное официальное подтверждение характера работы отца я узнал через многие десятки лет…

Совсем недавно в газете «Новости разведки и контрразведки» (№ 3–4, 2001 г.) была опубликована статья О. Капчинского о работе моего отца. Из нее я узнал новые для себя факты, в том числе то, что отец работал в контрразведывательном отделе, которым руководил известный чекист А. Артузов, впоследствии репрессированный. Еще в 1932 г. A.A. Баевский за работу в Германии был награжден Грамотой ОГПУ и именным оружием.

Жизнь в Германии периода Веймарской республики была поначалу сравнительно спокойной. Много нового, необычного пробуждало у нас живейший интерес. Уже в первые дни отец показал нам берлинское метро U-Bahn, на котором, казалось, можно было проехать в любую точку этого большого и пока совершенно неизвестного нам города. Побывали мы и в историческом центре у Бранденбургских ворот, и на главной улице Унтер-ден-Линден, где находилось наше полпредство (посольство), и у рейхстага. У одного из массивных домов всегда было небольшое скопление народа — смена караула. Новый часовой в металлической каске замирал с широко расставленными ногами по прусской стойке «смирно», держа карабин двумя руками перед собой. Обращало на себя внимание большое количество народа на улицах, все куда-то спешили, множество автомашин, движущихся с большой скоростью, и шуцманы (шупо) — полицейские на перекрестках. Поднятый жезл шупо был строгим законом для каждого пешехода и водителя. Чистота и порядок, подчеркнутое уважение к немногим еще военным (отец подчеркивал: к тем, кто проиграл Первую мировую войну). Подчеркивалось внимание вообще к мундиру, форме. Хорошо подметил этот наш поэт С.Я. Маршак в стишке о берлинском почтальоне:

«…на куртке пуговицы в ряд, как электричество горят,
И выглажены брюки по правилам науки.
Кругом прохожие спешат, машины шинами шуршат,
Бензина не жалея, по каменным аллеям».

К первым впечатлениям следует также отнести и посещение самого большого тогда в Европе зоопарка — Tiergarten, и огромного берлинского универмага Kaufhaus des Westens, или, сокращенно, Ка De We, где, казалось, есть все, что существует на свете. Кстати, у персонала в зоопарке и в Ка De We тоже была своя форма. Запомнилось и такое: как-то зашли в кафе, располагавшееся почему-то… на барже, где в широко раскрытой, огромной пасти кита или кашалота разместился и играл музыкальный ансамбль из трех или четырех человек.

В один из первых дней на улице нам повстречался один русский, который, казалось, рад был встретить соотечественников, поговорить о том, как ему удалось уехать из России. Он был очень удивлен, когда отец сказал, что мы только что приехали из новой советской России, и разговор не получился…

Однажды мама сказала нам с братом, что рядом с аэродромом, недалеко от нашего дома, начал представление цирк-шапито, тогда я впервые услышал это слово. Мы, конечно, пошли туда. В числе других номеров большое впечатление производило выступление казаков. На лошадях, с шашками и в полной казачьей форме, они лихо показывали джигитовку, вызывая восторг публики. Это были дети эмигрантов из России, но в душе мы все-таки гордились успехом русских…

Зима в Германии, конечно, слабее русской, без наших морозов. На лето мы выехали за город, в местечко Биркенвердер под Берлином, жили у хозяйки фрау Ренш, у которой был внук Герберт двенадцати лет. С ним мы ездили на велосипедах, ловили рыбу, а главное, мы с братом постигали немецкий язык. Отец много работал в полпредстве, домой, как и в Москве, приходил поздно, за город к нам не приезжал. Нашим воспитанием в основном занималась мать.

По возвращении в Берлин я стал посещать школу для детей советских сотрудников полпредства, торгпредства и некоторых других наших организаций. В школе очень большое внимание уделялось изучению немецкого языка. Однако наибольшего успеха в овладении языком мы получили от общения с немецкими ребятами по месту жительства. Позднее знанием немецкого мне приходилось не раз пользоваться. Жили мы вблизи аэродрома Темпельхоф и часто наблюдали полеты самолетов, большей частью спортивных, выписывающих замысловатые фигуры в воздухе, рекламируя товары разных фирм.

Мы с братом принимали активное участие в ежедневных футбольных баталиях прямо на мостовой нашей тихой улицы с немецкими ребятами, в гонках на велосипедах и, конечно, в обсуждении полетов. Последнее имело особое значение, об этом следует сказать отдельно. Сегодня, вспоминая прошлое, еще и еще раз переосмысливая пережитое, приходишь к выводу, что многое в молодые годы усваивается быстрее и прочнее, а нередко и на всю жизнь. Наверное, неуемная тяга к самолетам, авиации зародилась у меня в те годы. Способствовало этому распространенное в то время, в первую очередь среди молодежи, собирание цветных открыток, карточек с изображением самолетов, автомашин, кораблей разных стран и фирм с кратким описанием их данных. Эти карточки вкладывались в папиросные коробки тех или иных марок, что резко увеличивало их спрос среди курильщиков. Для собирания этих открыток в табачных лавочках продавались специальные альбомы, в которых для каждой карточки было свое место. И неслучайно увлечение авиацией в Германии стало массовым. Среди ребят постарше (14–15 лет) уже встречались окончившие планерные спортклубы, очень этим гордившиеся парни, старавшиеся показать свое «я», прихвастнуть знанием самолетов, личным знакомством с известным пилотом. Многие мечтали стать боевыми летчиками.

По воскресным дням мы с братом, как и все дети, посещали кинотеатр, где на специальном сеансе для ребят демонстрировались картины — боевики, часто о военных действиях германских подводных лодок и авиации в Первой мировой войне. Надо было видеть бурную реакцию на происходящее на экране, когда всякий успех героя картины неизменно сопровождался восторженным ревом всего зала, а его промахи или успехи другой стороны — топотом ног и свистом.