Нэнси Коллинз - Ночью в темных очках

• Название: Ночью в темных очках
• Автор: Нэнси Коллинз
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011169-Х

Ночами на улицы города выходят ОНИ. Ночные охотники. Хищники, не знающие жалости. Вампиры... Кто из нас – следующая жертва? Ночами на улицы города выходит ОНА. Убийца убийц. Ночная охотница на ночных охотников. Проклятая, чья единственная цель и суть бытия – УБИВАТЬ. Убивать убивших ее. Мстить тем, кто отнял у нее жизнь и дал ей взамен – вечный голод, вечную жажду крови. Нет лучшей охотницы на вампиров, чем вампир. Кто из хищников – следующая жертва?..

---

Тело дернулось, но Брока это не удивило. За много лет, пока он раздевал и зашивал мертвецов, он много видел дергающихся трупов. Иногда они шевелились, как марионетки в неумелых руках. Один однажды даже сел. Это просто задержанная реакция мускулов, как у мертвой лягушки на удары током в школьном кабинете биологии.

Холодная рука покойницы охватила его правое запястье. У Брока перед глазами поплыли темные круги, как если посмотреть на лампу и отвернуться. Он тупо глядел, как резко дернулся живот трупа. Раз. Другой. Почему-то Брок увидел, как сидит в своем старом «шевроле» и ругает не заводящийся мотор. Покойница кашлянула и выбросила полные легкие черной крови. Брок почувствовал, что бутерброд в животе борется за свободу.

Он попытался выдернуть руку, но труп не отпускал. И тогда он заорал, и вопль многократным эхом стал отдаваться в ушах. Покойница бросила его руку, чтобы сесть, и Моу Брок пулей вылетел из качающихся дверей морга.

* * *

Соня Блу села на прозекторском столе, осторожно переплетя руки на животе. Непонятно, что сделал с ней серафим, но это помогло. Хотя и не слишком быстро. Она передернулась при мысли, что могла бы прийти в сознание с электрической пилой в мозгу.

Чудесное воскрешение там или что, а чувствовала она себя более чем хреново. Голова была полна горящей воды полночного цвета. Когда она сползла со стола, ее снова потрясла судорога. Пол под ногами наклонился.

Нет! Не здесь! Не сейчас! Тут через минуту будут люди.

На глаза попался сложенный пиджак, и Соня застонала, увидев дыры от пуль. Черт, если бы хоть изоленту найти...

Она вышла, шатаясь, из морга, и пошла по коридору в погрузочную, откуда похоронщики забирали дорогих усопших. К счастью, в этом именно морге она уже бывала и потому знала расположение помещений, так что сбежать было просто.

Она едва осознавала страшную боль в животе, но это уже было не важно. А важна была только злость. Она питалась этой болью, создавая ненависть, хрустальную в своей чистоте. Ярость распускалась экзотическим ночным цветком. И ненависть давала силу.

Она слышала пение сирен ненависти, звавших отпустить вожжи и отдаться ее едким объятиям. Раньше она бы сразу испугалась, взволнованная порожденными этой ненавистью видениями. Она бы полностью потеряла контроль, а потом, когда ненависть утолилась бы, обвинила Другую в зверских поступках. Сейчас, впервые с тех пор, как ее переделали по образу сэра Моргана, она не стала отказывать себе в удовольствии самой насладиться яростью.

Она приняла ненависть, как часть себя самой, естественную, как дыхание или мочеиспускание. Ощутила силу, рождаемую гневом, ласкающую змеиными языками и электрическими искрами. Глянув на свои руки, она увидела, что они покрыты коркой черно-красной слизи.

Соня шла по ночным улицам, невидимая, но ощутимая. Ее путь был отмечен ударной волной, захватившей окружающих, как кильватерная волна линкора подхватывает гребные лодочки.

Мать дала ребенку пощечину, а когда он заплакал, дала еще одну, посильнее.

Мальчик ущипнул грудную сестренку так, что на беззащитной коже остался синяк.

Усталая домохозяйка глянула на стойку с кухонными ножами, потом на мужа, развалившегося перед бормочущим телевизором.

Тощий молодой человек в роговых очках и стриженный так коротко, что через щетину просвечивала кожа, отодвинул на окне шторы и подошел к шкафу, где за одеждой были спрятаны две винтовки, пять пистолетов и пятьсот патронов.

Двое любовников, сцепившись в объятиях среди сбившихся в кучу простыней, вдруг начали ссориться.

Домашний пес завыл, прижал уши и цапнул хозяина за руку до крови.

Соня Блу ощущала свою работу, как не может ни один человек. Она была по-своему вместе с каждым, кто реагировал на ее стимул.

На каждом ее шагу происходили десятки вспышек. Некоторые разражались сварливыми тирадами, другие были куда более грубы. Но не она создавала злобу и недовольство у этих случайных незнакомцев; она лишь давала им вырваться наружу. Панглосс был прав: в каждом разуме, которого она касалась, были семена саморазрушения. Люди жаждут истребления, своего или врагов – безразлично. С каждым таким взрывом Соня становилась сильнее, и чужую ярость она включала в свою.

Каким-то уголком души она сопротивлялась этому небрежному посеву раздора, пыталась заставить себя услышать что-нибудь еще, кроме поющей в жилах жажды крови. Она шла по городу, запуская тысячи семейных свар, пьяных драк, закулисных ссор, изнасилований. Она слышала полицейские сирены и прерывистый вой «скорой» в ответ на эпидемию огнестрельных и ножевых ран. И хорошо. Это даст ей нужное прикрытие. Она автоматически увернулась от полицейской машины, вынырнувшей из-за угла с мигающими фарами и включенной сиреной.

Соня захохотала, и ей показалось, что небо вздрогнуло.

* * *

– Клод! Клод? Клод?

Имя, хотя искаженное гулким эхом, казалось знакомым. Кажется, это его так зовут. Он попытался открыть глаза и посмотреть, кто зовет, но глаза будто эпоксидкой склеили. Какой дурак мог устроить такую шутку? Он потянулся снять с глаз клей, но руки не отзывались. Как будто движешься под водой.

– Клод!

Вялость начала исчезать, сменяясь таким ощущением счастья, что Клод почти испугался. Когда же он попытался подумать, чему он так рад, голова стала распухать, в глазах забилась пульсирующая боль.

Зачем думать? Просто радуйся.

Слова эти в голове ощущались приятно, хотя и не принадлежали ему. Похоже было на добрый совет, так чего упираться? Клод откинулся в удобном кожаном кресле, решив последовать предложению, сделанному без голоса, и стал осматривать обстановку. Он был в роскошно обставленных апартаментах, одетый в смокинг. Клод попытался навести глаза на резкость, но резкий удар болевого скальпеля пронизал лобные дозы мозга.

– Просто радуйся, – предупредил дружелюбный не-голос.

– Я так рада, что все так сложилось, а ты? Теперь мы можем побыть одни.

Кто-то к нему обращается. Женщина. Нет, девушка. Но где она? Он боялся оглянуться, чтобы не вернулась боль.

Дениз сидела на кровати. Раньше ее вроде бы там не было. Она выглядела точно как в его сне. И робко улыбалась, краснея.

– Мои родители так рады, что ты меня нашел. Отец тебе хорошо заплатит. – Она улыбнулась ему, и комната замелькала. Дениз была одета в длинную развевающуюся мантию на голове золотая диадема. – Полкоролевства – достойная награда тому, кто нашел пропавшую принцессу.

Диадема исчезла, но мантия осталась. Она была девственно-бела, а спереди пенилась кружевами и атласными лентами. Клоду до боли хотелось ее потрогать.

Дениз встала и подошла к Клоду. Он не мог ни заговорить, ни шевельнуться, ни думать. Он мог только смотреть, как эта красавица опускается к нему на колени. Мантия преобразилась в подвенечное платье с фатой. Клод провел пальцами по кружевам и перламутровым пуговицам. Наяву. Все это наяву.

Конечно, наяву. Просто радуйся.

Но как же Соня Блу? Ведь она же – Соня Блу?

Дениз у него на коленях вздрогнула.

– Я так счастлива, что ты избавился от этой ужасной женщины! От той, которая всюду ходила и говорила, что она – это я. Мир не слыхал подобной глупости! Она же даже не была на меня похожа!

Дениз наклонилась, поцеловала его в щеку, и он забыл, что не назвал имени Сони вслух.

Он уже очень давно не занимался сексом и сейчас с неловкостью понял, как у него сильно встал. Он боялся, что Дениз обидится, когда эта штука в нее упрется. Но она была такой близкой, такой теплой. Он вдохнул ее запах и удивился, ощутив аромат чайных роз. Розами пахла его тетушка. Совсем не тот аромат, которого ожидаешь от краснеющей нимфетки-принцессы.

Кожа Дениз стала прозрачной, показался череп. Девственный размах подвенечного платья покрылся плесенью, будто долго лежал в подвале. Из голых орбит смотрели на него глаза без век.

Вопль не вырвался наружу, а остался мертвой тяжестью у него в груди.

– Что с тобой, Клод? Ты опять думаешь об этой ужасной женщине? – Дениз снова облеклась плотью и чистым атласом. – Ты же знаешь, как это на тебя действует, а когда ты огорчаешься, огорчаюсь и я. Ты же не хочешь меня огорчать?

– Нет... не хочу... конечно.

– Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты думал об этой ужасной женщине. Понимаешь?

Он кивнул. Лицо черепа с виноградинами ободранных глаз исчезло из памяти.

Подвенечного платья уже не было, а вместо него явилось короткое белое неглиже. Хотя шифон скрывал ее тело, Клод понял, что под неглиже она голая. Он задышал прерывисто, на лбу выступил пот. Дрожащими руками он погладил ее волосы.

Он давно уже ничего в жизни не желал. Эта жизнь обманула его во всех его надеждах: спортивная школа, карьера профессионального футболиста, достойная работа. Нет смысла желать того, чего никогда не получишь, в результате тебе достанутся только разочарование и неудовлетворенность. Он хотел Дениз, хотел с той минуты, как увидел ее во сне, но это было невозможно. Дениз – это тень, и желать ее так же бессмысленно, как в том старом фильме, где полицейский влюбляется в портрет убитой женщины.