Журнал «Если» - «Если», 2011 № 04

• Название: «Если», 2011 № 04
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: ISSN 1680-645X

Мария ГАЛИНА. СОЛНЦЕВОРОТ

В убогом городишке у бедной девушки — никакого будущего. Разве что стать принцессой…

Марина и Сергей ДЯЧЕНКО. ВКУС СЛОВА

Лесть сладка, утрата горька, иные шутки солоны… Но обитатели этого мира не признают метафор и пробуют все слова на вкус.

Елена ВОРОН. ЧУЖАК И РОКОТ

Безвинно пострадать… Здесь это не христианская добродетель, а средство выживания.

Наталья РЕЗАНОВА. ВИКТИМАРИЙ

Как утверждает сам автор, в процессе написания рассказа ни одно животное не пострадало.

Святослав ЛОГИНОВ. РОДНИЦА

Ни девичий смех, ни морок искусительный не собьют с пути стойкого инока. На то и имя ему — Пётр.

Дмитрий КАЗАКОВ. ПРАВИЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Желания, как известно, тем и опасны, что имеют обыкновение сбываться.

Александр ГРИГОРОВ. ЗАБИРАТЕЛЬ

Не путать с мусорщиком — предупреждает автор. Хотя рыться в словесных отходах — занятие на любителя.

Ольга НИКИФОРОВА. «У НАС НЕТ ПЕРВОГО СРЕДИ РАВНЫХ»

Иногда сценаристы бывают даже чересчур откровенны.

Аркадий ШУШПАНОВ. МАГИЯ ЛЮБВИ

И жизнь, и слезы, и… мировая кинофантастика.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Гениальность писателя проверяется временем. И если автора активно экранизируют спустя век — это о чем-то говорит!

Николай КАЛИНИЧЕНКО. МИР ИЗРЕЧЁННЫЙ

Уж кто-кто, а фантасты никогда не забывали, что в начале было, есть и будет Слово. А лингвистика — важнейший научный инструмент при создании новых миров.

Сергей ШИКАРЕВ. ИСТОРИЯ С ДРАКОНАМИ

Все-таки до чего же ловко и гармонично этот автор умудряется совмещать в одном произведении НФ, фэнтези, фольклорную сказку, философскую глубину и легкость повествования!

РЕЦЕНЗИИ

Выбор на все вкусы: классики и современники, известные и начинающие, фэнтези и слипстрим, НФ и фантасмагория.

КУРСОР

На западном «Оскаре» без перемен.

Юрий БУРНОСОВ. ВПЕРЁД В ПРОШЛОЕ!

Писатель поговорил с читателями о наболевшем, а заодно примерил на себя пиджак критика.

ПЕРСОНАЛИИ

Удивительно: проводя столько времени в нездешних мирах, они каким-то чудом умудряются оставаться очень земными, в чем-то даже прагматичными людьми.

---

Понимал Пётр, что это гордыня в нем по сию пору не умерла, покаянные молитвы твердил, но и молитвы не помогали, он по-прежнему смотрел на людей осуждающе. А прежний старичок, говорят, был светел. Всех прощал, за всех равно молился. Тридцать лет в келейке у источника прожил, потому по деревням многие думали, что родник зовется источником Святого Ильи, поскольку там отец Илья спасается. Даже советская власть старичка не трогала. Его из кельи вытащишь, так потом пенсию платить придется. Вот и делали вид, будто нет там никого.

Камень попался здоровенный, черным горбом выпирал из земли, словно спина неведомого чудища.

Время и вода разъели каменную плоть, мелкая крошка осыпалась под лопатой, мешая копать. Надо же, какая гнилуха, и в самом неподходящем месте! Ничего, справимся, Господь не посылает непосильных испытаний.

— Как работа продвигается?

Опять давешний старик… воды ему, что ли, не хватило?

— Да, ты тут наворотил делов… На вот ломик возьми, с ломом сподручнее.

Надо же… А он о человеке плохо думал. Пётр с благодарностью принял стальной лом, тюкнул по камню. Посыпалась крошка, но заметного ущерба камень не претерпел.

— Погоди, мил человек, — остановил Петра старик. — С ломом обращаться тоже привычка нужна. Без ума и лом не поможет. Дай-ка вон то бревнышко, мы камень подважим, так он легче поддастся.

Одно из запасенных для строительства бревен подвели под камень, Пётр и старик навалились на свободный конец, и камень шевельнулся на своем ложе, приподнявшись сантиметров на десять.

— Я его подержу, — сдавленно просипел старик, грудью улегшись на вагу, — а ты лом снизу подводи или вон башку ему отшиби, там никак трещина глубокая. На весу должно отколоться…

Пётр примерился и с одного удара отколол выступ, который неожиданный помощник назвал башкой.

— Молодец, — командовал старик. — Теперь он покруглее будет и полегче, мы его из ямы ходом выкатим!

Обезглавленный камень и впрямь быстро поддался объединенным усилиям, так что через пару минут перемазанные работники присели отдохнуть на заготовленные для строительства бревна.

— Вот оно как, о душе стараться, — проговорил старик, доставая смятую пачку сигарет.

Приглашающе протянул пачку Петру, тот скорбно покачал головой: мол, нет.

— Ну и я тогда не буду, — легко согласился старик, — грешным дымом на святого инока кадить.

Посидели, помолчали. Потом старик проговорил как бы сам про себя:

— Смотрю я на тебя и удивляюсь. Ты же молодой мужик еще, сорока нет. Что тебя в монахи потянуло, да еще в здешние места? Грехов, что ли, много накопил?

— Один Бог без греха, — отрезал Пётр.

— Так-то оно так, только людские грехи легкие. Ежели человек в душегубстве не повинен, то остальные грехи простятся. Мне вот уже пора о душе думать, а тебе жить надо. Жениться, детишек вырастить, а потом уже, коли душа лежит, в монахи подаваться. Не дело молодому отшельничать.

— Могий вместити, да вместит, — произнес Пётр, надеясь, что не переврал слова апостола.

— Вмещай… — согласно протянул старик. — Только место ты для этого дела неудачно выбрал.

— Для спасения души всякое место подходяще.

— Это смотря по обстоятельствам. Тут недаром прежде языческое капище было, да и сейчас молитвы прежним богам возносятся. Глянь, дерево все как есть заплетено.

Пётр перевел взгляд на старую иву, склонившуюся над родником. Ветви ее были густо заплетены цветными ленточками, которые повязывали пришедшие к источнику богомольцы.

— Это как, христианский обычай? — спросил старик.

— Суеверие, — неохотно признал Пётр. — Однако владыка сказал не снимать. Люди, мол, от полноты души ленты вешают. Но место святое, источник освящен во имя Ильи-пророка.

— Это еще тоже бабушка надвое сказала. Илья-пророк по небу на золотой колеснице катается, запряженной златорогими баранами. Позади олень бежит, золотые рога, ледяные копыта. Как олень ледяным копытом в воду ступит, вода холодной станет, и с этого дня купаться нельзя. В руке у Ильи молнии, оттого в Ильин день грозы сильны. Так русские люди верят? Можешь не отвечать, сам знаешь, что так. Вот только не могу я в этой роли пожилого еврея представить. По всему выходит, что люди Перуну поклоняются. Перунов день — первый четверг августа, с Ильиным днем частенько совпадает. И чудесным источникам народ задолго до крещения Руси поклонялся. Тут археологи приезжали, лет тому тридцать назад, я у них в экспедиции работал. Нашли всякого: и фигурок, и ожерелий, и горелых костей от жертвенных животных. Старых, до крещения Руси еще полтыщи лет было. Профессор, который главный был в экспедиции, рассказывал, что верили люди, будто в источнике родница живет, и ей подарки носили. Он говорит, а я смеюсь про себя. И без профессорских рассказов все про родницу знают. Ленты эти для нее и повязывают.

— Эти разговоры и я слыхал, — веско произнес. Пётр. — Ерунда это и пустословие. Стыдно за суеверами повторять. Никаких русалок нет, они только в сказках бывают. Придумали девок с рыбьими хвостами и тешатся собственной глупостью.

— Рыбьи хвосты немцы придумали. У них в воде ундины обитают, так те с хвостами. А наши русалки да мавки ничем от настоящих девушек не отличаются. Это же утопленницы молодые, с чего бы у них хвосты повырастали? А в роднике — совсем иное дело, тут родница. Криница-то мелкая, в ней и захочешь, не утопишься. Откуда в таком месте русалке взяться? Родницы и древяницы вроде как боги стародавние, из тех, что помельче.

— Бесы.

— Ну, бесы, называй, как хочешь. Только от беса скверна, а от родницы вода всегда чистая. Ее и пить хорошо, и мыться ею.

— Слушаю я тебя, — произнес Пётр, — и не понимаю. Ты в Бога-то веруешь?

— А этого я и сам не знаю. Не знаю даже, крещеный я или нет. Я в сорок первом родился, уже во время войны. Тогда в деревне народу мало уцелело. Одни говорили, что меня бабка носила крестить, другие — что не успела. Церковь-то от бомбежки сгорела, книги все сгорели, и батюшка погиб. Бабка померла, мне ничего не сказавши, да я и не интересовался. Время было такое, что верующим сказаться стыдно было. А я уж привык. Мне на старости лет лоб крестить не с руки.

— Чего ж тогда сюда пришел?

— Помочь, зачем же еще? Ты же не ломать взялся, а строить. Строить — дело хорошее, значит, надо помочь.

— Нет уж. Тут такое дело, с молитвой надо строить. Так что, спасибо, добрый человек, но я уж как-нибудь сам.

— Как знаешь, — старик поднялся. — Ломик я тебе оставлю. Он у меня, правда, тоже не крещеный, но без него несподручно. А лом, как ни крести, в распятие не обратится.

— Вера горами двигает.

— Только если твоя вера лом в распятие превратит, чем землю ковырять будешь? Вот ведь оно как…

Старик ушел, а Пётр в этот день больше не работал. Замутил старик ему душу, что воду в купели, теперь не знаешь, когда и отстоится. Ох, лукавый старичок!.. И разговоры у него не деревенские. Чует сердце, дед сюда послан искусителем. Да еще родница эта… Какая там может быть девка, если оттуда люди пьют?

Пётр прибрал инструмент, затворился в своей келейке и, превозмогая боль в натруженной спине, отбил поклонов вдвое против обычного. С искусом только так бороться и надо.

Ночью проснулся, оттого что почудился ему плеск воды и звонкий девичий хохот. Открыл глаза, лежал, зорко вслушиваясь в ночные звуки. Коростель скрипит, так что отсюда слышно. Кузнечики надрываются, обещая жаркий день. А ни плеска, ни взвизгов не слыхать. Приснилось…

Сны Петру виделись часто, и все смутительные, греховные, о каких и на исповеди рассказать стыдно. Чаще всего он оказывался где-то без штанов, и почему-то на нем был не подрясник, которым легко прикрыть срам, а короткая маечка, какую носил в годы пионерского детства. Пётр натягивал ее, пытаясь хоть как-то прикрыться, а вместо молитвы твердил почему-то торжественное обещание: «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…».

Безобразный сон, но все же понятно, что посылается таковой в наказание за неверие в юные годы.

Другие сновидения были куда хуже. Снились женщины. Красивые и дурнушки, знакомые и такие, которых в жизни не видал и не мог видеть. Но все представлялись в таком виде, что иноку и подумать совестно. А он во сне не только глаз не отворачивал, но и мерзости всякие вытворял. Утром, вспомнив сон, молился, поклоны отбивал сугубо и трегубо, стараясь заглушить бесовский зов плоти, но ничто не помогало. Ушел от людей в пустынь, но оказалось только хуже. Богомолки, порой совсем молодые, лезли в купель нагишом, нимало не стыдясь монаха. Тут уж глаза отводи — не отводи, а иной раз увидишь не предназначенное для иноческого взора.

Но сейчас сон отпустил по-хорошему. Мало ли, что смех помстился и плеск. Оно, конечно, глупый смех вводит в грех, но ведь не сам Пётр смеялся, чужие смешки пригрезились. Потому Пётр сонно перекрестился и, поворотившись к стене, заснул крепко.