Татьяна Соломатина - Акушер-ХА! Байки

• Название: Акушер-ХА! Байки
• Автор: Татьяна Соломатина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0268-5

Лучшие истории от автора культовых книг «Акушер-ХА!» и «Акушер-ХА! Вторая (и последняя)», ставших самым главным литературным открытием последних лет.

---

Это всё, что он сказал за операцию. Да и то – для меня. До извлечения плода он был сосредоточен. Позже – напевал. Ни одного лишнего движения. Никаких показушных и натуральных психозов, в которые так любят иногда впадать хирурги. Ни одного громкого слова. Забавный анекдот на этапе ушивания матки. Щипок санитарки за зад на закуску. Дружеский шарж в подарок.

– Никогда не тяни зеркало и крючки – просто держи. Не протирай в ране – это не пол – промокай, не травмируй сосуды. Зажим на пуповину – примерно посередине. Обязательно кюретаж и посмотри, как сократилась матка. Не верь, не бойся, не проси! И не делай такое серьёзное лицо. Жизнь – забавная штука. Больница – цирк. Акушеры – клоуны. Эквилибристы. Эксцентрики. Жонглёры. Трудяги. Кстати, завтра утром плановая – пойдёшь со мной. Будешь шить. А пару дней спустя – и резать. Не моргай подобострастно и благодарно – поздно придуриваться. Ты поняла, в чём этот божественный прикол. Давай, дуй, покури – и с историей ко мне в кабинет.

Я было отправилась в подвал, но меня окликнул Сергей Алексеевич. Оказалось, что курить «категорически запрещено» ещё и на чердаке. Опять же у лифтов. Мы мило посмеялись. Кокетничал Серёжа ещё термоядернее, чем я. Мне он не очень понравился. «Кобель!» – подумала я, ещё не догадываясь, что на предстоящие годы мы связаны не только работой, но и дружбой.

– «Сука!» – восхищённо подумал я, – смеялся год спустя Серёжа, когда мы курили уже в изоляторе обсервационного отделения, празднуя Новый год на рабочем месте.

В кабинете Пётр Александрович, налив ещё по пятьдесят, бегло рассказал мне, что, как и куда написать. Настолько бегло, что на следующее же утро я получила по самое «не могу» на утренней врачебной конференции, названной каким-то шутником в незапамятные времена «пятиминуткой». «Пятиминутки» длились от двадцати минут до полутора-двух часов – по обстоятельствам. Я же была первым интерном, удостоившимся персонального выпада начмеда. Меня запомнили. А я, отстояв полтора часа в операционной после бессонной ночи, ещё до вечера писала текущее и переписывала предыдущее.

Потому что писать Пётр Александрович не умел и не любил. Этому меня учил другой.

Вся ночь прошла в родзале – две роженицы были переведены из отделения патологии беременности. И ещё трое поступили «с улицы». Так что в первую мою ночь я лицезрела явление на свет божий пяти младенцев, не считая «кесарского». Я вскрыла плодный пузырь под чутким руководством Петра Александровича. Раз пятнадцать выполнила внутреннее акушерское исследование. Ушила три шейки матки с разрывами на «девять», «двенадцать» и «три», выполнила эпизиотомию, зловеще хрустнув ножницами по былому рубцу. И узнала, что резаную рану промежности ушивать легче, чем рваную. Перезнакомилась с персоналом. Платонически влюбилась в прекрасного неонатолога и возненавидела противную писклявую нерасторопную лаборантку. Навсегда пропахла йодонатом, хлоргексидином и бог знает чем ещё. И получила целую гору историй родов, которые следовало подробно расписать, не упустив ничего важного.

Мне несказанно повезло. В одном месте и в одно время собрались именно те, кто мне был нужен. У кого можно было научиться всему – было бы желание. Впрочем, чего ещё можно было ожидать от многопрофильной больницы. Умножьте Петра Александровича на хирургов, неонатологов, травматологов, урологов, невропатологов, терапевтов, реаниматологов, патанатомов, администраторов и юристов. Умножьте первую бессонную ночь на триста шестьдесят пять. А получившуюся сумму – ещё на годы. И вы получите обычный путь обычного врача обычной многопрофильной больницы.

Я стала предельно внимательной и беспредельно небрезгливой. Я стала верить даже в ритуалы вуду и не верить никому ни за какие коврижки. Я научилась контролировать не только написанное, но и сказанное. Я причастилась к таинствам жизни и обычных житейских дрязг. Я смотрела в лицо чужой смерти и наблюдала множество рассветов, недоступных спящим в этот час. Я поняла, что между смешной «эзотерикой», великой «литературой» и обыденной «жизнью» нет никакой разницы. Я стала быстрой и мобильной. Я научилась скручивать вечность в секунду и раскручивать мгновение в последовательность действий. Но я осталась самой обыкновенной. Ругающейся матом и напевающей что-то из Моцарта в операционной. Непогрешимой и многогрешной. Бродящей в лабиринтах Тьмы, но знающей Свет. Доброй и злой. Спокойной и нервной. Сытой и голодной. Обычным человеком. Таким, как вы. Таким, как я. Я спасала жизни. И губила их. Я пью кофе, чай и водку. Сок и воду. Люблю женщин и собак. Мужчин и котов. Или не люблю. Я более других осведомлена, что курить вредно. Я могу с биохимической, патофизиологической и даже патанатомической точностью рассказать вам, почему курить вредно и чем это грозит. И всё равно курю.

Я благодарна всему за всё. И первой ночи моей жизни. И буду благодарна последней. И даже тому, что я немногим более прочих клоун. Клоун, остающийся Белым, даже сняв белый халат.

* * *

А ещё врачу кроме внимательности и небрезгливости, материализма и суеверия, веры и неверия, причастия к таинствам жизни и смерти свойственны скорости реакций, как у пилотов истребителей или у офицеров спецподразделения по захвату секретных военных точек в глубоком тылу противника.

Так что мой вам совет: не просите у опытного хирурга ночью в тёмном переулке закурить.

Милочка и йод

Давным-давно, когда воробьи заливались соловьями, я работала акушером-гинекологом.

И привели ко мне как-то раз девицу.

Девица была очень беременная, весьма хороша собой и манернее бельгийского белого шоколада с изюмом и нугой. В те стародавние времена существо по имени «гламур» проходило первые стадии эмбриогенеза на наших бескрайних просторах, и она была первой его ласточкой. Ласточкой в девяносто семь килограммов живого веса. Назовём её, скажем, Милочка.

Привела её ко мне, предположим, Люсечка, имевшая благоприятный экспириенс родоразрешения под моим чутким руководством и при моём скромном участии. Люсечка сообщила мне загадочным многозначительным тоном, что Милочка – любовница Иван Иваныча и плод в чреслах ея – результат пылкой, но тайной любови с указанным средневысокопоставленным товарищем. И сакрально выдохнула: «Милочка – врач! Стоматолог…» На последней ноте сей увертюры Милочка брезгливо-приветственно кивнула мне свысока, как VIP-клиент кабацкому халдею.

Тут я вынуждена сделать лирическое отступление. Я весьма уважительно отношусь к стоматологам. Мало того, единственный мой друг женского пола – стоматолог. Нет. Не Милочка. Но я, к стыду своему, мало что понимаю в кариесах, пульпитах и вряд ли когда-нибудь возьму в руки бормашину.

Милочка же знала об акушерстве-гинекологии всё. Она была уверена, что у неё несомненные показания к кесаревому сечению, потому что ей двадцать девять лет, а рожать – больно. Она не посещала женскую консультацию, потому что «все врачи – дураки!», а кое-как уточнённый мною с помощью «дурацких» методик срок в 38–40 недель Милочку не устраивал. Потому что, по её словам, было «месяцев семь». В общем, она безапелляционным тоном поведала мне, что и в какой последовательности я должна делать. И, как добрая барыня, в конце своей речи эдак свысока благодушно добавила, мол, не забудьте жиры лишние убрать, раз уж вы будете «внутри». И – да! – а как же! – шов только косметический! И чтоб никаких ей!

Конечно-конечно! И круговую подтяжку ануса! У нас же вывеска над роддомом так и гласит: «Клиника пластической хирургии». Спорить с беременным стоматологом – неблагодарное дело. Пациент, естественно, всегда прав, а дальше – как доктор прописал.

Посему я попросила Милочку завтра явиться на плановую госпитализацию в обсервационное отделение родильного дома. Холодно кивнув мне на прощание, она сказала: «Хорошо! Завтра мы с Иван Иванычем будем, и вы ещё посмотрите, у кого тут тридцать восемь и сорок по Цельсию!» Властно цапнула Люсечку за рукав и рявкнула: «Что ты нашла в этой пигалице?! Пошли!»

Ночью заорал телефон:

– Я рожаю!!!

– Кто «я»?

– Ну я, Милочка!

– У вас схваткообразные боли внизу живота? Выделения? Отошли воды? Что конкретно?

– Я встала пописать, и у меня заболела спина.

– Милочка, выпейте таблетку но-шпы и ложитесь баю-бай. Завтра, как и договаривались, – подъезжайте с утра. Мы вас госпитализируем, обследуем, и всё будет хорошо.

– Доктор, я рожаю!!!

– До свидания, Милочка.

Она позвонила мне ещё раз пять за ночь.

Утром, злую как чёрт и получившую на пятиминутке от начмеда по самое «не могу» уже не помню за очередное что, меня вызвали в приём, сказав, что «скандалит какая-то баба и ссылается на вас. А именно орёт, что вы должны тут её ждать».

– Скажи ей, что я только на минутку отошла пописать и снова на пост, с цветами! – прошипела я на ни в чём не повинную санитарку и бросила трубку.