Николай Коляда - Селестина

• Название: Селестина
• Автор: Николай Коляда
• Жанр: Драматургия

Пьеса Николая Коляды написана по мотивам одноименной пьесы испанского драматурга 15 века Фернандо де Рохаса в предостережение от обманов сводней и дурных и льстивых слуг.

---

МЕЛИБЕЯ. Не смей говорить об этом пугале, долговязом аисте, разодетом уроде! Сумасшедшему чудится, что все вокруг такие же. С этим ответом ты к нему и возвращайся. И благодари Бога, что так дешево отделалась.

СЕЛЕСТИНА (в сторону). И Троя защищалась, да не выстояла! Не таких бешеных доводилось мне укрощать.

МЕЛИБЕЯ. Что ты сказала, подлая? Говори громче.

СЕЛЕСТИНА. Ты слишком сурова. Юная кровь и на малом огне закипает.

МЕЛИБЕЯ. На малом огне? Тебе этого мало, потому что ты еще жива, а я еще терплю твою безмерную наглость! Какое слово ты хотела услышать?

СЕЛЕСТИНА. Ему сказали, что тебе известна наговорная молитва святой Полонии от зубной боли. А также здесь может помочь твой шнурок, прикасавшийся к святыням Рима и Иерусалима. Кабальеро страдает и умирает от зубной боли. Но раз столь гневный отпор — пусть терпит. Но помни: месть дает лишь мгновенную радость, а милосердие — вечную!

МЕЛИБЕЯ. Ты пришла только за этим? Почему сразу не объяснила?

СЕЛЕСТИНА. Сеньора, я не думала, что ты заподозришь дурное. Мне одной поручают эти невинные сделки. За чем бы меня ни послали, я все выполняю, словно у меня двадцать ног и столько же рук.

МЕЛИБЕЯ. Ты так убеждаешь в своей невиновности, что я, пожалуй, поверю. Если всё это ради доброго дела, прими мое прощение. Ибо исцелять страждущих и больных — дело святое и угодное Богу.

СЕЛЕСТИНА. Да еще такого больного! Ангел небесный! Недуг свалил его, он стонет не переставая. Восемь дней, сеньора. Одно утешение ему — гитара, и играет он такие жалобные песни.

МЕЛИБЕЯ. Я дам мой шнурок. Но молитву я не успею переписать до прихода матери, и ты приди за нею завтра потихоньку, если шнурок не поможет.

ЛУКРЕСИЯ (в сторону). Пожалуй, Мелибея даст еще и не то, о чем говорит.

МЕЛИБЕЯ. Что ты сказала, Лукресия?

ЛУКРЕСИЯ. Сеньора, я сказала, что хватит беседовать, час поздний.

СЕЛЕСТИНА. Доченька Лукресия! Придешь ко мне, я тебе дам такой состав, от которого волосы твои станут светлее золота. И еще дам тебе кое-какие порошки от дурного запаха изо рта, их никто, кроме меня, не умеет изготовлять. У тебя изо рта ведь немного пахнет, а для женщины нет хуже!

ЛУКРЕСИЯ. Дай тебе Бог хорошую старость! Мне это нужнее, чем хлеб.

МЕЛИБЕЯ. Что ты говоришь, матушка?

СЕЛЕСТИНА. Сеньора, мы тут условились кое о чем. Теперь я расстаюсь с тобою, чтоб идти к нему, с твоего разрешения.

МЕЛИБЕЯ. Иди с Богом!

Схватила Селестина священный шнурок, давай им размахивать от радости, даже в глаз Лукресии попала. Потом обмотала шнурок вокруг себя и бежать, ничего не помня. Хохочет, смеётся Селестина, бежит и ветер в её юбки дует, будто парус у неё юбка, будто корабль по морю плывёт. Бормочет «корабль» чего-то, руками машет. Как хорошо — вышло, получила, что хотела!

СЕЛЕСТИНА. О, дьявол, которого я заклинала! Как верно исполнил ты все, о чем я просила! Ну, старая Селестина, весело тебе? Ох, проклятые длинные юбки! Вы мешаете мне поскорее добраться! Ах ты, шнурок, шнурок!

Навстречу Селестине бежит Семпронио — и что они в Испании так всё время торопятся куда-то? Столкнулись, упали в пыль, сидят.

Идем! Быстро придем к Калисто, и услышишь чудеса!

СЕМПРОНИО. Ты обещала затянуть дело, а сама мчишься, сломя голову!

Бегут к дому Калисто, торопятся, на ходу говорят, потом вдруг останавливаются. Семпронио что-то палкой на пыли чертит, Селестина ногой его чертежи зачёркивает, встаёт на карячки, что-то своё пальцем рисует, и говорят, говорят, руками машут…

СЕЛЕСТИНА. Внезапная радость вызывает волнение, а волнение не дает размышлять! Хорошие вести к большой награде! Молчи, дай старухе делать дело. Скорее! Хозяин твой, наверно, сходит с ума!

СЕМПРОНИО. Он уже давно спятил.

Подбежали к дому, остановились, оглядываются. Пармено увидел их из окна второго этажа, побежал в спальню, будит Калисто.

ПАРМЕНО. Сеньор, сеньор! Вон Селестина и Семпронио бегут к дому, то и дело останавливаются и что-то чертят на земле.

КАЛИСТО (вскинулся). Ты их видишь и рассуждаешь, а не бежишь отворить им дверь?! Руки-то у тебя неживые, что ли? Сними скорее ненужный засов!

Пармено и Калисто кубарем скатились с лестницы второго этажа. Пармено отворил двери, Селестина и Семпронио влетели в дом.

КАЛИСТО. Что скажешь, сеньора и мать моя?

СЕЛЕСТИНА. Чем заплатишь ты старухе, которая сегодня поставила жизнь на карту, чтобы услужить тебе?

КАЛИСТО. Матушка, говори скорее или возьми эту шпагу и убей меня.

СЕЛЕСТИНА. Шпагу? Вот ещё! Я хочу подарить тебе жизнь и добрую надежду от имени той, кого ты так любишь.

КАЛИСТО. Добрую надежду, сеньора Селестина? Скажи мне, ради Бога, сеньора, что она делала? Как ты вошла туда? Как была она одета? Где находилась? С каким видом встретила тебя поначалу?

СЕЛЕСТИНА. А с таким, сеньор, с каким свирепый бык встречает пикадоров на арене, а дикий кабан — преследующих его гончих.

КАЛИСТО. И это ты считаешь спасительной новостью?

СЕЛЕСТИНА. Разве отличались бы скромные девицы от похотливых девок, если б отвечали «да» на первое же предложение, если кто их полюбит?

КАЛИСТО. Я весь внимание, я уже весел. Поднимемся, если угодно, наверх. В моей комнате ты расскажешь мне подробно все, о чем я здесь узнал вкратце.

СЕЛЕСТИНА. Поднимемся, сеньор.

Они пошли наверх, Пармено и Семпронио следом. Сели все. Тяжело дышат.

КАЛИСТО. Садись, а я буду внимать твоему рассказу, стоя на коленях.

СЕЛЕСТИНА. Сеньор, я сказала ей, что ты страдаешь от зубной боли, и ты нуждаешься в наговорной молитве, что известна ей, как набожной особе.

КАЛИСТО. Есть ли в мире женщина, подобная этой?

СЕЛЕСТИНА. Дай мне договорить! Уже ночь. А ты знаешь, что злодеи боятся света. Как бы не приключилась со мной беда по пути домой!

КАЛИСТО. Найдутся у меня в доме факелы и слуги, чтобы тебя проводить.

ПАРМЕНО. Да, да, чтобы девочку не обидели! Пойди с нею ты, Семпронио, а то она боится сверчков, которые трещат в темноте.

КАЛИСТО. Ты что-то сказал?

ПАРМЕНО. Сеньор, не мешало бы, говорю, нам с Семпронно ее проводить, ведь уже стемнело.

КАЛИСТО. Да! Вы оба её проводите. Ну, что она ответила?

СЕЛЕСТИНА. Что охотно даст. Молитву.

КАЛИСТО. О, Бог мой!

СЕЛЕСТИНА. Но я попросила у нее еще кое-что.

КАЛИСТО. Что же, почтенная матушка?

СЕЛЕСТИНА. Шнурок, которым она всегда опоясывается.

КАЛИСТО. И что же она?

СЕЛЕСТИНА. С тебя приходится.

КАЛИСТО. О, бери этот дом и всё, что в нём есть!

СЕЛЕСТИНА. За плащ, который ты подаришь старухе, она вручит тебе шнурок Мелибеи.

КАЛИСТО. Беги, зови портного! Пусть он тотчас же скроит плащ и юбку!

ПАРМЕНО. Старуха является, нагруженная враньем, как пчела медом, и получает все, что хочет, а я ходи оборванцем!

КАЛИСТО. Нечего сказать, охотно ты пошел, дьявол! Мои слуги всезнайки, ворчуны, враги моего счастья. Что, дурень? Что ты бормочешь, завистник? Иди живо, куда я тебя посылаю! Будет и для тебя платье из этого сукна.

ПАРМЕНО. Да я только сказал, что уже слишком поздно звать портного.

КАЛИСТО. Сеньора, Бога ради, потерпи — за мной не пропадет. Будь добра, покажи мне сей священный шнурок, который удостоился опоясать ее тело.

СЕЛЕСТИНА. Возьми шнурок, и, если я не умру, я вручу тебе и его хозяйку. Женщина женщину всегда перехитрит.

КАЛИСТО. О шнурок, шнурок!

СЕЛЕСТИНА. Перестань бредить, сеньор, от твоих разговоров я устала, а шнурок перетерся.

СЕМПРОНИО. Сеньор, ты так забавляешься со шнурком, что тебе теперь и Мелибеи не надо.

КАЛИСТО. Что ты говоришь, болван?

СЕМПРОНИО. Не в одном только шнурке, сеньор, твое лекарство!

КАЛИСТО. А молитва?

СЕЛЕСТИНА. Молитву она не дала.

КАЛИСТО. Почему?

СЕЛЕСТИНА. Не успела. Но я завтра вернусь за ней. Посуди сам, сеньор, достаточно ли для первого свидания. Отпусти меня, уж слишком поздно. Дай сюда шнурок, он мне нужен.

КАЛИСТО. Желал бы я провести эту долгую и темную ночь со шнурком! Пармено, проводи эту сеньору до дому, и да пребудут с ней радость и веселье, как со мной печаль и одиночество! А ты, Семпронио, приготовь мне постель! Я хочу увидеть скорее свою Мелибею во сне! Я мелибеянин!

СЕЛЕСТИНА. Оставайся, сеньор, с Богом!

Калисто тут же кинулся, счастливый, в постель. Семпронио поправил ему подушки, укрыл одеялом.

А Пармено и Селестина вывалились из дома, сели у порога. Смеются, радуются, руки потирают. Селестина дух не может перевести — такая удача!

СЕЛЕСТИНА. Ведь это я из жалости, видя тебя оборванным, попросила плащ у Калисто. Не плащ мне понадобился, а тебе платье, раз в дом придет портной. Сын мой! Я могу назвать тебя сыном, так долго я тебя воспитывала.