Журнал «Если» - «Если», 2008 № 08

• Название: «Если», 2008 № 08
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2008
• ISBN: ISSN 1680-645X

Марина и Сергей ДЯЧЕНКО. СЛОВО ПОГИБЕЛИ № 5

…обрушилось на совершенно невинную жертву — скромную поселковую учительницу. Ведется следствие…

Джеймс СТОДДАРД. ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ

«Книга жизни», «открытая книга» — разбрасываясь такими фигурами речи, люди не задумываются об их буквальном значении. Недальновидно!

Иван НАУМОВ. БЕЗРЫБЬЕ

Рожденный плавать летать не может?

Ал МИШО. ЗАСОЛКА И КОНСЕРВИРОВАНИЕ

Женщинам случается потерять голову, но на этот раз даме «снесло крышу» не от любви и не в процессе шопинга.

Джеффри ФОРД. НОЧЬ В «ТРОПИКАХ»

Грабители предполагали, что за содеянное придется расплачиваться, но чтобы так…

Роберт Т. ДЖЕШОНЕК. БОЯЗНЬ ДОЖДЯ

Эта очистительная стихия поглощает город раз в сорок лет, дабы освободить его от скверны.

Джордж ТАКЕР. КРУГ

Пепел деда-шамана стучит в сердце молодого индейца.

Аркадий ШУШПАНОВ. КОНЕЦ ДЕТСТВА

Экранные метаморфозы классической английской сказки.

Дмитрий КАРАВАЕВ. «ЧЕГО ТЕБЕ НАДОБНО, СТАРЧЕ?»

Пушкин — «наше все». Интересно, а так ли обстоит дело с экранизациями сказок великого поэта?

Тимофей ОЗЕРОВ. ТОРЖЕСТВО АНИМАЦИИ

…ведь она потихоньку начинает вытеснять игровое кино с большого экрана.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Сборная России в финале чемпионата мира по футболу — может, это уже и не фантастика?

Наталья РЕЗАНОВА. КАРЛИКИ И ИНФАНТЫ

Писательница озабочена дальнейшей судьбой литературной фэнтези.

РЕЦЕНЗИИ

Пока читатели нежились на пляже, рецензенты без устали читали книги.

КУРСОР

У новостей не бывает отпусков!

Евгений ВОЙСКУНСКИЙ. ОСТРОВ В ОКЕАНЕ

Легендарный писатель о легендарной Малеевке. Как все начиналось?

Борис РУДЕНКО, Владимир БАКАНОВ, Евгений ЛУКИН. ПИТОМНИК ДЛЯ ФАНТАСТОВ

«Семинаристам» тоже есть что вспомнить.

Вл. ГАКОВ. ВОЙНА ЗА МИР

О знаменитом французском писателе, которому в этом году исполнилось бы 100 лет, наверное, можно было бы сказать: чужой среди своих… Или все-таки свой среди своих? Во всяком случае он в равной степени принадлежал и Большой литературе, и цеху фантастов.

ПЕРСОНАЛИИ

Детальное досье на авторов номера.

---

— Уходим, быстро!

Нет времени для разговоров. Я едва успеваю перекинуть ногу через спину Дилейны, как Север бросает рыбу вперед, через узкий проход меж каменных стен, и вовремя — угловатая туша бродяги мелькает навстречу совсем рядом. Но Дилейна уклоняется и выводит нас на открытую воду улиц.

— Держись, малек!

Слова Севера тонут в реве рыб. Мы покидаем нехорошее место, куда нас зачем-то занесло, но неприятности не заканчиваются. Две, а потом и три бродяги устремляются за нами следом. На их верхних плавниках разгорается алое и голубое сияние.

Сначала мне кажется, что они позарились на беззащитную, скованную корявым металлическим телом Дилейну. Но по мере того как, петляя, мы выбираемся к окраинам города, я прозреваю: их цель — Север. Север — с его талисманом, с полными карманами попрыгушачьей икры, с толстыми пластами земных бумажных ракушек за пазухой.

Еще несколько бродяг ждут впереди: они всегда охотятся стаями, это знают все — к счастью, и Север тоже.

Какой бы большой уже ни выросла моя Дилейна, она все-таки может пройти там, где застрянет любая бродяга.

Мы наконец вырываемся из пленившего нас так надолго города. Но все еще остаемся в смрадном мире Земли.

Сейчас или никогда, понимаю я — и со страхом думаю, что никогда.

Ветер свистит в ушах, я вжимаюсь в спину Севера.

Бродяги, полыхающие красными и синими огнями, раздирающие перед собой воздух голодным хищным ревом, начинают нагонять нас.

Север что-то зло бормочет — я не слышу. Наверное, понукает Дилейну.

Мне хочется спросить: что ты сделал с моей рыбой, северянин? Во что превратил мою верную, умную, ласковую Дилейну? Хоть пришпорь ее сейчас — она не прыгнет в небо, не замерцает золотым и красным, не нырнет в море, утягивая нас за собой. Нас догоняют, и через несколько минут ты наконец соприкоснешься с тем, что такое твоя любимая Земля.

— Сейчас прыгнем, — кричит Север. — Вперед, шагов на пятьсот, как только будет кусок прямой дороги. Приготовься!

Он сутулится и запускает одну руку за пазуху.

— Нет! — я надеюсь, очень надеюсь, что мой любимый слышит меня. — Север, нам нечего тут делать! В Аталану, и только туда!

Он меня слышит. Я понимаю это, потому что, даже прижавшись к его широкой спине щекой, чувствую, как он качает головой.

— Вперед, и снова вперед! — кричит Север. — Два-три прыжка, и им нас не найти! Не бойся, Лейна!

А я и не боюсь. Я отбоялась свое — и все мои страхи сбылись. Я далеко от дома — так далеко, что нет смысла говорить о расстояниях. Человек, который привез меня сюда, человек, которого я люблю, ветреный мальчишка, отнимающий мое право на предназначение ради выдуманной, эфемерной свободы, не намерен советоваться со мной, он давно уже все решил сам.

Бродяги совсем близко — хищные стальные клыки подбираются к хвосту Дилейны, огонь их глаз слепит, как солнце.

Трескается, расступается перед черным кораллом Севера вязкое прогорклое земное пространство, и в одно мгновение мы оказываемся на пустынной дороге, и черная лента дороги гудит под плавниками Дилейны, и сполохи бродяг мерцают далеко позади.

— Сейчас еще раз, — полуоборачивается Север.

Я даже могу представить его самодовольную улыбку — будто это он сам, а не наследный талисман перекинул нас сквозь ничто.

— На Аталану, Север, — громко говорю я, стараясь дотянуться губами до его уха. — На Аталану, пожалуйста! Я хочу домой!

Трепещут ветви пыльных испуганных деревьев, охраняющих дорогу. Встречная рыба обливает нас светом. Бродяги понемногу вычерпывают возникшую между нами брешь. Север не отвечает.

— Не сейчас, Лейна! — говорит он наконец. — Давай сначала доберемся до дома и там обсудим все, не торопясь.

— Дома? — кричу я, срывая голос. — Эта могила, это безрыбье уже стало тебе домом?! Мой дом там, где моя семья, где мой остров, где я хочу жить на радость и счастье!

Наивные слова церемонии тонут без ответа. Дилейна заходит в плавный вираж, выбирая плавниками щебень и пыль с края обочины.

— Приготовься, — чужим, грубым голосом говорит Север.

Когда он снова пригибается, спрятав руку под куртку, и перед нами разверзается отвратительная рваная дыра, я что есть сил прыгаю в сторону — и еще до удара о землю успеваю увидеть, как исчезает Дилейна и оседлавший ее Север, и невидимые лоскуты воздуха трепещут там, где только что разорвалась связывавшая нас нить.

По бесконечному склону, заросшему буграми жесткой травы, я качусь и качусь прочь от дороги, в никуда. Я перестаю ощущать верх, и низ, и удары, и боль, и тело.

Мне кажется, что стоя босиком в теплом прибое лагуны, я глажу круглую спину Дилейны, разбираю перышки плавника, кладу ладонь на ее широкий твердый лоб. Рыба чуть шевелит хвостом и тянет меня на глубину. Мне лень плыть, мне хочется плескаться на мелководье, но Дилейна нетерпеливо дергает мою руку. Я крепче цепляюсь за плавник, подгибаю колени, прижимаюсь грудью к расписной чешуе и отталкиваюсь от дна. Моя рыба несет меня по пляшущей солнечными бликами ряби поверхности, постепенно разгоняясь, набирая скорость с каждым движением хвоста и плавников.

— Ты моя рыба, — я выпускаю изо рта смешные пузырьки воздуха. — Моя Дилейна! Я знаю, знаю, ты станешь лучшей Матерью-Рыбой за тысячу лет. — Воздух наконец уходит совсем, и бульки больше не мешают мне говорить. — Мы будем жить долго-долго и увидим наших правнуков, и их правнуков, моя Дилейна!

Меркнет день, и изнанка моря окрашивается в сиреневый, лиловый, темно-синий. Дилейна стремительно поднимается к поверхности и оставляет меня там. А сама взмывает в воздух, делает надо мной прощальный круг и исчезает в темноте.

Ноги нащупывают дно — заросшие илом валуны, нагромождение неверных, скользящих под пальцами шершавых округлостей. Я выползаю из воды и карабкаюсь вверх и вверх, не видя ни зги вокруг. Иногда прибой звучит по-особому, медленно нарастая гудящим шипением, а потом так же постепенно затихая. Почва под моими руками то осыпается и крошится, то грязно липнет к пальцам.

Наконец я достигаю ровной площадки и долго лежу, набираясь сил. Земля здесь спеклась и стала твердой и ровной. Из-под моей щеки уходит вдаль ровная белая полоса в ладонь шириной.

Светящиеся глаза чужой рыбы показываются вдалеке, летят на меня с небывалой скоростью, как во сне. Замирают прямо надо мной. Я закрываю глаза и проваливаюсь в багровую дремоту.

Сильные руки хватают меня под мышки, встряхивают, подтягивают к рыбе, и вот уже снова уплывают за спину трепещущие кроны деревьев, и полоса дороги стелется рыбе под плавники, и пахнет морем, перегретыми ракушками, соленой пеной…

— Оклемалась? У-у, тютя, — цокает языком широколицый рыжеватый рыбовод, — и где ж ты так наклюкалась, дитя неразумное?

Я смотрю на его толстые покатые плечи, волосатые клешни на руле, тяжелый подбородок и осознаю: Дилейны нет рядом. Я абсолютно одна, и, если что, совсем некому будет меня защитить.

— Что молчишь, недотыкомка? — рыбовод на пару секунд отвлекается от дороги и разглядывает меня внимательнее. — Хоть звать-то тебя как, помнишь?

— Лейна, — с трудом разлепив губы, выговариваю я.

— Лена — имя хорошее, — кивает рыбовод. — С таким светлым именем, а докатилась! Водки нажралась — или чего похуже? Ты ж совсем молодая девушка, Лена, о здоровье надо думать! Сейчас вокруг столько всякой гадости… Но ты же не с Луны свалилась, всё сама знаешь, так зачем себя губить?..

Он бубнит и бубнит, вяжет в гирлянду пустые слова, а я смотрю, смотрю, смотрю сквозь его боковое окно на проплывающее мимо красно-синее зарево. Бродяги застыли полукругом, будто загнали жертву в ловушку. Перед ними распростерта беспомощно завалившаяся на бок гигантская грузовая рыба. Бесформенный комок темнеет под ее передними плавниками. Я зажмуриваюсь, но картинка, которую успеваю увидеть, высвечивается на закрытых веках. Штрих за штрихом, линия за линией, передо мной появляется исковерканное тело Севера, торчащие в разные стороны блестящие кости Дилейны и рассыпанные по асфальту на десятки шагов золотистые и красные искорки ее чешуи…

Я теряю сознание.

7.

Фёдор Семёнович оказался порядочным и незлым человеком, в чем я убеждаюсь снова и снова — все восемь лет, проведенные рядом с ним.

В ту ночь он привез меня из травмпункта к себе домой, напоил крепким чаем и освободил для меня свою комнату. В моей жизни наступил период, когда самое главное, чтобы никто ни о чем не спрашивал. И он как-то почувствовал, понял и принял это.

Совсем немолодой человек, привыкший к одиночеству и тяжелому труду, воспринял мое появление как чудо и, похоже, боялся спугнуть. Так рыбовод старается не шевелиться, впервые прикармливая новорожденных мальков.

Фёдор Семёнович любил рыб — местных, земных рыбешек. И гордился своим аквариумом, квадратной стеклянной посудиной со склизкими стенками, в которой суетился рой разноцветных существ. Лишь полгода спустя мне хватило решимости избавить его от этого увлечения. Мне до сих пор стыдно за свою жестокость, но, с другой стороны, взамен я оставила ему себя…