Многократор - Художник Её Высочества

• Название: Художник Её Высочества
• Автор: Многократор
• Жанр: Научная Фантастика

Произошло событие, имеющее фундаментальное значение. Написан портрет, с которого будут считываться физические законы природы и формироваться облик следующего цикла Вселенной. Сайт иллюстрирует роман «Художник Её Высочества», описывающий события, недавно произошедшие в Москве, на вашей планете. В романе закодировано место, где в Москве закопана золотая статуя. Вес статуи — 1 кг. Глаза — однокаратовые бриллианты (каждый стоит — 7000$). Статую смотрите на странице www.art-stepan.ru Удачи!

---------

В тексте полностью сохранено форматирование, орфография, пунктуация авторского текста — вдруг кто-нибудь из читателей начнёт поиски золотой статуи. Все материалы, картины, фото можно посмотреть на авторском сайте http://www.art-stepan.ru/ или http://samlib.ru/m/mnogokrator/chudoznik.shtml

---

— Вот тебе, Бадьян Христофорыч!

— Что вы сказали? — обернулся стоматолог.

— Я случайно. Конечно металлическую.

— Она несколько дороже.

— Зато сама себе на уме.

— Простите?

— Я про законное право каждого половозрелого на неподотчетность.

Перед дверью мастерской — листок. «Помнишь, как-то зашла утром, ты еле глаза продрал и рассказал, как ночью умирающую ворону писал? Теперь прочитай ниже.»

Рука художника несла

еще неведомое знанье.

Как чародей — секрет числа,

далёкого от пониманья.

Она проделывала путь

невесть куда… Как будто знала

от сотворенья до финала

всю сверхестественную суть.

Она прокрадывалась в сны,

она оказывала милость

всему, что маялось и билось

из вопиющей белизны.

И вдруг — прорвалось изнутри,

струясь так жутко и так просто,

как кровь, пролитая с помоста,

как благодать на алтари.

Рука мешала свет и мрак

в единую метаморфозу,

саму идею, словно позу,

переиначивая в знак.

Во всём гнездил апофеоз

противоборство сил вселенских:

в изгибах силуэтов женских,

предвосхищающих вопрос.

И в том пронзительном пятне,

ещё недавно бывшем птицей…

Ни от чего не уклониться! -

И каждый штрих на полотне.

Вся вечность, сжатая в комок…

весь миг, дошедший до предела…

Всё то, что просто быть хотело

в какой-то срок.

Возникло догмам вопреки,

по мановению момента.

По воле Рока и руки…

Руки — предтечи монумента.

Подпись — Малышева.

Степан кивнул головой.

— Ириша, ты настоящее чувствилище и поэт стоящего настоящего.

Гжимултовский в театральном плаще до пола казался каким-то бесстрастным повелителем тьмы. Степан перебрался к нему на балкон и встал рядом.

— А-а, Сиятельный Феб. Так Наставник, кажется, величает?

— Из меня Сиятельный, как из него алкоголик. Москву разглядываете?

— Интересно рассматривать такое скопление организованного камня, механизмов и биомассы.

— Значит, вы летаете? А вам не скучно вне скопления механизмов и биомассы?

Спросил и заставил себя посмотреть на город в другом ракурсе. Наверно, так современный человек смотрит на пещеры предков. Предок сидел в своей однозвёздочной пещере, довольный жизнью и представления не имел, что погодя, через миллион лет здесь раскинется огромный город. Так вот за этот город стало в некотором роде обидно. Он же всё равно уже комфортабельней пещеры. Хрущовка на пент-хаус даёт тройку. Звёздочки три, по крайней мере, на сегодня набралось.

— Нет, не скучно, мой друг. Как говорится, самая прекрасная девушка может дать только то, что у неё есть.

— Вы про возможности?

Совершенно верно. У землянина только глаза, уши, нос, сенсорика. Против этого, территория гжимултовских ощущений на порядок масштабней. Он слышит, как у землянина растут волосы. Зато в утешение художнику может сказать, что у них нет искусства. Они его импортирут.

— Как нет искусства?! — поразился Степан. — А как тогда развиваться обществу?

— Своеобразие случая. Нет, вру! Такие цивилизации встречаются. Литофитовый разум… да и Синтетический Орден. Определенно вру! Хотя, с другой стороны, я могу понять логически. Соединение двух и более явно чуждых друг другу элементов на чуждой почве может породить сильнейшую вспышку поэзии.

— Поэзия скорее алогична, чем логична для людей, увидевших второй горизонт. Или бы ею никто не интересовался.

— Ты прав. Поэтому чаще получается, что настоящее искусство там, где цивилизация молода, неустроенна, колеблема пороками, в крови и смуте. Благополучие, совершенство, идеал, коммунизм ваш — формы к которым следует стремиться, но они — состояние статуса. Поэтому зло будет всегда. Пацифисты против поджигателей войны, контрразведка против разведки, тёща — в каждой бочке затычка. Движение, борьба и содержательная жизнь. Ты думаешь, нужный портрет смог бы сделать какой-нибудь весь из себя правильный художник? Ничего подобного. Просчитано. Только такие, как ты разгильдяи.

Деликатно выражается. Русский народ говорит математичнее — рас…?=3,141593дяи.

— Как бы там ни было, ты прикоснулся к золотому телу искусства, что мир оценил.

Степан упал на камень животом, уставился на объедки заката, прошептал:

— Что-то не верится, что кроме меня не сыскалось кандидата достойней?

— Достойней были. Только на… зачем они нужны? Не было несчастней, я про больную Абигель, не было счастливей, я про твои рожицы, когда ты продрал глаза и увидел портрет, и нахальней, я про бесконечные переделки. Ты доказал: не с первого раза — так со сто пятьдесят пятого можно финишную ленту располовинить, — смеется Гжимултовский.

Повезло им с посредником. Если природа пытается не загнуться раньше срока, она будет изливать плоды с безмерной щедростью. Задача только сделать, почувствовав. С чем художник блестяще справился. Свою функцию, препорученную живой природой, выполнил. За что получит завтра в двенадцать часов общественное спасибо.

— То есть..? — напрягся Степан.

— А то самое, мой золотой, — насмешливо глянул из-под черной шляпы. — Страшно?

Не надо ревизовать свои чувства. Страшно в такой степени, что вот-вот и начнется паника.

Главреж махнул полой-крылом в сторону портрета. Если для художника имеет значение, пусть прощается. Степан постарался улыбнуться, но улыбка вышла деревянная.

— У меня сама натурщица остаётся. Мне достаточно.

Решён вопрос.

У Степана всё равно будто что-то оборвалось внутри. Был портрет, и нет портрета! Исчез. Может быть, он увидит его завтра в последний раз, но это уже будет прошлая жизнь. Король умер! Да здравствует король! Начинается новая жизнь. А и хорошо! Быть посему! И лично он, при всем при том, что вроде не последний человек, но всё равно как пришлый наблюдатель. Умер гусь — ну и пусть! Да здравствуют художники!

Каждый, интригующий с искусством, имеет уникальную возможность. Бессмертие, уснув навеки, обретает вкусно. Не пустяки костей, но упоительную сложность.

В руках у Гжимултовского бокалы, стреляющие пузырьками.

— Хочется поздравить тебя, — протягивая шампанское.

Выпили и ахнули бокалы об пол за удачу.

— Тебе удалось написать портрет по простой причине. Ты любил и был от обьекта изображения на космическом расстоянии.

Степан не стал переспрашивать, почти догадавшись. Какая разница, стоял ли он на вытертых досках мастерской или, потеряв материальную связь с видимым миром, летал в химерах углерода, который в свою очередь, если не врет ученый муж, суть сама суммарная душа. Внутри солнца всё-равно темно, хоть глаз выколи.

Гость, похоже, собирался откланяться. Степан нерешительно протянул:

— Влчек, знаете… А-а нельзя как-нибудь поглядеть, ну, на то произведение, с чего теперешнюю вселенную намалевали?

Да пожалуйста. Не куплено.

Небо пришло в движение. Из-за горизонта подтягивались метагалактики, галактики появлялись из черноты, до которой еще не в состоянии добраться самые мощные телескопы земных астрономов, слипались в живые клубки. Отдельные звезды собирались в цепочки, один в один напоминая спирали ДНК, пылевые облака засветились, заполняя оставшуюся пустоту. Вся материя мироздания сходилась в единственно возможную комбинацию и появилась Она. Почему-то не вызывало сомнений, что перед ними — женщина, даже при отсутствии трёх классических признаков земной женственности: волосы, груди, бёдра. Вытянутый череп, где-то напоминающий египетские формы, можно даже вспомнить Нефертити с балетной шеей, если бы не птичий нос клинком. Два щелевидных глаза, что в общем-то было неожиданностью и тело плавающего существа.

— Что скажешь?

Степан гулко сглотнул, неудобно задрав голову.

— Мама родная, куда их замело! — имея в виду огоньки заходящих на посадку самолетов. Их ведь затянуло туда же, куда и всю вселенную.

— Никто не знает имени художника. Никто не знает имени портретируемой. Никто не имеет представления, где, как они жили. Мы знаем только одно — галактики, повинуясь дирижерскому взмаху его кисти, рождаются, живут и умирают. И всё подчинено его мысли, страсти, воле.

— Но почему женский портрет?! — вскричал Степан.

— А что же еще? Не черный же квадрат на белом фоне, — всхохотнул Гжимултовский. — Любовь, мой друг! Миром движет любовь! — обернулся у окна. — И потрудись не назначать мероприятий завтра на двенадцать часов. Даже вылазку в гастроном. Ты вроде за яблоками собирался?

— Слушаюсь, — покорно согласился художник и задумался о том, что почему, собственно, не «Чёрный квадрат на белом фоне»? Ну, жили бы наши потомки в двумерном пространстве, ходили бы с квадратными головами, Христа Малевичем заменили на мосту, какая разница в кого верить? лишь бы верить! и с любыми проблемами никаких проблем, встал к проблеме боком, она тебя и не заметит в плоскости, не навяжется. Разве плохо?