Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм

• Название: Замок Фрюденхольм
• Автор: Ганс Шерфиг
• Издательство: Прогресс
• Жанр: О войне
• Год: 1964

«Замок Фрюденхольм» открывает новую и очень интересную страницу в творчестве Шерфига. Впервые за многие годы литературной деятельности писатель обратился к исторической хронике. Книга посвящена самому тяжелому и трудному периоду в истории Дании — «пяти проклятым годам» гитлеровской оккупации.

---

— Молчать!

Дверь захлопнулась.

— Да-а. А ведь этот служитель, наверно, хороший, честный человек, — сказал Рам. — Но его здесь деморализовали. Если мы долго пробудем здесь, нам придется взяться за воспитание тюремщиков. Мы должны изменить эту тюрьму, прежде чем покинем ее. Пока мы добились дополнительной мебели! А как выглядят тюремные камеры в провинции?

— Так же, как здесь, — ответил Мартин. — Отвратительно. Горшок и плевательница, жестяная миска и глиняная кружка. Я смотрю, здесь горшок тоже четырехгранный, как и в камерах Полицейского управления.

— Это сделано по специальному заказу. Над ним трудился художник, — сказал Рам, — Будь уверен, такие горшки стоят недешево!

— А в остальном все то же. Откидная койка, прикрепленная к стене. Полка. Стол. Раковина. Шесть шагов в длину и три в ширину.

— Маленьких шагов, — поправил Рам.

— Что за объявление висит под окном? Тюремный распорядок?

— Нет, это то, что вешают в жилых домах, — сказал Рам.

Мартин подошел поближе и прочел объявление, написанное на маленьком куске картона:

«При воздушной бомбардировке тюрьма с ее толстыми стенами и противопожарными перекрытиями между этажами — наилучшее место пребывания. Во время бомбежки рекомендуется сесть на пол под окном спиной к стене. Двери камер во время тревоги остаются запертыми».

— Здорово! — сказал Рам.

48

Пока два арестанта, сидя на своих табуретках, беседовали в камере № 32 в тюрьме Вестре, два министра — коллеги беседовали в роскошных покоях дворца Кристиансборг.

На стенах, обитых штофом, висели портреты покойных датских министров иностранных дел, а сквозь высокие окна господа могли видеть манеж, конюшни и зеленую медную крышу дворцового театра. Стулья, на которых они сидели, были вывезены когда-то из дворца губернатора и напоминали о том времени, когда Дания была великой империей.

Министр иностранных дел и цементный министр обсуждали положение. Два разных человека. Один — пожилой юнкер, холодный, надменный. Второй — более молодой богатый буржуа, невысокий, уже толстеющий, похожий на агента по продаже пылесосов или холодильников; казалось, он пришел предложить товар своему аристократическому коллеге. Когда министр иностранных дел говорил, цементный министр усердно кивал головой и поддакивал.

Беседа проходила при полном обоюдном согласии. Оба понимали, что немцы выиграют войну, с этим нужно мириться, нравится нам это или нет. Да почему бы и не нравиться? Дело уже решено, великие победы на Востоке убедили всех благоразумных датчан в необходимости лояльно сотрудничать с победителями. В Берлине произведет хорошее впечатление, если датчане выставят военный корпус добровольцев, который под знаменем Даннеброга примет участие в крестовом походе против большевизма. Цементный министр обещал использовать свое влияние в деловых кругах и добиться, чтобы вербовку финансировали частные лица. В этом деле можно сыграть на симпатиях к Финляндии. Очень важно, чтобы Дания участвовала в войне хотя бы символически. В завоеванном и расчищенном восточном пространстве найдется поле действия для датской предприимчивости и инициативы.

Представитель деловых кругов внимательно слушал, что скажет его аристократический коллега о будущей колонизации безлюдных русских областей. У маленького цементного министра была привычка слушать с открытым ртом. Его лицо в такие минуты принимало наивное выражение, часто сбивавшее людей с толку. Но он отнюдь не был наивен.

Министр иностранных дел взглянул на часы.

— Я жду начальника полиции, — сказал он. — Нет, сидите, пожалуйста! Я буду очень рад, если вы останетесь.

— Как вам угодно, — послушно сказал цементный министр.

Вскоре в комнату вошел начальник полиции Ранэ. Он двигался по ковру, кланяясь и улыбаясь, как фокусник на сцене, и разводил руками, как бы показывая публике, что у него в рукавах не спрятаны кролики.

Министр иностранных дел холодно посмотрел на своего занятного гостя.

— Я просил вас прийти, потому что я совершенно не удовлетворен сообщениями, доставляемыми вашей так называемой полицией безопасности о деятельности коммунистов. У меня фактически нет сведений!

Начальник полиции Ранэ заерзал на своем стуле.

— Мне незачем объяснять вам, что в Дании существует единственная организованная группа, опасная для оккупационных властей, — продолжал министр иностранных дел. — Это — коммунистическая партия. Эту партию требуют обезвредить. Вы мне, наверно, скажете, что в воскресенье арестовали даже большее число коммунистов, чем требовали немцы. Но это же факт, что руководство коммунистической партии все еще на свободе. Из трех коммунистов — депутатов фолькетинга арестован только один. Второго упустили на Главном вокзале! А третьего вообще не смогли найти!

У меня имеется информация, каковой вы, господин начальник полиции, пе смогли добыть через ваших агентов. Мне, например, известно, что коммунистическая партия через своего представителя уже прошлым летом вела переговоры с безответственными кругами консерваторов о движении Сопротивления, об открытом сопротивлении оккупационным властям. Немцам это тоже известно. Я вынужден потребовать, чтобы беспорядкам был положен конец! Я требую обезвредить коммунистическую партию и арестовать ее председателя!

Начальник полиции отчаянно жестикулировал. Со слезами на глазах он говорил о трудностях, переживаемых СИПО. Вражда и интриги со стороны копенгагенской полиции в отношении государственной полиции нанесли непоправимый вред делу. К сожалению, можно без преувеличения утверждать, что прежний министр юстиции прямо-таки терроризировал СИПО и покушался на дело всей жизни старого министра юстиции Йеронимуса. Франсуа фон Хане, например, не дали возможности создать гражданскую разведку, и этот высокоодаренный работник редактирует ныне немецкие сводки в отделе прессы, подчиняющемся бюллетеню «Европейские корреспонденции» в Берлине, и получает жалованье в немецком посольстве, помимо Национального банка. Датская же полиция могла выплачивать ему лишь очень скромное месячное вознаграждение через издательство за «составление годового полицейского отчета». Второй талантливый сотрудник СИПО Ольсен предоставил себя в распоряжение немецкой контрразведки. Таким образом, СИПО лишилась своих лучших сил.

— У меня просто нет денег для оплаты труда этих людей! — жаловался начальник полиции.

Цементный министр схватывал все быстрее, чем можно было догадаться по выражению его лица. На одно мгновение министр иностранных дел как бы случайно задержал на нем взгляд, и тот сразу же понял, чего от него ждут.

— Извините, господин начальник полиции, — сказал он, — Если государство не может предоставить вам средства, необходимые для оплаты сотрудников, в помощи которых вы нуждаетесь для решения государственно важных задач, чего требует министр иностранных дел, я лично готов…

Тем самым цель встречи была достигнута, и вскоре господа расстались, чтобы заняться ответственными делами, возложенными на них в трудное для страны время. Цементный министр поехал в главную контору-своей фирмы на Вестергаде, начальник полиции-в Полицейское управление. Предварительно они договорились, что нужных полиции безопасности людей на следующий же день примут в Цементном министерстве, где и будут улажены все необходимые вопросы.

Эгон Чарльз Ольсен был тем человеком, которого начальник полиции Ранэ избрал для особо доверительных поручений во имя безопасности родины. За последнее время связи Ольсена с Полицейским управлением и вправду заметно ослабели. Он стал обладателем прекрасного кабинета в отеле «Англетерр» и постоянным сотрудником немецкой контрразведки. Ежедневно бывал в Дагмархусе и принадлежал к числу избранных, называвших Дядюшкой Гансом добродушного комиссара по уголовным делам Германсена.

В Цементном министерстве Эгона Чарльза Ольсена приняли как важную персону. Весело настроенный, благоухающий, в светлом летнем костюме с цветком в петлице, он вошел в кабинет министра. Министр какое-то мгновение взирал на него с открытым ртом, словно увидел знакомого. Но он тут же закрыл рот и ограничился сердечным рукопожатием со своим благоухающим гостем, и оба постарались забыть о том, что встречались раньше.

Они беседовали лишь о размерах вознаграждения услуг Ольсена. Его требование заставило министра еще раз открыть рот от изумления. Но Ольсен пояснил, что у него значительные расходы на представительство и, кроме угощения, ему приходится платить мелким доносчикам наличными.

Собеседники договорились, что Ольсен будет получать вознаграждение, равное жалованью начальника департамента министерства. Ежемесячно ему будут выплачивать это вознаграждение в кассе цементного треста на Вестергаде.