Андрей Костин - Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И. В. Сталина

• Название: Июнь 1941-го. 10 дней из жизни И. В. Сталина
• Автор: Андрей Костин
• Издательство: Эксмо: Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41151-1

Миф о том, что в первые дни войны Сталин испугался ответственности и впал в «прострацию», был официально озвучен Н. С. Хрущевым на XX съезде КПСС и с тех пор практически никем не опровергался и даже вошел в учебники новейшей истории России.

Автором настоящей книги этот миф, просуществовавший свыше 50 лет, разрушен до основания. Читателю предлагается увлекательная история зарождения, становления и «триумфального» шествия данного мифа и оригинальная версия его крушения. Попутно автор развеял еще несколько легенд и мифов, сложившихся вокруг Великого полководца Второй мировой войны, в том числе один из самых «свежих» о том, как Сталин якобы готовился лично принимать Парад Победы 24 июня 1945 года…

---

Наличие журналов (тетрадей) регистрации лиц, принятых Сталиным в его кремлевском кабинете, подвело многих «исследователей» поведения И. В. Сталина в первые дни после начала войны. Вернее, не само наличие журналов, а отсутствие информации об их наличии, а если точнее — отсутствие информации о содержательной части этих журналов. Публикация журналов камня на камне не оставляет от результатов многочисленных «исследований» якобы беспрецедентного поведения И. В. Сталина в первые дни войны, который «впал в прострацию», ушел в себя, никого не принимал, не предпринимал никаких действий по руководству страной и ее вооруженными силами в критические для страны дни, отказался выступить с обращением к народу, поручив это народному комиссару иностранных дел В. М. Молотову. При этом по разным «источникам» период «прострации» Сталина приходится на разные дни, но у всех в период первой декады после начала войны.

Точное время отсутствия вождя в Кремле по болезни указал В. М. Жухрай: «Сталин не появлялся в Кремле трое суток— 23, 24 и 25 июня 1941 года, поскольку И. В. Сталин «пролежал пластом, никого не принимая, без еды. Есть из-за нарыва в горле он не мог. В эти дни, кто бы ни звонил, получали один и тот же ответ: «Товарищ Сталин занят и разговаривать с Вами не может». Далее В. М. Жухрай пишет:

«О болезни Сталина не знала даже его личная охрана. Не знали и члены Политбюро ЦК ВКП(б). И. В. Сталин решил факт своей болезни сохранить в строжайшей тайне, чтобы не радовать врага и не деморализовать советский народ, который возлагал на него все свои надежды.

Один из личных охранников Сталина Лозгачев в своих воспоминаниях отмечал, что Сталин из-за болезни в первые месяцы войны несколько осунулся и почернел, но позднее вошел в норму. Появились утверждения, что якобы, согласно записям дежурных секретарей в приемной Сталина, 23, 24 и 25 июня 1941 года он посещал Кремль и даже принимал посетителей. Так, указывалось, что 23 июня 1941 года Сталин принял Молотова, Ворошилова, Берию, Тимошенко, Ватутина, Кузнецова и Жигарева.

Вероятно, это ошибочное утверждение»{7}.

От себя добавим: Сталин еще и Кагановича принял (вошел в кабинет И. В. Сталина в 4 часа 30 минут и покинул его в 5 часов 20 минут). Это утверждение, вопреки мнению В. М. Жухрая, не может быть ошибочным, поскольку И. В. Сталин, согласно записям в Журнале регистрации посетителей, активно работал не только 23 июня 1941 года, когда кроме утреннего приема 8 человек (с 3 часов 20 минут до 6 часов 25 минут), он принял еще 13 человек во время вечернего приема (с 18 часов 45 минут до 1 часа 25 минут ночи уже 24 июня). Напряженная работа продолжалась вечером 24 июня (с 16 часов 20 минут до 21 часа 30 минут) и после краткого перерыва возобновилась 25 июня 1941 года буквально с часу ночи до 5 часов 50 минут утра (всего было принято в этот день 20 человек — 24 июня), далее во время вечернего приема с 19 часов 40 минут до часу ночи уже 26 июня (всего 25 июня было принято 29 человек). Итак, за трое суток «болезни» Сталина было принято в кремлевском кабинете 70 человек, на что ушло 25 часов рабочего времени вождя. Если верить записям в Журнале, а им не верить нет каких-либо оснований, не мог в эти три дня «болеть» И. В. Сталин.

Но Жухрай далее пишет: «Бывший в то время первым заместителем Сталина Вячеслав Молотов утверждает, что в эти дни Сталин находился на даче в Волынском и в Кремле не появлялся»{8}. И еще: «Нарком Военно-Морского флота Кузнецов, который указан в записях дежурных секретарей как бывший на приеме у Сталина 23 июня 1941 года, утверждает, что он 22, 23, 24 июня не мог найти Сталина и добиться встречи с ним»{9}. (Есть утверждение, что даже в течение недели. — А.К.).

«Интересно, что ни один из указанных в списке якобы присутствовавших на приемах у Сталина 22, 23 и 24, 25 июня 1941 года никаких воспоминаний об этих встречах не оставил. Все воспоминания о встречах со Сталиным начинаются с 26 июня 1941 года. Интересно, что в эти дни нет ни одной резолюции, ни одной пометки Сталина ни на одном документе.

А вот что рассказал сотрудник личной охраны И. В. Сталина подполковник Борисов Михаил Евдокимович, дежуривший в тот день у ворот дачи в Волынском:

«22 июня 1941 года Сталин возвратился из Кремля поздно вечером и больше 23,24 и 25 июня 1941 года никуда не выезжал. К нему тоже никто не приезжал. Прошла лишь одна машина с закрытыми шторами, которую мне было приказано пропустить без проверки. Впоследствии я узнал, что приезжал профессор Преображенский, который длительное время был личным врачом Сталина»

Интересен и такой факт. Обычно члены Политбюро ЦКВКП(б) после работы приезжали в Волынское к Сталину, где во время обедов и ужинов продолжали обсуждать дела. 23, 24 и 25 июня 1941 года таких посещений не было. В эти дни члены Политбюро Сталина не видели и терялись в связи с этим в догадках по поводу происходящего»{10}.

К вышеприведенным аргументам, якобы обосновывающим версию В. М. Жухрая о том, что И. В. Сталин никого не принимал и не появлялся в Кремле в течение трех дней, мы еще вернемся. Однако еще раз подчеркнем, что нет никаких оснований считать «ошибочными» записи в журналах регистрации посетителей в течение этого времени. Напротив, только благодаря этому документу можно обоснованно отвергнуть всякую ложь в отношении поведения И. В. Сталина в первые дни войны. Других документальных источников, кроме воспоминаний свидетелей, нет!

О значении записей в журналах для разоблачения лжи «о прострации Сталина» впервые высказался генерал-полковник в отставке Ю. А. Горьков в своей книге «Кремль. Ставка. Генштаб», вышедшей в свет в 1995 году. Ю. А. Горьков, в то время консультант Историко-архивного и военно-мемориального центра Генерального штаба, ознакомившись с материалами, опубликованными в журнале «Исторический архив» (1994, № 6; 1995, №№ 2, 3, 4, 5, 6; 1996, №№ 2, 3, 4, 5, 6; 1997, № 1) высоко оценил Журнал: «Совершенно особое значение имеет уникальный бесценный источник — журнал регистрации лиц, посетивших его (Сталина. — А.К.) в кремлевском служебном кабинете, хранящийся ныне в архиве Президента Российской Федерации (бывший архив Политбюро ЦК КПСС)».

На самом деле, данные этого уникального исторического документа разоблачают ложь о великом полководце Второй мировой войны. Вот как об этом пишет генерал Горьков:

«Вернемся к первым дням Великой Отечественной войны. Именно вокруг них сконцентрировалась наиболее густая атмосфера сплетен и слухов. К сожалению, уже стало хрестоматийным мнение, что в эти дни И. В. Сталин, якобы глубоко подавленный крахом своей наступательной доктрины, обманутый и униженный Гитлером, впал в глубокую апатию, а 22 и 23 июня вообще беспробудно пьянствовал, не принимая никакого участиям делах управления государством. Так вот, анализ журнала посещений И. В. Сталина показывает, что И. В. Сталин находился в своем кремлевском кабинете с раннего утра 22 июня 1941 года»{11}.

Кстати, в своей уничижительной критике фальсификаторов истории и родоначальников мифа о «прострации Сталина» генерал несколько перегнул палку, поскольку о «беспробудном пьянстве» Сталина в эти дни его мифического уединения, кажется, никто не писал. А если писал и генерал знал об этом, то почему бы ему так прямо и не сказать, вернее, указать, на источник этого слуха.

Однако, несмотря на обнародование Журнала регистрации посещений, поток лживых публикаций в оправдание сложившегося мифа о недееспособности Сталина в первые дни (первую неделю, первую декаду) войны не прекратился. Напротив, некоторые авторы сумели воспользоваться публикацией Журнала для… подтверждения мифа! Больше всех в этом преуспел гламурный псевдописатель и псевдоисторик Э. Радзинский, который описывает ситуацию, сложившуюся в первые часы и дни после начала войны, располагая не только данными Журнала посещений, но и неопубликованными до сегодняшнего дня мемуарами Я. Чадаева, бывшего в то время управляющим делами Совнаркома.

Я. Чадаев был вхож в кабинет Сталина, поскольку только ему последний поручал вести протокольные записи всех заседаний Правительства и Политбюро ЦК КПСС, проходивших в его кремлевском кабинете.

Поскольку, как утверждает Чадаев в своих воспоминаниях, он «был единственный, кому Сталин разрешал записывать», то его мемуары, повествующие о драматическом начале войны, написанные уже после смерти Сталина, представляют огромный интерес для исследователей. Нам представляется, что уже давно пора опубликовать рукопись Чадаева, которая по-прежнему засекречена и хранится в секретном фонде Архива Октябрьской революции. Присутствие самого Я. Чадаева в кабинете И. В. Сталина в Журнале регистрации посетителей не фиксировалось.

Между прочим, приведенные Э. Радзинским в его двухтомнике «Сталин. Жизнь и смерть» выдержки из рукописи Я. Чадаева косвенно подтверждают версию В. М. Жухрая, что Сталин прибыл в Кремль утром 22 июня тяжело больным: «На рассвете у Сталина были собраны члены Политбюро плюс Тимошенко и Жуков. Докладывал Тимошенко: «Нападение немцев следует считать свершившимся фактом, противник разбомбил основные аэродромы, порты, крупные железнодорожные узлы связи…». Затем Сталин начал говорить, говорил медленно, подыскивая слова, иногда голос прерывала спазма»{12}. На тяжелое физическое состояние вождя Чадаев обратил внимание сразу после его прибытия в Кремль: «Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие»{13}.