Нина Катерли - Сказание о Громушкиных

• Название: Сказание о Громушкиных
• Автор: Нина Катерли
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

Об этом открытии Юля тайком сообщила матери, и, презрев отцовские запреты, они выбрали день, когда отец был занят – готовился к очередной ревизии, – и отправились на дачу на электричке. С собой захватили подходящую одежду, ее мадам Громушкина одолжила у костюмерши одного театра, постоянной клиентки мужа. Сказала, что они с дочкой идут на маскарад к знакомым и хотят всех поразить – будто они дамы из XIX века. Не особо богатые, не высший свет, а так, среднего сословия. В корзину, захваченную для покупок, были положены стеклянные бусы, китайская шаль и еще кое-что по мелочи…

Добираться пришлось пешком, шли через лес, сверяясь с картой, босиком, погода была теплая – стояло лето, так что до села добежали – не заметили.

А там как раз базар! И чего только нету. И мед в бочонках, и свежайший творог, и сметана: поставишь ложку – не упадет! А окорок!..

В разговоры с крестьянками не вступали. Просто показывали свой товар, те цокали языками от восторга, особенно от фальшивых жемчужных ожерелий. Да и шаль одна тетка схватила, а взамен – кринку сметаны и горшок с творогом. Не успели ахнуть – затоварились. А как нести назад? Пришлось за бутылку водки с содранной загодя наклейкой нанимать мужика с подводой. Бутылку, сняв пробку с винтом, заткнули бумагой, мужик открыл, понюхал, просиял. Довез до места, а там мать с дочерью вылезли среди чиста поля, то есть луга, где у куста, заваленная лапником, ждала их Машина. Махнули рукой – езжай мол, дядя. Мужик только плечами пожал – скаженные. Но уехал – кто их поймет, барские причуды.

Покупки затолкали в Машину, вернулись на дачу и поставили что надо в холодильники, их у Громушкиных на даче имелось аж два. Только меду Юлька упросила мать отложить в поллитровую баночку и взять с собой. И весь творог оставлять не хотелось. Да и сметану. Взяли, сколько смогли унести, да побрели на электричку.

Надеялись, отец не заметит приобретений, но он-то в качестве продуктов питания, слава Богу, разбирался. Увидел и сразу догадался что откуда. И, покушав творожку со сметанкой, устроил такой скандал, что стекла в квартире дрожали. Было строго наказано: "Чтоб в первый и последний раз!" А на Машину он приделает замок и ключ будет держать у себя, чтоб без баловства. "За угощение, конечно, спасибо, но лучше век не пробовать вашей вкуснятины, зато не сидеть в тюрьме!" При чем тут тюрьма, объяснять не стал, ушел в спальню и там закурил сигарету. Назло. Обычно курил в кухне в форточку, а тут – в спальне. А на другой день съездил на дачу и врезал-таки в Машину хитроумный замок. И спрятал ключ.

Все бы ладно, да крики папашины слышал подросший уже Витек, сидевший в соседней комнате, – будто занят своей музыкой и ни до чего ему дела нет.

Парню было семнадцать, школу английскую он кое-как закончил и теперь кое-как учился в Торговом техникуме. Да и учиться там ему было особо нечему, он и так в торговле понимал лучше своих преподавателей. У Витька к коммерции был прямо талант, видно, от отца. А умение считать – от матери. Вот характер другой, уж это точно. Вкладывать полученные "слева" деньги в кассу? Ну не маразм?

Впрочем, денежки у Витька всегда водились. Парень он был красивый, продавщицы из "Пассажа" так и млели и продавали ему из-под прилавка какой угодно дефицит – хоть польский трикотаж, хоть сапожки венгерские, хоть ковер…

А он осчастливливал папашиных клиенток, имея с этого солидный навар. С дамами у него была договоренность – чтобы все шито-крыто, отец убьет, он у нас честный, член КПСС и вообще… Дамы строили юноше глазки и буквально выхватывали товар из рук. А которые помоложе, зазывали к себе в гости – "на чаек". Так что и радости любви Витя познал рано.

От армии папа его отмазал по здоровью, устроил работать к друзьям в "Елисеевский" магазин. Но кончилось это скандалом. Витя попался на обвесе покупателей, чуть было не завели уголовное дело, пришлось хлопотать, платить и адвокатам, и судье. Взял его Громушкин к себе в магазин, чтоб был под присмотром. Но за всем не углядишь – Витя удвоил операции с перепродажей шмоток и жил припеваючи. Юлия, которую брат теперь называл не иначе, как Джуди, продолжала дружить с сыном профессора и собиралась после школы в университет на исторический. Мать старела, но не сдавалась – массажистки, маски, заграничный крем, окраска волос, модная одежда. Только вот с диетой не могла справиться – была когда-то пышкой или пончиком, теперь расплылась квашней. Но Громушкина это устраивало – хорошего человека, как говорится, должно быть много, и чем больше, тем лучше.

Тем временем шли годы, на горизонте забрезжила "перестройка", а пока в магазинах и на складах стали пропадать то одни, то другие товары. Как только что-нибудь такое намечалось, Громушкин ехал на дачу, отправлялся на Машине на полгода-год назад и приобретал будущий дефицит в неограниченном количестве, складируя тут же, в гараже. Или запихивал в холодильники. Чтобы когда сливочного масла или, допустим, кофе в зернах будет даже в очереди не достать, а на сахар введут талоны, быть во всеоружии. Обеспечить и семью, и клиентуру. Нюх у него на ситуацию в торговле был отменный – так оно все и случалось, пропадали масло и кофе, а позже, когда пришел Горбачев, началось такое с сахаром, сигаретами и спиртным, что только догадливый и сметливый Громушкин не знал горя.

Не знал он и того, что не менее сметливый сынок Витюша давно уже позаимствовал у него ключ от Машины, что стояла в гараже, и сделал дубликат. У Витька были собственные планы.

К походу, который Витя называл про себя "операция И", он подготовился тщательно. Купил тренировочный черный костюм, достал через знакомых черные кроссовки. Лучше бы, может, подошли резиновые сапоги, но в сапогах бежать неудобно и медленно, а тут понадобится мобильность. Потом, порывшись в упрятанных в нафталин осенне-зимних вещах, вытянул оттуда материн черный берет, срезал хвостик, торчащий посередине, зато пришил с двух сторон по кусочку обувного черного шнурка. После чего промазал куски шнурка клеем и дал подсохнуть – чтоб торчали.

Рюкзак по делу тоже надо бы взять черный, но и темно-синий сойдет. В рюкзак положил кое-какой инструмент – кусачки, там, ножик, набор разных ключей, видно будет, какой подойдет. Главный ключ – от гаража повесил на веревочке на шею, не дай Бог, потеряется. Ну, еще стамеску прихватил, фонарик. Пожалуй, и все.

Накануне попросил отца дать ему завтра вечером "жигуленка" – он-де обещал Марине Гурвич покатать ее по ночному городу. Знал, что ради Марины папаша никогда не откажет, они с матерью спят и видят, чтобы сын на ней женился. Вообразили, будто у них роман, старые дураки! Волнуются, что сын никак не выберет невесту. Сколько у Витька было девиц, ни одна им не нравится – эта слишком вертлявая да подвидная, сразу ясно – лезет в семью, у той родители неподходящие, из работяг, и сама продавщица (будто папа у нас академик!), а другая просто личиком не вышла, куда нашему красавчику такое рыло? Витек встречался, понятно, с кем хотел, хата всегда отыщется, а Марину время от времени приводил в дом. И уж тут начиналось: "Мариночка, покушайте то, попробуйте се. А как там ваша учеба? Прекрасную выбрали специальность, врач-стоматолог – это интеллигентно, и деньги хорошие"… А уж "пятый пункт" – это до лампочки, хотя вообще-то на такие вещи родители внимание обращали: "хитрые они, своего не упустят, своих тянут – круговая порука"… Но попробуй упрекни Громушкина в юдофобстве! "Кто? Я?! Да у меня и друг есть, Изя Гурвич. Золотой мужик, выгоду свою понимает – это да, но без этого не проживешь!"

Марина Гурвич красотой особой не блистала, ножки коротковаты, попа, уже сейчас видно, будет, как говорят, шире маминой, да и носик длинноват. Но выглядела – ничего не скажешь… А главное, настоящий товарищ. С Витьком они были знакомы с детства, на одном, как мать выражается, горшке выросли, хоть это и преувеличение. В одну школу ходили – это верно. И всегда дружили – Маринка прикрывала Витькины хулиганства, он в последнее время – ее образ жизни. А образ жизни этот у Гурвичей вызывал ужас, потому что дружбу водила (а, может, и спала?) их дочь не с приличными молодыми людьми из хороших еврейских семей, а со всякой рванью – непризнанными гениями из котельных: художниками и сочинителями чепухи, которую никто не печатает. В дом такого патлатого приведешь – нарвешься на скандал.

Витек, конечно, тоже не был мальчиком из еврейской семьи, а если грубо сказать, то "фоняк". Но тут большую роль играла дружба с Громушкиными, да и внешний вид молодого человека – всегда с иголочки. И отличное воспитание: маме Гурвич обязательно поцелует ручку и скажет комплимент, с папой сядет играть в шашки и продует. А Марину приглашал все на спектакли да на выставки. Или навещали вдвоем какого-то Савелия, калеку, инвалида с детства. Того, понятно, в гости не позовешь, так что Мариночка с Витей ходили к нему сами – помочь, вывезти в коляске на прогулку, просто поговорить. Что ж, дело благородное, иногда надо и помочь человеку бескорыстно, это украшает.