Виталий Гладкий - Приключения-91

• Название: Приключения-91
• Автор: Виталий Гладкий
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1991

Сборник остросюжетных, приключенческих произведений.

---

Туда, немедленно к ней! Я выскакиваю в пустынный коридор управления и мчусь к выходу. Только бы успеть, не опоздать...

Такси, в котором я ехал, еще не успело развернуться, а мои ноги уже стремительно отсчитывали последние ступеньки лестничного марша, в конце которого солидно высится дубовая резная дверь квартиры покойного Лукашова.

Звоню. Еще и еще раз. За дверью ни шороха, ни звука. Хотя что можно услышать, если на полу прихожей пушистый болгарский ковер ручной работы, в котором ноги утопают по щиколотки, а дверь такой толщины, будто ее сняли с бомбоубежища?

Наконец звякает, отодвигаясь, массивный засов (его поставила Тина Павловна после ночного визита бандитов), затем поворачивается ключ в замочной скважине, и дверь медленно отворяется.

Жива! Я облегченно вздыхаю и прячу пистолет в кобуру.

— Вечер добрый! Не рады? — говорю, широко улыбаясь.

Она молча смотрит на меня остановившимися глазами, затем, будто опомнившись, отступает в глубь полутемной прихожей.

— Проходите... — тихо говорит, покусывая нижнюю губу.

Я переступаю порог, закрываю дверь и только теперь замечаю в тусклом свете бра, что на ее ресницах блестят слезинки. С чего бы?

Хочу спросить, но не успеваю: удар, который мог бы свалить и быка, швыряет меня на вешалку с одеждой. Удар мастерский, выверенный, в челюсть. Удивительно, но я еще сохраняю крупицы сознания: цепляясь за металлические завитушки стилизованной под «ретро» вешалки, пинаю ногой наугад в глыбастые человеческие фигуры, которые готовы обрушиться на меня. В ответ слышу вскрик и матерное слово, но порадоваться не успеваю: снова сильнейший удар, на этот раз он приходится мне в плечо. Валюсь на пол, перекатываюсь, на меня кто-то падает. Пытаюсь выскользнуть из-под тяжеленной туши, придавившей меня к ковру, хочу дотянуться до рукоятки пистолета... — и полный мрак, звенящая пустота...

Очнулся я в кресле. Надо мной склонился широкоплечий детина с маленькими глазками и низким лбом. Он держал в своей волосатой руке клок ваты, пропитанный нашатырем, и время от времени совал его мне под нос.

— Оставь его, Феклуха... — чей-то голос сзади. — Он уже оклемался.

Я помотал головой, пытаясь восстановить ясность мышления, и взглянул на говорившего. И ничуть не удивился, узнав в нем того самого бандита с автоматом «узи», который едва не отправил меня на мосту к праотцам.

— Старые кореша... — ухмыльнулся он. — Наше вам... Какая встреча...

Я промолчал. Интересно, где Тина Павловна? Что с ней? В комнате ее не было. Чертовски болит голова...

— Здравствуйте, Ведерников...

Высокий худощавый мужчина лет шестидесяти с нескрываемым любопытством рассматривал меня, заложив руки за спину. Представляю, как выглядит моя многострадальная физиономия...

— По-моему, вы слегка перестарались, — добродушно обращается к двум громилам, которые, как почетный караул, стоят едва не навытяжку возле моего кресла.

Феклуха захихикал. Второй поторопился пододвинуть худощавому кресло на колесиках.

Худощавый сел. Он был сед, крючконос; его слегка выцветшие глаза смотрели остро, испытующе.

— Я так и предполагал... — наконец молвит он, удовлетворенно откидываясь на спинку кресла. — Вы крепкий орешек, Ведерников. Это похвально. Люблю сильные, незаурядные личности.

Худощавый небрежно щелкнул пальцами два раза, и Феклуха быстро подал ему тонкую зеленую папку.

— Это то, из-за чего разыгрался весь сыр-бор, — худощавый показал мне несколько машинописных листков, достав их из папки. — Имена, адреса, суммы выплат нашим партнерам по бизнесу и, скажем так, помощникам. Ну и так далее.... Короче говоря, компромат, который собирал Лукашов на своих ближайших друзей-приятелей. А это, согласитесь, некорректно. И, естественно, у нас наказуемо. Эту папку нам любезно предоставила Тина Павловна. Правда, мы ее настоятельно попросили об этом одолжении. Эту папку она бережно хранила как память о безвременно усопшем муже.

Он умолк, исподлобья глядя на меня, — похоже, ждал вопросов, приглашал к разговору. Ну что же, побеседуем...

— Где Тина Павловна? — спрашиваю, непроизвольно морщась от боли видимо, моя челюсть требует серьезной починки, хотя сомнительно, судя по нынешним обстоятельствам, что мне представится когда-либо такая возможность...

— Жива-здорова, — натянуто улыбнулся мой собеседник. — Что с ней станется? К Тине Павловне мы теперь особых претензий не имеем. Она просто заблуждалась.

— А ко мне?

— К вам? — взгляд худощавого суровеет. — Кое-какие есть...

— Например?

— Мы вам советовали не копать так глубоко в деле Лукашова. Вы не послушались. И это очень прискорбно.

— Почему?

— Как вам сказать... Вы здорово подвели некоторых товарищей. К примеру, некий Лузанчик, с которым вы беседовали о наших проблемах, от расстройства принял несколько большую, чем требовалось, дозу морфия и... Надеюсь, понятно... А ему бы еще жить и жить...

Значит, они кончили и Лузанчика...

— Кого я еще... подвел?

— Узнаете в свое время.

— Это когда архангелы загудят в свои трубы?

— Думаете?... — Худощавый снисходительно ухмыльнулся. — Ну что вы... Зачем нам это? У вас своя парафия, у нас своя. Мы антиподы, но, увы, существовать друг без друга просто не можем. Не вы, так другой, третий... Зачем нам ссориться? Каждый занимается своим делом, всего лишь...

А ведь он позер... Странно, почему я вовсе не ощущаю страха? Неужели они выпустят меня живым? Сомневаюсь...

— Вы нам уже неопасны, Ведерников, — тем временем после небольшой паузы продолжил худощавый. — И все же мне не хочется конфронтации. Поэтому я предлагаю соглашение: вы изымаете из дела Лукашова ту записочку, которую написала Тина Павловна за день до смерти мужа, а мы вам выдадим его убийцу. Думаю — нет, уверен! — что вы сразу же получите повышение по службе и награду. Игра стоит свеч.

В. А.! Это он! Как же мне это сразу не пришло в голову?! Худощавый, видимо, прочел в моих глазах, что я понял, с кем имею дело, и с высокомерным видом кивнул, клюнул своим хищным носом-клювом.

— Нет! — ответил я твердо, насколько мог.

— Я в вас не обманулся... — В. А. посмотрел на часы и встал. — Уже ночь, поздно, а у меня еще есть кое-какие безотлагательные дела. Привяжите его, да покрепче, — приказал он своим подручным, недобро зыркнув на меня ледяным взглядом.

Приказ В. А. они исполнили быстро и на совесть — через одну-две минуты я был в буквальном смысле распят на арабском кресле. Сильная боль в грубо вывернутых назад руках вдруг всколыхнула всю мою ненависть к этим подонкам.

— Паскуда... — не сдержался я и выругался крепко, с яростью и вызовом глядя прямо в глаза В. А., который стоял напротив. — Все равно тебя достанут, не я, так другие.

— Весьма возможно, — спокойно ответил В. А. — Правда, это очень непросто, смею уверить вас. А по поводу записки Тины Павловны... Мы обойдемся и без вашей помощи. К утру записка будет лежать в моем кармане.

— Лозовой?.. — вырвалось у меня непроизвольно, — и тут же я едва не до крови прикусил губу: что ты болтаешь, олух царя небесного?!

В. А. вздрогнул. От его невозмутимости не осталось и следа: лицо пошло красными пятнами, в глазах полыхнула жестокость.

— Та-ак... — протянул он. — И это раскопал... Тем хуже для тебя — чересчур много знаешь... — В. А. на некоторое время задумался, Феклуха! — наконец прокаркал он вдруг охрипшим голосом: и, показав на дверь одной из спален, резко щелкнул пальцами.

— Гы... — придурковато осклабился Феклуха и в нерешительности затоптался на месте. Но, натолкнувшись на тяжелый взгляд В. А., отшатнулся в испуге и как-то боком, по-крабьи, завороженно глядя ему в глаза, потопал в спальню.

— Заткни менту пасть, — скомандовал В. А. второму бандиту.

Когда тот засовывал мне в рот кляп, я едва не потерял сознание от боли в сломанной челюсти.

— Ты сам выбрал свой путь. — В. А. склонился надо мною. — Я чуть было не совершил ошибку. Я думал, что ты все-таки внемлешь голосу рассудка и оставишь это дело. А возможно, и согласишься работать на нас. Увы, увы... — Голос его стал неприятным, скрипучим. — Я обязан принять меры предосторожности, несмотря на то, что ты вызываешь во мне симпатию...

За дверью спальни, где находился Феклуха, послышался какой-то шум, затем сдавленный крик или стон. В. А. недовольно поморщился. Дверь отворилась, и в гостиную вошел Феклуха, облизывая окровавленный палец.

— Курва... — заматерился он. — Грызанула мать ее... Все, шеф, кранты. Преставилась. Аппетитный был бабец, гы-гы...

— Помолчи! — резко оборвал его В. А. — Принеси канистру с бензином. Она в багажнике машины, — повернулся он ко второму своему подручному, который с безучастным видом стоял, прислонившись к стене, и поигрывал уже знакомым мне автоматом «узи».

— Бу сделано... — буркнул тот и не торопясь, вразвалку, пошел к выходу.

— А ты тащи сюда газеты, журналы, книги... любые бумаги, которые найдешь, — обратился В. А. к Феклухе. — Да поживей! Мы сейчас побрызгаем здесь бензином, — снова нагнулся он надо мной, — подожжем, и все превратится в пепел. И ты тоже. А уже сегодня утром у меня будет не только эта вшивая записка, но и все остальные бумаги по делу Лукашова. Вот так.